Я перебирала коробки с новогодними украшениями, когда локтем зацепила какую-то незнакомую картонную коробку. Она упала, крышка отлетела в сторону, и на пол высыпались вещи.
Аккуратно сложенный шелковый халат в цветочек. Пушистые тапки с опушкой из искусственного меха. Пачка влажных салфеток с запахом лаванды. Новая зубная щетка в заводской упаковке.
На всех вещах — бирки с надписью аккуратным каллиграфическим почерком: «К.И.». Клара Ивановна. Моя свекровь.
Я села на пол среди разбросанных вещей, пытаясь осмыслить увиденное. Коробка с приданым для постоянного проживания. В нашей тесной кладовке.
В нашей квартире, за которую мы с Ромой платим кредит почти треть своего дохода. В квартире, на первый взнос которой мы копили три года, отказывая себе даже в походах в кино и мороженом.
Застыв на коленях среди разбросанных коробок, я почувствовала, как холодеют кончики пальцев, а к горлу подкатывает тяжелый ком. Неужели Рома знал об этом? Или она тайком пронесла свои вещи, пока мы были на работе? В последний приезд Клара Ивановна гостила у нас целых две недели — подозрительно долго для обычного визита.
Перебирая содержимое коробки, я натыкалась на все новые свидетельства: ночная рубашка, аккуратно сложенные носовые платки, три упаковки её любимого чая.
Эта женщина готовилась к переезду. В наш дом.
За спиной раздался звук поворачивающегося в замке ключа.
— Юленька, ты дома? — голос Ромы звучал беззаботно. Он еще не знал, что я обнаружила.
Наша двухкомнатная квартира в новостройке на окраине города была нашей гордостью. Квартира досталась нам нелегко — сначала рассматривали вторичку, но цены кусались, а потом нашли этот вариант в строящемся доме.
Сэкономили, вложились на ранней стадии строительства и ждали, затаив дыхание, скрепя пальцы и боясь, что застройщик обанкротится. Но обошлось — дом достроили, и теперь у нас был свой уголок. Маленький, но свой. Только наш.
— Рома, можно тебя на минутку? — мой голос звучал натянуто, когда муж прошел в прихожую.
Он появился в проеме двери — высокий, темноволосый, с намечающимися морщинками от улыбки в уголках глаз. Эти морщинки когда-то и покорили мое сердце. Сейчас я смотрела на них без тепла.
— Что случилось, Юль? Почему ты сидишь на полу? — он нахмурился, заметив разворошенную коробку.
— Это ты мне скажи, — я указала на разложенные передо мной вещи. — Твоя мать переезжает к нам? Когда ты собирался мне об этом сообщить?
Лицо Ромы вытянулось, затем он растерянно потер затылок.
— Не понимаю… Откуда это здесь?
— Серьезно? — я подняла одну из бирок с инициалами «К.И.». — Ты ничего об этом не знаешь?
Рома медленно опустился на корточки рядом со мной, взял в руки халат с биркой и долго молчал, вертя его в руках. Я наблюдала за ним, пытаясь понять — действительно ли он удивлен или искусно притворяется.
— Мама ничего мне не говорила, — наконец произнес он. — Хотя… — он замолчал, явно что-то припоминая.
— Хотя что? — я не собиралась давать ему возможность собраться с мыслями и придумать оправдание.
— Она спрашивала недавно по телефону, как мы смотрим на то, чтобы она проводила у нас больше времени. Но о переезде речи не было.
— Больше времени — это сколько? — меня начинало трясти. — Неделю? Месяц? Год? Всю оставшуюся жизнь?
— Юля, давай без драмы, — Рома поднялся на ноги и устало провел рукой по лицу. — Я позвоню ей и выясню, что происходит.
— Без драмы? — мой голос поднялся на октаву выше. — Рома, в нашей кладовке полный набор для проживания твоей матери! В нашей квартире, за которую мы платим ипотеку еще двадцать два года! И ты говоришь мне не драматизировать?
