Когда Настя впервые привела Антона в свою квартиру, он сказал, что у неё «очень по-домашнему». Настя тогда усмехнулась: ага, по-домашнему, если под словом «дом» понимать ипотеку на двадцать лет, усталость после смены в поликлинике и вечное жонглирование платежами. Но приятно было, что хоть кто-то оценил её маленький остров самостоятельности.
Квартира была однушкой в спальном районе. Девятый этаж без лифта — да, это отдельное приключение с сумками. В прихожей узкий шкаф, в комнате — диван-книжка, комод из «Икеи» и ноутбук на столике. Никакого шика, но всё своё. Не папа подарил, не дядя, не «богатый ухажёр». Она сама, в свои двадцать девять, ухитрилась накопить на первый взнос и влезть в кредит.
Антон появился как-то буднично: у неё на приёме в поликлинике. Пришёл с жалобами на давление, шутил, строил глазки. Настя отмахнулась — мало ли кто там флиртует, она привыкла. Но он оказался настойчив. Позвал на кофе, потом ещё. В итоге Настя решила: ну а что? Молодой, симпатичный, работает в какой-то фирме по строительным материалам, вроде адекватный.
Жили они вместе почти год до свадьбы. Сначала всё казалось нормальным: Антон приносил продукты, иногда готовил макароны с сосисками, рассказывал байки про «тупых клиентов» и начальника-психопата. Настя смеялась. Ей нравилось, что он лёгкий. Она сама привыкла всё тащить: и работу, и кредиты, и ответственность. Хотелось, чтобы хоть дома было просто.
А потом он стал всё чаще задерживаться «на работе». Телефон иногда «садился», хотя раньше такого не бывало. Вечером — усталый, злой. Настя поначалу думала: ну ладно, у всех бывает. Но однажды заметила запах чужих духов на его рубашке. Такой сладковато-цветочный, явно не её.
— Антоша, — сказала она, когда он переодевался, — а что это у тебя за аромат?
Он обернулся с самым честным лицом:
— А, это… девчонка у нас новая, в отделе. Такая, знаешь, духами заливается, весь офис смеётся. Видимо, задело, пока рядом стоял.
Настя ничего не ответила, но осадочек остался.
Свадьба всё же случилась. Небольшая — расписались, потом кафе на двадцать человек. Свекровь, Галина Ивановна, явилась в костюме цвета «бордо» и сразу устроила парад наставлений.
— Настюша, — сказала она, сжимая ей руку, — теперь ты жена. Главное — терпение. Мужики они такие… шалопаи. Но ты умница, справишься.
Настя тогда улыбнулась натянуто: спасибо за совет, конечно. Внутри всё сжалось.
С Галиной Ивановной отношения изначально были напряжённые. Та любила говорить, что «в наше время женщины были скромнее» и что «замуж выходят не ради квартиры». Настя каждый раз кусала язык, чтобы не напомнить: квартира у неё вообще-то своя, до Антона. Но после третьего бокала шампанского свекровь сама завела разговор.
— А квартира-то, Настенька, оформлена только на тебя?
— Ну да, — спокойно ответила Настя. — Я же её сама покупала.
— Хм… — протянула Галина Ивановна, переглянувшись с сыном. — А как же семья? Всё пополам должно быть.
Настя сделала вид, что не услышала. Но в памяти эта реплика застряла, как заноза.
Жизнь пошла своим чередом. Настя работала, гасила ипотеку, Антон «искал новые возможности» — периодически менял места работы, приносил домой то пять тысяч, то пятнадцать, то ничего. Галина Ивановна регулярно звонила и учила жить:
— Настенька, ты должна быть мягче. Мужчина не любит, когда его пилят. Пусть лежит, отдыхает. Ты ж молодая, здоровая.
Однажды Настя не выдержала и сказала:
— Галина Ивановна, я не пилю. Но кредит сам себя не платит.
В трубке повисла обиженная пауза, потом сухое:
— Вот и видно, что ты думаешь только о деньгах.
Через пару месяцев всё сорвалось окончательно. Настя вернулась домой пораньше, с сумками из «Пятёрочки». Входит — а в её квартире Антон сидит на диване, рядом какая-то девица в короткой юбке. И смех такой, будто они у себя дома.
— А это что такое? — Настя застыла в дверях, сумки поехали из рук.
Антон вскочил, лицо вытянулось. Девица тоже вскочила, начала собирать вещи.
— Настя, подожди! Это просто коллега, мы…
— Коллега? В юбке до задницы, на моём диване? — голос у Насти сорвался. — Ты вообще охренел?
