— Господи, это же кaтaстрофа, а не платье! Ты в нём похожа на ветчину в сеточке. В зеркало не смотрелась, что ли? С твоей фигурой только туники носить!
Голос мамы, громкий и звенящий, пронзил примерочную магазина. Продавщица невольно вскинула брови, а женщина с вешалкой в руках метнулась за манекен, как за укрытие.
Оля замерла у зеркала, робко сжав пальцы в замок. Она стояла в бледно-сиреневом, спадающем волнами платье. Ещё пять минут назад она смотрела на себя и думала о том, как хорошо оно ложится на её фигуру и как здорово подчёркивает голубые глаза. А сейчас вдруг показалось, что в нём она действительно похожа на какую-то колбасу.
— Мам, ну потише можно? — смущённо спросила Оля, краснея. — Люди же вокруг.
— А что? Я должна тебе лапшу на уши вешать, как все? Ты же знаешь, я врать не умею. Что ты хочешь от меня услышать? Что ты шикарно выглядишь? Ну, сказать-то я могу, но ты ж сама потом рыдать будешь, когда увидишь фото.
Оля вышла из примерочной и разочарованно повесила платье обратно. Мама вернулась к вешалкам, перебирая приглянувшиеся ей модели. Откровенно неудачные, надо сказать. Полностью закрытые, невнятных болотных и бордовых оттенков, совершенно неказистые.
— У тебя плечи как у мужика. Всё, что открытое, сразу убираем. Возьми вот это, с рукавом. Или лучше вообще ничего не покупай. Ну не идут тебе платья.
Оля выдохнула только тогда, когда вышла из магазина. Мать села в свою машину, а Оля — в свою, вместе с мужем. Михаил впился руками в руль так, словно это была его спасительная соломинка. Почти всю дорогу он молчал и заговорил лишь под конец.
— Ты хоть понимаешь, что это жесть? Так не должно быть, — сказал он, не отрывая взгляда от дороги. — Почему ты разговариваешь с ней так, будто тебе десять лет?
Оля уставилась в окно. У неё не было ответа. Почему? Она об этом даже не задумывалась.
— Не знаю. Привычка, наверное, — она пожала плечами и вздохнула.
— Привычка к чему? К издевательствам и унижению? К этим постоянным «у тебя ноги короткие», «ты не так идёшь», «ты не так сидишь»? — передразнивал муж тёщу. — Я не понимаю, как ты всё это терпишь. А главное — зачем.
Оля хотела бы ответить, но в горле встал ком. Язык будто прилип к нёбу. В голове крутились воспоминания прошлого.
…Когда ей было лет семь, она принесла из школы рисунок. Ночь, луна, звёзды… Луну она нарисовала жёлтой краской, чтобы сделать рисунок теплее и ярче.
Мама посмотрела, скривила недовольное лицо и пренебрежительно фыркнула.
— Ну и зачем ты луну жёлтой сделала? Она же белая. Слепая, что ли? Вот ты дурында.
В двенадцать Оля впервые накрасила глаза. Подружки к тому моменту уже давно красились, поэтому и ей захотелось. Мама, увидев это, поджала губы.
— О, Мальвина явилась. Тебе бы ещё свеклой щёки намазать для полного комплекта.
В четырнадцать они в школе ставили небольшую театральную постановку. Оле тогда нужно было выступать в юбке. Увы, мама успела сделать фотографии и ещё долго комментировала их.
— Господи, ну и додумались же… С твоими-то ляжками упаковать тебя в юбку. А в этой блузке ты вообще выглядела как гусеница.
И всё всегда заканчивалось одними и теми же фразами:
— Не обижайся, я ж правду говорю, чтобы ты в курсе была. Вот засмеют тебя другие, и что тогда делать будешь?
Со временем Оля и вправду решила, что лучше сразу услышать весь этот поток гадостей дома, чем потом от чужих. Что мама просто заботится. Что она вот так любит. И что если терпеть, то когда-нибудь наступит момент, когда мама скажет: «Вот теперь ты у меня красавица».