— Я же сказал, что разберусь, — в его голосе появились стальные нотки. — Наверняка есть какое-то объяснение.
— О, я уверена, что есть, — я начала резко запихивать вещи обратно в коробку. — Объяснение в том, что твоя мать решила переехать к нам, а ты либо знал об этом и скрывал, либо она вообще не считает нужным с нами советоваться!
Рома молча наблюдал за моими судорожными движениями.
— Юля, остановись. Давай сначала поговорим с мамой и…
— Нет, Рома, — я поднялась на ноги, держа коробку перед собой как щит. — Сначала мы поговорим с тобой. А потом уже ты будешь разговаривать со своей мамой. Потому что это наш дом. Наш!
Клара Ивановна всегда появлялась так, будто входила на сцену театра. Высокая женщина с красиво уложенными седеющими волосами, всегда с маникюром в тон одежды, она заполняла собой пространство.
В свои пятьдесят восемь она казалась моложе — и держалась как женщина, уверенная в собственной неотразимости. Бывшая завуч школы, она привыкла, что её распоряжения выполняются беспрекословно.
Ещё бы — за тридцать лет работы с педагогами и непослушными старшеклассниками она отточила командный тон до совершенства.
Отношения с Кларой Ивановной никогда не были простыми. Мы не ссорились в открытую — все было гораздо тоньше и изощреннее. Она мастерски владела искусством комплиментов с ядом внутри.
Её фразы всегда начинались с похвалы и заканчивались уколом:
— Юля, рагу очень ароматное, хотя перец, конечно, лучше добавлять в самом конце варки.
— Юля, ты замечательно украсила комнату, хотя эти шторы немного мрачноваты для такого пространства.
— Юля, эта причёска тебе к лицу, хотя твой лоб, пожалуй, лучше немного прикрывать чёлкой.
Каждый раз после её визитов я чувствовала себя некомпетентной домохозяйкой, хотя была успешным бухгалтером, а домашние дела мы с Ромой делили поровну.
Но сейчас дело было не в её замечаниях. Дело было в наглом вторжении на нашу территорию.
— Я не понимаю, как ты можешь делать вид, что ничего не происходит, — сказала я Роме, когда мы сели за кухонный стол. — Твоя мать не просто так подписала свои вещи и спрятала их в нашей кладовке. Она готовится переехать. Это очевидно, разве нет?
Рома сидел, опустив плечи, и вертел в руках чашку с чаем.
— Юль, давай не будем делать поспешных выводов. Может, она просто оставила запасные вещи для визитов…
— Запасные? — я фыркнула. — Рома, там новый халат, тапочки, косметика! Зачем ей столько вещей для визитов?
— Не знаю, — удивился он, — Давай я просто позвоню ей и спрошу.
— И что ты скажешь? «Мама, мы нашли твои вещи, ты случайно не собираешься к нам переехать?» А она ответит, что вовсе нет, и это просто подарки, которые она хотела нам сделать сюрпризом.
— Юля, перестань выкручивать всё наизнанку! — он ударил ладонью по столу так, что подпрыгнули чашки.
Мы оба замерли, ошеломленные вспышкой гнева. Рома никогда не повышал на меня голос. За окном быстро темнело, сумерки заполняли кухню, но никто из нас не тянулся к выключателю. В полумраке не видно было выражения глаз, и это казалось правильным — слишком много горечи скопилось во взглядах.
— Знаешь, — наконец сказала я, чувствуя, как внутри все сжимается, — дело даже не в том, что твоя мать хочет переехать. Дело в том, что ты не видишь в этом проблемы.
— Я не говорил, что не вижу проблемы, — устало ответил Рома. Он провел рукой по щетине, которую не успел сбрить с утра. — Я просто хочу сначала спокойно во всём разобраться.
— А я уже разобралась, — я поднялась, отодвинув стул с резким скрипом. — И знаешь что? Решай сам, что делать дальше. Но если твоя мать переедет к нам, я не смогу здесь оставаться.
