— Нам тяжело, — говорили они. Я помогала. Молча. Но в один месяц пенсия ушла на продукты и лекарства. А звонков не стало. Словно без денег я перестала существовать для них
Мне нужны были эти лекарства. Врач так и сказал — либо пью курс до конца, либо придётся лечь в больницу. Но как объяснить это Соне с Толиком? Мои дети выросли, у них свои семьи. Соня — менеджер по продажам, её муж часто меняет работу, подолгу сидит без денег. Толик — инженер в коммунальной службе, зарабатывает неплохо, но постоянно берёт новые кредиты. Машина, техника, отпуск за границей…
Я звонила им сама. Спрашивала как дела.
— Нормально, мам, — отвечала Соня торопливо. — Извини, времени совсем нет, клиенты замучили, перезвоню позже.
И не перезванивала.
— Всё нормально, — говорил Толик. — Слушай, тут такое дело… Можешь тысяч пять перевести до зарплаты? За квартиру платить, а я с деньгами не рассчитал.
Пять тысяч. Немалые деньги для меня. А ведь раньше я отдавала им почти всё. Думала — дети, как не помочь.
Но в этот раз я не смогла.
— Толя, у меня нет. Все деньги на лекарства ушли.
Тишина в трубке. Потом какой-то шум на заднем плане.
— Ладно, мам, понял. Ну, бывает. Давай, до связи.
Короткие гудки.
Я смотрела на телефон, сжимая его в руках. Восемнадцать тысяч рублей. Именно столько я перевела детям за последние два месяца. А теперь, когда я отказала, потому что нужны деньги на лекарства, они даже не поинтересовались моим здоровьем. Ни один из них не спросил: «Мама, ты болеешь? Тебе помощь нужна?»
***
Август выдался душным. В моей двухкомнатной нет кондиционера, приходится спать с открытым окном. Эту квартиру я получила от государства за трудовые заслуги, когда работала в управлении социального обеспечения. Небольшая двушка на окраине, но своя.
Телефон молчал уже две недели. Ни Соня, ни Толик не звонили. Я набирала сама — то одному, то другому.
— Да, мам, — говорила Соня. — Извини, сейчас не могу говорить, у Мишки температура.
Мишка — это внук. Ему шесть. Я видела его три раза в жизни. Софья с мужем переехали в другой город пять лет назад. Навещали редко — то денег на билеты нет, то времени, то машина сломалась. Зато просить о финансовой помощи по телефону никогда не забывали.
Толик трубку не брал. Потом прислал сообщение: «Извини, мам, закрутился совсем. Как-нибудь заеду.»
Как-нибудь. Когда-нибудь. Может быть.
***
Лидия Степановна, соседка по площадке, заглянула ко мне в гости. Принесла пирог с яблоками.
— Ты чего такая хмурая, Зинаида? — спросила она, разливая чай. — Дети звонили?
— Не звонят, — я попыталась улыбнуться. — Занятые они у меня.
Лидия фыркнула:
— Когда деньги им нужны — не такие уж и занятые. А как перестала давать — сразу времени нет даже позвонить.
— Да ладно тебе, — вздохнула я. — У них свои заботы.
— А у тебя своих нет? — Лидия подвинула ко мне чашку. — Ты же им всю жизнь помогаешь. Сколько ты отдала, когда сама едва концы с концами сводила.
Я промолчала. Что тут скажешь?
— Вот моя Настя, — продолжала Лидия, — каждую неделю звонит. Продукты привозит. А твои что?
—У тебя только Настя, а у моих свои семьи, работа, заботы… Софья вообще в другом городе, — попыталась я оправдать своих
— Ой, Зина, — Лидия махнула рукой, — не оправдывай их. Сколько можно? Ты знаешь, сколько твой Толик получает? На машине какой ездит? А ты копейки считаешь!
Я знала. Толик недавно купил новую машину. Видела фотографии в соцсетях. А потом просил у меня денег «до зарплаты».