Только этот момент почему-то не наступал…
Михаил припарковался у дома и заглушил мотор. Он не спешил выходить из машины, но и на Олю не смотрел.
— Оль… Я не понимаю, как ты можешь позволять кому-то вот так себя поливать грязью, — наконец сказал он. — Даже если это твоя мама. Особенно если это твоя мама. Ты уже не маленькая девочка, ты должна уметь постоять за себя.
Оля медленно кивнула, чувствуя, как у неё что-то тяжелеет под рёбрами. Как будто внутри кто-то тихо шептал: «Слушай, реально хватит. Это уже переходит все границы». Но другой голос сразу возражал: «А что, если она права? Что, если ты станешь посмешищем без неё?»
Она не смогла ответить мужу. Просто вышла из машины, поправила сумку на плече и сказала без оглядки:
— Пошли. Холодно.
Оля вдруг задумалась: а оба ли её внутренних голоса принадлежат ей? Что, если один из них отдаёт маминым тоном?
…Прошло несколько лет. У Оли и Михаила родилась дочка, Лиза. Молодых родителей полностью поглотил быт: работа, садик, воспитание. Изредка они вместе выезжали за город, чтобы внести хоть какое-то разнообразие.
Михаил продолжал быть опорой для Оли. Он пытался немного раскрепостить её, сделать увереннее. И это даже получалось. Оля наконец научилась не искать одобрения в каждом взгляде и хоть иногда говорить «нет» другим людям.
Ровно до тех пор, пока не появлялась её мать. Теперь уже в роли эксперта по внучке. Оценивалось всё: консистенция пюре, цвет бортиков на кроватке, поза при кормлении. Буквально всё.
— Нос у неё, конечно… Ну, папино наследие, всё ясно. Бедняжка. И ножки кривоваты. Оль, надо ортопеду её показать. И массажи поделать, чтобы страхолюдиной не выросла. Я вот в своё время тебя не отмассировала, пожалела потом.
Если придирки к своей внешности Оля воспринимала ещё спокойно, то вот нападки на дочь она переживала крайне болезненно. Но всё равно молчала.
— Ой, а уши-то… как у Чебурашки. М-да. Это от твоего благоверного. Ну и выбрала же ты папаню ей. Всю жизнь теперь страдать будет от генетики, — продолжала вещать мать.
В такие моменты Ольга будто цепенела. Она понимала, что должна ответить, но под напором матери снова ощущала себя той беспомощной девочкой. Глупой, с жёлтой луной, с фиолетовыми тенями для глаз, с юбкой.
Зато всё слышал Михаил. Сначала он вскинул брови и сжал кулаки, потом ушёл на балкон. Видимо, чтобы успокоиться. Но в следующий раз, когда новоиспечённая бабушка начала обсуждать глаза и губы малышки, он не выдержал.
— Знаете, Любовь Васильевна, вы у нас тоже не красавица. Хорошо ещё, что дочь не в вас пошла. Главное, чтобы зубы и волосы не ваши были, а то и те, и другие — реденькие.
Мать замерла. Оля аж вздрогнула. Её пугал сам факт того, что на сей раз что-то пошло не по накатанной. Однако потом, когда мать лишь отвернулась, поджав губы, Оля ощутила облегчение. Будто кто-то стал понемногу снимать с неё груз комплексов.
С тех пор Михаил перестал молчать.
— Вы её перекармливаете! Щёки уже как у хомяка. Будет жирной — никто на неё даже не посмотрит. Это у неё генетическое, от Оли. Ей нужна диета, пожизненная, — говорила бабушка.
— Ну, знаете, вы же Олю от кого-то родили. А ведь в вас самой не меньше центнера живого веса. И, судя по фотографиям, так было всегда. Вы лучше за свою фигуру переживайте, в вашем-то возрасте это уже чревато инфaрктом или диaбетом, — мягко отвечал Михаил, будто бы просто давая добрый совет.
Мать вся краснела, но не отвечала.
— Фу. Какой отвратительный цвет, — комментировала она новый костюм Лизы.
— Согласен. Ваша туника — это нечто. У вас и так кожа не ахти, как у шарпея, так ещё и этот болотный цвет вас старит, — сочувственно кивал Михаил, строя из себя святую невинность.
