Я не сказала ни слова, когда он снял с нашей карты 300 тысяч. Не устраивала сцен, не задавала лишних вопросов. Просто сделала чай, положила перед ним чистый лист и сказала: «Напиши, сколько взял и когда вернёшь».
В его глазах появилось что-то новое. Он молча поднялся со стула. Через полчаса вышел с чемоданом. Уехал к маме. И, как я позже узнала — не просто отдохнуть от семейных разногласий.
За завтраком в то утро мы обсуждали планы на отпуск. Лёша хотел поехать на Алтай, ходить в походы, фотографировать горные озёра. Я мечтала о тихом отдыхе на берегу тёплого моря. Мы говорили, смеялись, строили компромиссные варианты. Ничто не предвещало перемен.
Тогда я ещё не знала, что несколько часов спустя буду сидеть в одиночестве на кухне, перечитывая историю банковских операций и пытаясь понять, когда мы начали что-то скрывать друг от друга.
Мы с Лёшей познакомились пять лет назад в автошколе. Он был инструктором, а я — самой безнадёжной ученицей. После третьего занятия он предложил выпить кофе. После седьмого — поужинать. После пятнадцатого — переехать к нему. Спустя год мы расписались.
Квартиру купили в ипотеку на окраине города. Двушка в новостройке, ничего особенного, но наша. Я трудилась в лаборатории пищевой промышленности, проверяла качество продуктов.
Первые годы совместной жизни были насыщенными и счастливыми. Мы обустраивали квартиру, выбирали каждую мелочь вместе. По выходным ездили к родителям или выбирались с друзьями на природу. Словом, жили как большинство молодых семей — с планами, мечтами и верой в светлое будущее.
Лёша был надёжным — всегда говорил, где находится, с кем встречается, когда придёт домой. Я знала пароли от его телефона и почты, хотя никогда не пользовалась этим знанием. Он не скрывал доходы, мы вместе решали, куда потратить деньги — на путешествие или новую мебель, на курсы или ремонт.
А потом ипотека съела большую часть общего бюджета. Я пошла на повышение, чтобы платежи не были такими обременительными. Новая должность требовала больше времени, ответственности, сил. Я стала приходить домой позже, у нас оставалось меньше времени на совместные ужины и разговоры.
Лёша тоже решил подработать — предложил помощь бывшему коллеге, который открыл небольшой сервисный центр. Он проводил там два вечера в неделю и почти весь день по субботам. Иногда приходил и не прикасался к ужину. Рассказывал, что коллеги заказывали доставку. Я не видела повода для тревоги.
Небольшие разногласия в наших отношениях начались постепенно, почти незаметно. Возможно, когда я согласилась на новую должность, требующую частых задержек на работе. Или когда Лёша стал чаще встречаться с коллегами после смены.
Я открыла приложение банка, желая оплатить счета. Баланс карты показывал минус. Триста тысяч — отсутствовали. Одной транзакцией. Я несколько раз просмотрела историю — наличных в банкомате. В два часа дня.
Мы никогда не снимали такие крупные суммы. Наличными обычно расплачивались только на рынке за овощи и фрукты. Основные расходы шли с карты — так удобнее отслеживать. Это было нашим общим соглашением.
Я позвонила Лёше. Телефон отвечал короткими гудками. Отправила сообщение: «Всё в порядке?» Высветились две галочки — прочитано. Ответа не последовало.
В голове роились мысли. Возможно, его обманули? Может, он попал в неприятную ситуацию? Может, ему срочно понадобились деньги на что-то важное? Почему не сказал? Почему не посоветовался?
Я просматривала список его контактов, думая, кому позвонить. Коллегам? Друзьям? Маме? Но что сказать? «Здравствуйте, мой муж снял все наши деньги, вы не знаете, зачем?» Некомфортно и неловко.
***
В девять часов вечера раздался звук ключа в замке. Лёша вошел в квартиру, бросил куртку на стул в прихожей.
— Привет, — сказал он, проходя на кухню. — Что на ужин?
Как будто ничего не произошло. Как будто не было ни трёхсот тысяч, ни пропущенных звонков, ни проигнорированных сообщений.
Я молча поставила перед ним тарелку с запеканкой. Он включил телевизор на планшете, стал смотреть какое-то автомобильное шоу. Ел, комментировал происходящее на экране, словно мы просто проводили обычный вечер после рабочего дня.
Я не выдержала:
— Лёш, ты снял деньги с карты.
Он поднял глаза от планшета:
— А, да. На ремонт машины.
— Триста тысяч?
— Там коробка полетела. И ещё по мелочи всякое набралось.
Он говорил так спокойно, будто объяснял, почему купил хлеб другой марки.
— И ты не мог предупредить?
— Думал, ты увидишь по карте и всё поймёшь.
— Что именно я должна была понять? Что коробка передач стоит как подержанный автомобиль?
Он отложил вилку:
— Слушай, давай не начинать. Я устал. Был сложный день.