Девица пролепетала «извините» и выскочила в коридор. Настя зашвырнула пакеты на пол — яблоки покатились по полу, бутылка кефира с глухим звуком шлёпнулась рядом.
— Собирай вещи, Антон, — сказала она тихо, но так, что у него затряслись руки. — Сегодня же.
Антон пытался оправдываться, хватал её за локоть:
— Ну подожди, это ерунда! У всех бывает! Мы только посидели, ничего такого!
— Руки убрал! — Настя дёрнула руку. — Вон отсюда.
Он ушёл, хлопнув дверью так, что дрогнули стёкла. Настя села на пол посреди кухни, уставилась на разлитый кефир и впервые за долгое время позволила себе разреветься.
Через час позвонила Галина Ивановна. Голос строгий, как на допросе:
— Настя, что ты устроила? Антошка мне всё рассказал. Ты выгнала мужа из дома?
— Из моего дома, да.
— Неправильно это! Мужчина может оступиться, а жена должна…
— Хватит! — Настя сорвалась. — Я никому ничего не должна.
Повисла пауза. Потом холодное:
— Посмотрим, Настя, как ты запоёшь, когда придёт время делить имущество.
Она даже не сразу поняла, что это значит. Но в животе неприятно кольнуло.
Так закончился тот день — с хлопками дверей, слезами и первым звонком войны, которая только начиналась.
Через неделю после «коллеги в юбке» Антон вдруг нарисовался у двери. С букетом роз, дешёвых, из перехода. Настя, увидев его, не стала даже снимать цепочку.
— Зачем пришёл?
— Настя, давай поговорим… — он мялся, цветы выглядели жалко, лепестки уже опали. — Я был неправ. Но я люблю тебя. Ты же знаешь.
Она хмыкнула:
— Любишь? Ага. До первой юбки.
Он зашипел, как ужаленный:
— Ну что ты сразу так? Все мужики гуляют. Это нормально!
Настя чуть не рассмеялась:
— Ты серьёзно сейчас? Это у тебя аргумент такой?
Антон сразу занял оборонительную стойку — руки в карманы, плечи вперёд:
— Я сказал матери, она всё понимает. Настя, не руби с плеча. Верни меня домой.
— Домой? — она резко сняла цепочку, открыла дверь шире и указала пальцем в подъезд. — Дом у меня. Твой — с мамой.
— Так вот ты какая… — Антон моментально переменился в лице, мягкость исчезла, осталась злость. — Думаешь, если бумажка на квартиру на тебя, то всё? А мы что, год вместе не жили? Я вкладывался!
— Вкладывался? — Настя едва не захохотала. — Макаронами с сосисками? Или жалобами на «тупого начальника»?
Он покраснел, рванул рукой по дверному косяку:
— Ты неблагодарная! Я тебе жизнь отдавал, а ты!
— Всё, — Настя толкнула дверь и щёлкнула замок. — Кончилась твоя жизнь тут.
Но на этом спектакль не закончился. Через пару дней явилась Галина Ивановна. Без звонка. Просто встала у двери и начала колотить кулаком так, что соседи выглядывали. Настя открыла, и её встретили глаза, полные ледяного презрения.
— Вот до чего довела сына! — сразу с порога. — Нахлебница!
— Простите, что? — Настя остолбенела. — Какая ещё нахлебница?
— Квартира, ипотека… Да это всё фикция! Он имеет право на половину!
Настя опёрлась о дверной косяк, скрестила руки:
— На какую половину, интересно? Кредит я тяну одна. Он даже коммуналку не всегда платил.
— Да ты сама его унизила! Не давала работать спокойно, пилила!
— Уходите, Галина Ивановна, — тихо, но твёрдо сказала Настя. — Пока я полицию не вызвала.
Свекровь развернулась, но напоследок прошипела:
— Ещё пожалеешь.
Через неделю пришло письмо из суда. Исковое заявление: Антон требует признать квартиру совместно нажитым имуществом и разделить пополам.
Настя сидела на кухне с этим листком и смеялась. Сначала нервно, потом зло. Вот он, поворот.
Она набрала подругу:
— Светка, прикинь! Он подал в суд!
— Да ладно?! — в трубке взрыв хохота. — На твою ипотеку?!
— Ага. Решил, что заслужил. Видимо, за «макароны».
Светка выругалась так, что Настя даже приободрилась.
Суд, конечно, ещё был впереди, но бытовые войны шли уже вовсю. Антон заявился вечером, когда Настя возвращалась с работы. В коридоре — он, с сумкой, наглый, как будто ничего не произошло.