Больше мать в этой тунике не появлялась.
— Что вы ей планшет этот в руки вечно суёте? Отупеет же от мультиков! Там ничего полезного не показывают, сплошная деградация, — ворчала бабушка.
— Да ладно вам. Вы же вон не отупели от круглосуточных сериалов. Хотя… Если сравнивать вас с моей мамой… — задумчиво тянул Михаил.
…А однажды бабушка довела внучку до слёз. Это был солнечный летний день. Лиза гуляла во дворе с родителями. Она гордо несла на плечах рюкзачок в виде ёжика из своего любимого фильма.
Совсем недавно они посмотрели «Соника» в кино. Девочка, увидев рюкзак на рекламном баннере, стала выпрашивать его у родителей. Заказали его почти сразу, но он шёл из Китая, поэтому ждать пришлось аж месяц. Зато сколько восторга было.
А вот реакция бабушки была предсказуемой.
— Фу! Какая гадость! Это что ещё за позорище? — накинулась Любовь Васильевна на родителей, увидев внучку. — Это вы ей купили? Вы вообще нормальные? Страшила какой-то!
Лиза вся сжалась и спряталась за папину ногу. Глаза её заблестели от слёз. Оля молчала, но ей тоже, если честно, хотелось встать позади Михаила.
— Не переживай, доченька. Просто наша бабушка старше динозавров. Ну что она знает о моде? Ты её когда-нибудь в красивых вещах видела?
Лиза немного успокоилась, даже улыбнулась и перестала так отчаянно хвататься за отца. Любовь Васильевна побагровела, но ничего не сказала, а потом перевела тему.
Девочка росла. Поначалу она радовалась бабушке. Всё же родной человек. Она обнимала, приносила игрушки, вкусняшки. Однако чем старше Лиза становилась, тем отчётливее чувствовала, что что-то не так. Рядом с бабушкой как-то холодно, неуютно. И мама почему-то нервничает, когда та появляется в зоне видимости.
Совсем недавно Лизе исполнилось шесть лет. Под крылом Михаила она выросла прямолинейной, не боялась выражать своё мнение, но всё же сохраняла некую деликатность, которой так не хватало её бабушке.
Поэтому когда Любовь Васильевна приглашала всё семейство на свой день рождения по громкой связи, Лиза молчала. Зато когда бабушка положила трубку, дочка подошла к матери.
— Мам, а можно я не пойду?
Оля замерла, округлив глаза. Михаил заинтересованно посмотрел на дочку.
— Она нас не любит, — спокойно продолжила девочка. — Она говорит, что я толстая и всегда обижает меня. Я не хочу к ней.
Олю разрывало изнутри. Ей рефлекторно захотелось сгладить ситуацию, сказать дочери, что ей показалось, что бабушка говорит всё это не со зла. Но одновременно слова Лизы вдруг задели что-то, что глубоко сидело в сердце самой Оли. Какой-то нарыв. Всегда обижает… С Олей всю жизнь так и было.
— Ладно. Мы не пойдём, — наконец выдавила женщина из себя.
— Ура! — Лиза аж засияла. — Мама, ты у меня самая хорошая! А бабушка… ну… она злая.
После этого дочка подбежала к матери и обняла. Оля обняла в ответ и улыбнулась. Страх будто рукой сняло.
Самая хорошая… Оля не услышала этого от матери, не смогла вбить себе в голову сама, не до конца верила комплиментам мужа. Зато теперь, когда ей это сказала дочь, женщина расцвела.
Когда Лиза убежала к себе в комнату, Михаил подсел ближе, лукаво улыбаясь.
— Ты сейчас не дочери разрешила остаться дома, а себе, — сказал он негромко.
И он был прав…
…В назначенный день телефоны, конечно, разрывались от звонков, но Оля не брала трубку. Они решили пойти в парк и заполнить этот день чем-то хорошим. И пусть Любовь Васильевна обижается. «Ей полезно. Она и сама не очень-то бережёт чувства других», — решила Оля. И еще она решила, что теперь все точно будет по-другому…