— Они просто привыкли считать тебя вечным источником финансов, — продолжала Лидия. — А теперь, когда иссяк поток денег, стало не интересно поддерживать отношения. Прости за прямоту, но это так.
— Думаешь, дело только в деньгах? — спросила я тихо.
— А в чем еще? — Лидия посмотрела на меня внимательно. — Зина, открой глаза. Они привыкли брать, а не давать.
Эти слова больно резанули сердце. Неужели все так просто? Неужели я для них — только кошелек?
***
Вечером раздался звонок. Соня.
— Мам, привет, — голос звучал необычно бодро. — Как ты там?
— Нормально, — ответила я. — А ты как?
— Да ничего. Слушай, мам… тут такое дело. Мишке в школу скоро, а денег на форму не хватает. Тысяч десять не сможешь одолжить? Я верну, как премию получу.
Вот оно что. Не «как твое здоровье», не «может, тебе помощь нужна». Сразу к делу.
— Соня, — сказала я тихо, — у меня нет денег.
— Как нет? — В голосе дочери прозвучало искреннее удивление. — У тебя же пенсия была недавно.
— Была. Но я все потратила на лекарства и продукты.
— Мам, ну как так? — В голосе Сони появились раздраженные нотки. — Ты же знаешь, что нам тяжело! Мишка в школу идет, это важно!
— А то, что я болею — не важно? — спросила я.
Пауза.
— Мама, ты меня не поняла, — Соня сменила тон. — Конечно, твое здоровье важно. Но сейчас речь о ребенке! Неужели ты не можешь одолжить где-нибудь?
— А ты? — спросила я. — Ты не можешь занять у кого-то?
— Мам, все мои знакомые сами в кредитах! Муж без работы сидит уже третий месяц! Как ты не понимаешь?
Я понимала. Понимала слишком хорошо.
— Соня, я не могу больше давать деньги.
— Ладно, — резко ответила дочь. — Я поняла. Только потом не обижайся, что мы не приезжаем. У нас просто нет на это денег!
И положила трубку.
***
Я сидела в тишине пустой квартиры, глядя на телефон. Что же я наделала… Вырастила детей, для которых ценность матери измеряется суммой перевода?
Через три дня позвонил Толик.
— Мам, привет, — как ни в чем не бывало сказал он. — Как дела?
— Нормально, — ответила я. — А у тебя?
— Да так, — он замялся. — Слушай, мам, тут машину надо в сервис отогнать, а с деньгами совсем туго. Не выручишь?
Я молчала.
— Мам? — переспросил Толик. — Тысяч пятнадцать хотя бы. Я верну, обещаю.
— Толя, — сказала я тихо, — у меня нет таких денег.
— Как нет? — удивился он так же, как и Соня. — У тебя же пенсия недавно была.
— Была. Но я потратила на себя.
— На себя? — В голосе сына звучало неприкрытое возмущение. — Серьезно? А как же я?
— А как же я, Толя? — спросила я. — Когда я болела, ты хоть раз позвонил спросить, как я себя чувствую?
— Мам, ну я же работаю целыми днями! Времени вообще нет!
— А у меня нет денег, — ответила я твердо. — И не предвидится.
Толик помолчал.
— Ну и ладно, — наконец сказал он. — Справлюсь как-нибудь сам. Всегда справлялся.
— Всегда? — не выдержала я. — Толя, я отдавала тебе большую часть пенсии каждый месяц! И Соне тоже! Когда это ты сам справлялся?
— Так, — голос сына стал жестким. — Я понял. Ты решила нас попрекать. Хорошо, больше не буду тебя беспокоить.
И он тоже положил трубку.
***
Прошел месяц. Август заканчивался. Жара спала, но настроение лучше не становилось. Дети не звонили. Я пыталась связаться с ними несколько раз — безуспешно. Соня не брала трубку, Толик сбрасывал вызовы.