Вся эта ситуация казалась настолько абсурдной, что я даже не нашлась с ответом. Просто сидела и смотрела на человека, с которым прожила пять лет и который вдруг стал вести себя как незнакомец.
Лёша допил чай, отнёс тарелку в раковину:
— Завтра всё объясню, хорошо? Сейчас хочу в душ и спать.
Я сидела на кухне ещё долго. Мысли путались. Может, действительно, я преувеличиваю? Может, у него есть веские причины?
***
Утром я проснулась раньше обычного. Лёша ещё спал. Я посмотрела на его лицо — расслабленное, спокойное, такое знакомое. Неужели он что-то скрывает? Неужели мы дошли до точки, когда нужны письменные обязательства?
За завтраком я была задумчивой. Лёша листал новости в телефоне, изредка комментируя прочитанное. Обычное утро, будто вчера ничего не произошло.
Я глубоко вдохнула, выдохнула. Поднялась из-за стола, включила чайник, достала чашки и лист из ящика. Вернулась, поставила перед ним.
— Напиши, сколько взял и когда вернёшь, — сказала я и положила перед ним тетрадь.
Его взгляд изменился. Что-то новое появилось в глазах, словно передо мной сидел не Лёша, а совершенно другой человек.
— Ты серьёзно? — тихо спросил он. — Требуешь письменное обязательство?
— Да.
— От меня?
— Да. Триста тысяч — это не мелочь.
Он медленно встал. Посмотрел на меня так, словно видел впервые. Вышел из кухни. Я слышала, как он ходит по спальне, открывает шкаф, выдвигает ящики. Через полчаса появился в коридоре с чемоданом.
— Лёш, стой!
Он обернулся у самой двери:
— Знаешь, Катя, я много чего мог ожидать. Но не такого.
Я замерла, не зная что сказать.
— Куда ты?
— К маме, — ответил он, не оборачиваясь.
Дверь лифта закрылась. Я осталась одна в пустой квартире, которая вдруг показалась совершенно чужой.
В голове крутились сотни вопросов. Почему он так отреагировал? Неужели простая просьба написать расписку — это повод уходить из дома? Что я сделала не так? А может, он искал повод? Может, история с деньгами — лишь верхушка айсберга? Что дальше?
Я позвонила на работу, взяла отгул. Не могла представить, как сидеть за компьютером и делать вид, что всё в порядке. Заварила чай. Обошла квартиру, словно впервые видела эти стены — наши фотографии, книги, сувениры из поездок.
В шкафу остались его вещи — не всё поместилось в чемодан. В ванной — бритва и лосьон после бритья, который я подарила на прошлые новогодние праздники. На столе — недочитанная книга с закладкой на 137 странице.
К вечеру я не выдержала. Позвонила. Длинные гудки, затем: «Абонент не отвечает». Отправила сообщение: «Давай поговорим». Прочитано. Без ответа.
***
Три дня прошли как в тумане. Я звонила ему — он не брал трубку. Писала сообщения — читал, но не отвечал. Ходила на работу, возвращалась домой, смотрела на стены, которые вдруг стали слишком большими для одного человека.
На четвёртый день позвонила свекровь.
— Катя, нам надо поговорить, — сказала она без приветствия. — Приезжай сегодня.
Татьяна Сергеевна жила в старом спальном районе, в тридцати минутах езды на метро от нас. Мы не были особенно близки, хотя последний год стали чаще видеться — после того, как она перенесла операцию, и мы с Лёшей по очереди ухаживали за ней.
Свекровь, преподаватель математики, точная и строгая, как формула. Она всегда относилась ко мне вежливо, но сдержанно. Мы встречались на праздники, обменивались подарками и новостями, но глубоко личными темами не делились.
В метро я пыталась угадать, что она скажет. Обвинит меня? Будет просить вернуть Лёшу? Расскажет что-то, чего я не знаю?
Она жила в двухкомнатной квартире на шестом этаже блочной девятиэтажки. Аккуратная, немного безликая обстановка, в которой главным украшением были книги — стеллажи от пола до потолка во всех комнатах.
Дверь открыла сразу, словно ждала за ней.
— Проходи, — кивнула она. — Алексей на работе, вернётся поздно.
Значит, он живёт здесь. И ходит на работу. И не собирается возвращаться домой в ближайшее время. Эта мысль отозвалась тупой болью где-то в солнечном сплетении.
Я прошла на кухню, села за стол, накрытый клеёнчатой скатертью с цветочным рисунком. Свекровь налила чай в две одинаковые чашки, поставила вазочку с печеньем.
— Расскажи, что у вас случилось, — попросила она.
— Леша не рассказал?
— Рассказал. Но я хочу услышать твою версию.
Её взгляд был внимательным, изучающим. Я почувствовала себя ученицей на экзамене. Но деваться было некуда — пришла поговорить, значит, нужно говорить.
Я рассказала. Про деньги, про расписку, про его реакцию. Свекровь слушала, не перебивая, сложив руки на краю стола.
— Значит, письменное подтверждение, — задумчиво произнесла она, когда я закончила.