Не дожидаясь ответа, я вышла из кухни. За спиной слышалось тяжелое дыхание Ромы, но он не окликнул меня, не попытался остановить.
***
Утром субботы меня разбудили звуки возни в прихожей. Рома натягивал куртку, стоя у зеркала.
— Ты куда? — спросила я, кутаясь в одеяло.
— К маме поеду, — ответил он, не оборачиваясь. — Надо прояснить всю эту ситуацию.
Я хотела предложить поехать с ним, но что-то остановило меня. Может, взгляд, которым он смотрел в зеркало — решительный, но с затаенной тревогой. Может, собственная неуверенность.
— Хорошо, — сказала я. — Звони, если что.
Хлопнула входная дверь, и я осталась одна. Может, так даже лучше. Наедине с матерью Рома скажет то, что стесняется сказать при мне.
Я провела утро, нервно убираясь в квартире и размышляя о ситуации. Возможно, я слишком остро отреагировала? Но коробка с вещами Клары Ивановны не давала мне покоя. Это было так… неправильно. Словно она уже считала наш дом своим.
Наша квартира была маленькой — всего две комнаты. Где должна была жить свекровь? В гостиной? Постоянно на виду? Или, может быть, она рассчитывала, что мы отдадим ей спальню, а сами переберемся на диван? Эта мысль вызвала новую волну раздражения.
Телефон заверещал так неожиданно, что я вздрогнула.
— Алло, — буркнула я, не глядя на экран.
— Юлечка, золотце моё, как поживаешь? — голос Клары Ивановны звенел бодростью. Так обычно говорят с маленькими детьми или с тяжелобольными — преувеличенно радостно, с напускным оптимизмом.
Я замерла с тряпкой в руке. Почему звонит она, а не Рома?
— Здравствуйте, Клара Ивановна, — холодно ответила я. — Нормально. А где Рома?
— Ромочка у меня, конечно. Мы с ним очень мило побеседовали, и я все ему объяснила. Но мне кажется, нам с тобой тоже нужно поговорить.
— О чем же? — я старалась сохранять спокойствие.
— О моих вещах, которые ты нашла, — без обиняков сказала она. — Рома рассказал мне, что ты очень расстроилась. И я хочу все объяснить лично, если ты не против.
— Конечно, — я сжала в руке тряпку так, что костяшки побелели. — Я слушаю.
— Нет-нет, не по телефону, — засмеялась Клара Ивановна. — Я думаю, нам лучше встретиться. Ромочка останется здесь, у меня, на обед, а ты могла бы подъехать к нам. Что скажешь?
Я подавила желание отказаться. Нет, лучше разрешить эту ситуацию раз и навсегда.
— Хорошо, — сказала я. — Буду через час.
Трехкомнатная квартира Клары Ивановны находилась в Подмосковье. Клара Ивановна встретила меня, одетая в элегантный костюм цвета слоновой кости, словно собиралась на официальный прием, а не на семейный разговор.
— Юлечка, проходи, дорогая, — она распахнула дверь и поцеловала меня в щеку. Я неловко обняла её в ответ.
Рома сидел в гостиной, напряженный и непривычно молчаливый. Он кивнул мне, но не встал, чтобы поприветствовать. Неужели они поссорились?
— Присаживайтесь, девочка моя, — Клара Ивановна жестом указала на кресло. — Чай? Кофе?
— Нет, спасибо, — я опустилась в кресло, не снимая сумочку с плеча, словно готовая в любой момент уйти. — Давайте перейдем к делу.
Свекровь изящно опустилась на диван рядом с сыном.
— Ромочка рассказал мне, что ты нашла мои вещи и очень расстроилась, — начала она. — Я должна принести свои извинения. Мне следовало обсудить с вами обоими свои планы.
— Планы? — я напряглась еще больше.