Я пошла на почту, отправила им обоим открытки. Обычные бумажные открытки с поздравлениями к началу осени. Внутри написала: «Люблю вас. Мама».
Ответа не последовало.
Лидия Степановна снова зашла в гости.
— Ну что, объявились детки? — спросила она, расставляя чашки.
— Нет, — покачала я головой. — Обиделись.
— На что? — фыркнула соседка.— На то, что ты перестала быть для них источником денег?
— Лида, не надо так, — попросила я. — Они просто… привыкли.
— Привыкли получать, а не отдавать, — закончила за меня Лидия. — Я же говорила. Зин, пора научиться уважать себя. Тогда и они будут тебя уважать.
— Думаешь, еще не поздно? — горько усмехнулась я.
— Никогда не поздно, — твердо сказала Лидия. — Поверь мне.
***
После разговора с Лидией Степановной я долго сидела у окна, глядя на двор.
Не поздно? — крутились в голове её слова. Но как научить себя уважать, если всю жизнь ты измеряла собственную ценность тем, насколько можешь быть полезной детям?
Через пару дней в почтовом ящике я нашла конверт. Без обратного адреса.
Внутри — счёт за коммуналку, но не мой. Толиков. Цифры на нём были пугающие — почти десять тысяч. Я оставила конверт на тумбочке.
На следующий день позвонил Толик.
— Мам, привет. Тут… тебе ничего в почтовом ящике не находила?
— Находила, — сказала я. — Счёт твой.
— Отлично! — обрадовался он. — Так вот, я хотел попросить… Ты можешь его
оплатить? Я потом верну.
— Толя, — я сделала паузу. — Я не буду платить.
— В смысле? — он явно не понял.
— В прямом. Это твой счёт, твоя ответственность.
Молчание.
— Ты изменилась, мам, — наконец сказал он. — И не в лучшую сторону.
***
Соня объявилась через неделю. Позвонила в воскресенье вечером.
— Мам, привет, — голос у неё был мягкий, непривычный. — Я подумала…
Может, ты всё-таки приедешь к нам? Мы Мишку в школу проводим, погуляем…
— А форму Мише ты купила? — спросила я осторожно.
— Нет. Ну… если сможешь сама купить, мы потом вернём. Размеры я тебе пришлю…
Я закрыла глаза. Опять.
— Соня, — сказала я медленно. — Я не поеду.
— Почему? — обида в голосе. — Мы же семья!
— Потому что семья — это не только когда у одного деньги, а у другого просьбы.
— Ты намекаешь, что мы только и делаем, что просим? — Соня взвилась. — Мы
же всегда были рядом!
— Когда? — спросила я. — Когда вам было удобно?
Ответа не было. Только короткие гудки.
Осенью я пошла в парк прогуляться. Давно там не была. Купила мороженое, сидела на скамейке и смотрела, как ребята гоняют мяч. Рядом присела женщина с собакой, завязался разговор.
Не про детей, не про болезни, не про нехватку денег. Просто разговор. Лёгкий, как тёплый ветер.
И в тот момент я вдруг поняла: я всё ещё могу жить без ожиданий. Сама по себе.
***
В ноябре Толик написал сообщение:
«Мам, привет. Если вдруг сможешь помочь — очень надо. Кредит поджимает.»
Я долго держала телефон в руках. Потом написала:
«Толя, я не могу. Береги себя.»
Ответа не было.
Но впервые за много месяцев я почувствовала не вину, а облегчение.
— Ну что, — сказала Лидия Степановна, заглянув на чай, — как дела с твоими
— Молчат, — пожала я плечами. — И знаешь что? Я перестала ждать.
— Вот это правильно, Зина, — кивнула она. — Иногда, чтобы сохранить себя, нужно отпустить других.
Я улыбнулась. Не горько, а спокойно. Впервые за долгое время.