Она встала, вышла в коридор и вернулась с папкой.
— Вот, — положила она передо мной документы. — Договор на покупку дома. Лёша внёс задаток — триста тысяч.
Я смотрела на бумаги, не понимая.
— Какого дома?
— Вашего. Это должен был быть подарок на вашу пятую годовщину. Тот самый, за городом, о котором ты как-то упоминала. С яблонями и местом для твоей мастерской.
Мне вспомнились наши прогулки за город три года назад. Мы осматривали участки, представляли, как построим там свой дом. Потом взяли ипотеку, начались другие расходы, и эта мечта отошла на задний план.
— Он копил три года, — продолжала свекровь. — Брал дополнительные часы в автоцентре, ремонтировал машины друзей в свободное время. Всё откладывал на отдельный счёт. Триста тысяч — это только задаток. Остальная сумма уже собрана полностью, он планировал оплатить дом сам, без ипотеки. Не хотел, чтобы ты знала раньше времени. А теперь…
Она замолчала, но я поняла. Теперь он думает, что я ему не верю. Что сомневаюсь в его намерениях. Что подозреваю в нечестности.
Вдруг все кусочки мозаики сложились. Его поздние возвращения. Его нежелание обсуждать финансовые вопросы — не потому что скрывал что-то плохое, а потому что готовил хороший сюрприз.
— Почему он просто не сказал мне? — спросила я.
— Мужчины по-своему понимают, как делать приятные неожиданности, — пожала плечами Ирина Сергеевна. — Мой сын решил, что если скажет тебе о доме заранее, это будет уже не подарок. К тому же, он боялся, что сделка может сорваться.
Я чувствовала себя ужасно. Лёша готовил для нас будущее, а я подумала о нём самое плохое.
Я вернулась домой с тяжёлым сердцем и ясной головой. И написала сообщение: «Прости меня. Приезжай домой. Нам нужно поговорить».
Потом долго сидела у окна, наблюдая, как на небе появляются первые звёзды. Думала о том, сколько всего могло бы не случиться, если бы мы просто разговаривали друг с другом. Если бы не боялись спросить. Если бы доверяли не на словах, а на деле.
Телефон завибрировал. Сообщение от Лёши: «Буду через час».
Я начала готовить ужин. Хотелось создать атмосферу нормальности, уюта, дома. Может быть, именно этого нам не хватало в последнее время.
Он приехал через два часа. Молча прошёл на кухню, сел напротив меня. Положил на стол сложенный вчетверо лист бумаги.
— Вот твое письменное обязательство, — сказал он. — Я, Пушкарёв Алексей Валерьевич, взял у жены, Пушкарёвой Екатерины Андреевны, триста тысяч рублей на первоначальный взнос за дом…
— Лёш, — перебила я, — твоя мама мне всё рассказала.
Он поднял взгляд:
— Всё?
— Про дом.
Он потёр подбородок:
— Я хотел сделать сюрприз. Думал дождаться, когда все документы будут оформлены. Чтобы наверняка.
— Почему не сказал мне про снятие денег?
— Потому что… — он замолчал на мгновение. — Я думал, ты спросишь. Поинтересуешься. А ты просто… взяла и попросила расписку.
Мы жили пять лет вместе. Делили расходы, радости, заботы. Он всегда рассказывал, на что тратит деньги. Я никогда не сомневалась в его честности. Но в тот момент мы оба подумали, что понимаем мысли друг друга. И оба ошиблись.
— Я просто испугалась, — тихо сказала я. — Такая сумма. Без предупреждения.
— Я знаю, — кивнул он. — Прости.
— И ты прости, — я протянула руку через стол.
Он взял её, переплёл наши пальцы.
— Можно я вернусь домой? — спросил он.
— Пожалуйста.
Мы сидели на кухне до поздней ночи. Говорили — обо всём, что накопилось за эти дни, месяцы, годы. О том, как я боюсь стать для него обузой. О том, как он боится не оправдать моих ожиданий. О наших страхах, о наших надеждах. О доме, который ждёт нас за городом. О расписках, которые, оказывается, значат так много.
***
Утром, когда я проснулась, Лёша сидел за кухонным столом с тетрадью.
— Что ты делаешь? — спросила я, зевая.
— Пишу расписку, — улыбнулся он. — Обещаю никогда больше не уходить, не поговорив. Обещаю рассказывать о своих планах, даже если хочу сделать сюрприз. Обещаю…
Я обняла его сзади, прижалась щекой к его макушке:
— А я обещаю доверять тебе. И спрашивать, если что-то не понимаю. И…
Порой нам не хватает слов для объяснения своих решений. Часто мы опасаемся, что нас неправильно поймут. А иногда жизнь делает неожиданные повороты, показывая, что всё происходит не просто так.
Я включила чайник. Достала чашки — теперь уже две. И мысленно отметила, что когда мы устроим праздник в нашем новом загородном доме, то соберём за столом всех близких. Даже тех, кого долго не было рядом с нами.