— Да, дорогая, — Клара Ивановна улыбнулась. — Видишь ли, я решила продать свою квартиру. Тут такой хороший район, цены растут, и сейчас самое время. А сама я планировала немного пожить у вас, пока не подыщу себе что-то поменьше, но в этом же районе. Не хочу торопиться с покупкой новой квартиры, нужно выждать хорошее предложение.
Я почувствовала, как у меня перехватывает дыхание. Значит, я была права!
— И… на какой срок вы планировали у нас остановиться? — спросила я, стараясь, чтобы голос звучал нейтрально.
— Ну, дорогая, продажа квартиры и поиск новой — это же процесс небыстрый, — Клара Ивановна сделала неопределенный жест рукой. — Месяца три-четыре, я думаю. Может, полгода. Нужно ведь и документы оформить, и ремонт в новой квартире сделать.
Я посмотрела на Рому. Он сидел, опустив глаза, и молчал.
— И вы решили это, не обсудив с нами? — мой голос дрогнул.
— Я обсуждала с Ромочкой, — Клара Ивановна перевела взгляд на сына. — Правда, только в общих чертах, не конкретные сроки.
— Рома? — я посмотрела на мужа в ожидании объяснений.
Он наконец поднял глаза.
— Мама упоминала, что хочет продать квартиру, — медленно произнес он. — Но про переезд к нам… Я думал, это просто разговоры. Что она рассматривает разные варианты.
— Но ты не был против, верно? — в моем голосе появился металл.
— Юля, я…
— Рома никогда не подводил меня, — перебила его Клара Ивановна. Она протянула руку и похлопала сына по колену, словно маленького. — С самого детства он был чутким, понимающим. Я вырастила его таким. И потом, разве это так ужасно — пожить у родных людей несколько месяцев? — Она посмотрела на меня с вызовом. — Вы ведь моя семья.
Внутри поднималась волна гнева и обиды. Они всё уже решили без меня. Клара Ивановна просто поставила нас перед фактом. А Рома… Муж, который клялся быть со мной в горе и радости, просто отмалчивался, позволяя матери распоряжаться нашей жизнью.
— Видите ли, Клара Ивановна, — я старалась говорить спокойно, хотя внутри все клокотало, — у нас маленькая квартира. Всего две комнаты. И мне не совсем понятно, где вы планировали разместиться.
— О, я неприхотлива, — отмахнулась она. — Диван в гостиной вполне подойдет.
— На полгода? — я подняла брови. — А вы подумали о том, что у нас с Ромой не будет личного пространства? Что мы не сможем пригласить друзей? Что вся наша жизнь будет проходить у вас на глазах?
— Юля, ты преувеличиваешь, — наконец подал голос Рома. — Все не так страшно.
— Не так страшно? — я перевела взгляд на него. — А ты представляешь, каково это — жить с родителем одного из супругов? Постоянное напряжение, необходимость соответствовать чужим ожиданиям, отсутствие возможности просто расслабиться в собственном доме?
— Ну что ты, Юлечка, — Клара Ивановна попыталась взять меня за руку, но я отстранилась. — Я буду очень деликатна. Вы даже не заметите моего присутствия.
Я горько усмехнулась.
— Клара Ивановна, — я набрала в грудь воздуха, подбирая слова. — При всем уважении, но… вы никогда не сможете быть просто гостьей. Вы всю жизнь руководили людьми. Вы привыкли, что все подчиняются вашим правилам. И в вашем доме это правильно, это ваше право. Но в нашей квартире… — я выделила голосом это слово, — мы с Ромой сами устанавливаем порядки.
В комнате повисла тяжелая тишина.
— Что ж, я вижу, — медленно произнесла Клара Ивановна, выпрямляя спину, — что ты не рада моему присутствию в вашем доме.
— Дело не в этом, — я покачала головой. — Дело в том, что такие важные решения нужно принимать вместе, а не ставить другого человека перед фактом.
— Юля права, мама, — неожиданно произнес Рома. — Нам нужно было обсудить это вместе. Все трое.
Клара Ивановна пристально посмотрела на сына, затем перевела взгляд на меня.