— Я пришёл за вещами, — заявил.
— Отлично, бери и катись, — Настя пропустила его.
Но он не стал аккуратно собирать. Нет. Начал швырять футболки в пакет, куртку пнул ногой, даже её полотенце прихватил.
— Это моё! — Настя рванула у него из рук. — Ты вообще с ума сошёл?
— Всё общее! — выкрикнул он. — И квартира тоже!
Слово за слово, и вот уже Настя держит дверь, он тянет чемодан, чуть не выламывая петли. В какой-то момент она не выдержала и влепила ему пощёчину.
— Вон! — крикнула. — Пока я милицию не вызвала!
Он замер, глаза налились кровью, но ничего не сказал. Только выскочил и хлопнул дверью.
Настя закрыла замок на все обороты, сползла по двери на пол. Дрожали руки.
В тот вечер она впервые подумала: «А что, если он реально отсудит?» Юристы-то знают: даже если квартира куплена до брака, но ипотека платится в браке — есть шанс, что суд признает часть доли за мужем.
Сердце ушло в пятки. Вот оно — реальное поле боя. Не кухня, не скандалы с тёщей, а суд.
И тут Настя поняла: назад дороги нет. Или она встанет в полный рост, или её сомнут.
Она набрала знакомого юриста. И, услышав в ответ: «Не паникуй, у тебя есть все шансы», — впервые за много дней почувствовала, что у неё есть оружие.
Суд оказался тем самым местом, где весь фарс перестал быть фарсом. Настя сидела на скамье напротив Антона и Галины Ивановны и чувствовала, как каждая мышца в её теле напряжена. Рядом с ней — её юрист, спокойный, уверенный, будто они обсуждают не судьбу квартиры, а цену огурцов на рынке.
Антон выглядел как школьник на родительском собрании: костюм великоват, галстук сбился, глаза бегают. А вот его мама — во всей красе. Макияж яркий, губы сжаты, взгляд победительницы.
— Уважаемый суд, — начала Галина Ивановна вместо сына, хотя её никто не спрашивал. — Мой мальчик вложил душу и силы в этот брак! Он имеет право на жильё, которое они совместно наживали!
Судья поднял глаза из бумаг и строго сказал:
— Здесь выступает только истец.
Антон замялся, выдавил:
— Ну… да, я помогал. Мы вместе платили.
Настя не выдержала, наклонилась вперёд:
— Где ты платил, Антон? Хочешь — я выписки покажу? Все платежи с моей карты.
Юрист тихо кивнул:
— Говори, говори.
Настя достала пачку квитанций и положила перед судьёй.
— Вот все платежи. С момента покупки — только я. Он не вложил ни рубля.
Судья пролистал, хмыкнул. Антон потупился.
— Но я же продукты покупал! — выкрикнул он, краснея. — Это тоже вклад!
В зале раздался смешок. Даже секретарь судьи отвернулась, чтобы скрыть улыбку.
— Продукты — это текущие расходы, — сухо сказала судья. — К имуществу отношения не имеют.
Галина Ивановна зашипела:
— Вы убиваете моего сына!
Настя посмотрела на неё и впервые спокойно улыбнулась:
— Нет. Он сам себя похоронил, когда решил меня обокрасть.
Решение было оглашено через неделю. Суд отказал Антону в иске. Квартира оставалась за Настей. Она прочитала документ, и впервые за долгие месяцы у неё стало легко дышать.
Антон прислал сообщение: «Ты всё разрушила. Я тебя ненавижу». Она даже не ответила.
Галина Ивановна попыталась ещё звонить, обвинять, проклинать, но Настя просто заблокировала её номер. Всё. Конец этой оперы.
Через полгода Настя досрочно закрыла ипотеку. Когда она подписывала последнюю бумагу в банке, её пальцы дрожали. На этот раз — от радости. Квартира теперь принадлежала ей полностью, без долгов, без чужих претензий.
Вечером она купила бутылку сухого вина и устроила себе праздник. На столе — сыр, оливки, помидоры черри. Телефон зазвонил — Михаил, знакомый по работе, давно ухаживал, но Настя держала дистанцию.
— Ну что, отмечаешь? — спросил он весело.
— Ага. Сегодня у меня свобода.
— Тогда я приеду. Со своей свободой.
И Настя вдруг поняла: ей не страшно. Теперь она точно знает цену себе, своей жизни и своей независимости.
Антон с мамочкой остались в прошлом, как плохой сон. А впереди — новая жизнь.