— Что ж, — сказала она с натянутой улыбкой, — я понимаю. Возможно, я действительно поторопилась. Но я могла бы подумать о гостинице на первое время, пока ищу новую квартиру…
— Если вам нужны деньги, — предложила я, чувствуя укол совести, — мы могли бы помочь. Но жить вместе… это слишком сложно.
— О, что ты, деньги тут ни при чем, — Клара Ивановна гордо выпрямилась. — Я просто хотела быть ближе к сыну. К вам обоим. Но я вижу, что это… неуместно.
Она поднялась, давая понять, что разговор окончен.
— Я заберу свои вещи при следующем визите, — сказала она официальным тоном. — И прошу прощения за доставленные неудобства.
С этими словами она вышла из комнаты, оставив нас с Ромой наедине.
В такси по дороге домой мы не проронили ни слова. Рома смотрел в окно, сжав губы. На его скулах ходили желваки — верный признак, что внутри у него бушует буря.
Я искоса поглядывала на мужа, не зная, как начать разговор. В голове крутились обвинения — почему он сразу не осадил мать, почему позволил ей зайти так далеко в своих планах, почему я должна быть плохой, которая всё разрушила?
Но другая часть меня понимала: ему приходится выбирать между двумя любимыми женщинами. И какой бы выбор он ни сделал, ему будет больно.
Только дома, когда мы оба устало опустились на диван, Рома наконец заговорил:
— Прости меня, — сказал он тихо. — Я должен был сразу тебе сказать, когда мама начала намекать на переезд.
— Почему не сказал? — я посмотрела ему в глаза.
Он вздохнул.
— Не знаю… Я надеялся, что это просто разговоры. Мама часто говорит о том, чего никогда не сделает.
— А потом мы находим её вещи в нашей кладовке, — я покачала головой. — Рома, я не против твоей мамы. Правда. Она может приезжать в гости — на неделю, на две. Но жить с нами… Это разрушит наш брак.
— Я знаю, — он взял меня за руку. — И я не хочу этого. Просто… она моя мать. И она одинока с тех пор, как отец ушел.
— Я понимаю, — мой голос смягчился. — Но мы не можем жертвовать нашей жизнью ради её комфорта. Это наша квартира, Рома. Наш дом. И он должен оставаться нашим.
Он кивнул и притянул меня к себе.
— Обещаю, больше никаких секретов. И никаких неожиданных переездов моей мамы.
Я уткнулась носом в его плечо, вдыхая знакомый запах. Мы еще не решили всех проблем.
Впереди было много сложных разговоров с Кларой Ивановной, возможно, её обиды и попытки давления.
Но сейчас, в нашей маленькой квартире, которую мы защитили, я чувствовала себя в безопасности. Пока мы вместе, никто не сможет вторгнуться на нашу территорию.
Прошло почти две недели, прежде чем Клара Ивановна появилась у нас снова. Рома дважды ездил к ней — «наладить отношения», как он говорил. Возвращался хмурый. Я не расспрашивала — боялась разбередить рану.
А потом она сама позвонила в дверь — прямая, с высоко поднятой головой. В руках — пустой чемодан.
— Добрый день, — поздоровалась она со мной так, словно мы были малознакомы. — Я за своими вещами.
Я проводила её до кладовки и молча наблюдала, как она методично складывает халат, тапочки, косметику.
— Я нашла уютную однушку, — сказала она, не глядя на меня. — Переезжаю в следующем месяце.
— Это здорово, мама, — сказал Рома. Когда она закончила собирать вещи и направилась к выходу, я внезапно почувствовала укол совести.
Она ровными движениями сложила последнюю вещь — шёлковый шарф с монограммой — и защелкнула чемодан. Звук получился резким, как точка в конце предложения.
— Всего доброго, — произнесла Клара Ивановна, направляясь к выходу.
Это не было перемирием или прощением. Просто жизнь продолжалась в своём странном, неровном ритме. А мы учились её проживать.
