Арина сидела на подоконнике и смотрела на утренний город. Дворники ковырялись в сугробах, утки на пруду клевали хлеб, который бросала какая‑то бабушка в старом, ещё советском пуховике.
В её руках был стакан кофе, но он остыл — как раз к моменту, когда в спальне зашевелился Дмитрий.
— Опять с шести утра на ногах? — хрипло зевнул он, выходя в трусах и с видом человека, которому мир должен извиниться за своё существование. — Не женщина, а будильник с нервами.
— А ты опять с восьми утра будешь сидеть в телефоне и жаловаться, что жизнь не удалась, — спокойно ответила Арина, не глядя на него.
Когда‑то она любила в нём этот лукавый прищур и вечные шуточки. Сейчас же они казались ей как дешёвый магнит на холодильнике — когда‑то милый, а теперь раздражающий до скрежета зубов.
— Ты мне настроение с утра портишь, — Дмитрий налил себе кофе. — Я вот думаю… Может, хватит тебе вцепляться в эту свою квартиру, как кошка в сосиску? Всё равно живём вместе.
— И? — Арина повернулась к нему с лёгкой улыбкой, но внутри уже закипала.
— И… — он поставил кружку на стол и присел напротив. — Логично, если оформим на нас двоих. Всё честно, как у нормальных людей.
Она молчала. Потому что знала: «нормальные люди» в его понимании — это когда всё принадлежит ему, а ты, дура, ещё и благодарна.
— Дима, — сказала она, аккуратно кладя ложку в раковину. — Я эту квартиру покупала два года. Две работы. Поездки на дачу к маме на электричке, потому что так дешевле, чем в такси. Я даже фрукты взвешивала до грамма, чтобы сэкономить.
— Ну ты же теперь не одна, — он пожал плечами. — Разве плохо делиться?
— Делится надо едой. И кроватью. А не правом собственности, — сдержанно усмехнулась она.
Дмитрий откинулся на стуле, посмотрел на неё с прищуром — тем самым, которым он когда‑то её очаровал.
— Знаешь, иногда ты ведёшь себя как старая дева, — сказал он. — Всё у тебя расписано, всё по полочкам… Ты боишься, что я тебя брошу?
— Я боюсь, что ты останешься, — ответила Арина и впервые за утро почувствовала себя честной.
Он усмехнулся, но в глазах мелькнуло раздражение. Этот разговор был не первый — и она знала, что не последний.
Вечером они сидели на кухне у Лены, подруги Арины. Та резала салат и время от времени метала в Дмитрия короткие взгляды.
— Так, я не поняла, — Лена отставила нож. — Ты серьёзно хочешь, чтобы она оформила на тебя половину квартиры?
— А что? — Дмитрий сделал вид, что не понимает подвоха. — Мы же семья.
— Семья — это когда вы вместе кредиты платите. А не когда один вкалывает, а второй в «инвесторы» записывается, — хмыкнула Лена.
Арина прятала улыбку в кружке чая. Лена всегда была прямолинейной до неприличия.
— Лена, — вздохнул Дмитрий. — Ты просто не понимаешь. Это вопрос доверия.
— Доверие — это когда тебе ключи от квартиры дают. А не бумажки в Росреестре меняют, — парировала Лена, нарезая огурец так, будто это его голова.
Вот за это я её и люблю, подумала Арина.
Ночью, когда они легли спать, Дмитрий снова начал.
— Ты понимаешь, что выглядишь, как будто я тебе враг? — сказал он, глядя в потолок. — Мне обидно.
— Обидно — это когда человек, которому ты веришь, начинает считать твой дом своей добычей, — тихо сказала Арина.
— Ты мне намекаешь, что я охотник за квартирами?
— Не намекаю. Констатирую.
Он резко сел, уставился на неё.
— Ты невыносимая. Любая нормальная женщина уже бы поняла, что семья — это общее. А ты…
— А я понимаю, что семья — это когда оба уважают, что у другого есть своё, — перебила она.
Его рука нервно дёрнулась, будто он хотел ударить по подушке, но он сдержался. Лёг обратно, отвернулся.
И вот тут Арина поняла: будет война.
Утром он демонстративно ушёл, хлопнув дверью. Вечером прислал сухое сообщение: «Я у друга. Подумай о том, что я говорил».
Арина выдохнула. И впервые за неделю почувствовала, что дышит полной грудью. Но знала: это затишье перед бурей.
В субботу утром Арина сидела на кухне с чашкой чая и наслаждалась тишиной. Дмитрий всё ещё у своего «друга».
Ничего, пусть там и остаётся. У друга точно нет идей по поводу переоформления чужой квартиры, — с иронией подумала она.
Тишину разорвал звонок в дверь.
Открывает — и видит на пороге Наталью Павловну, маму Дмитрия. Та с пакетами и лицом, на котором было написано: «Сейчас мы с тобой всё обсудим, девочка».
— Доброе утро, Ариночка, — сказала она, переступая порог без приглашения. — Я тут подумала… Раз у вас с Димой семья, мне надо бы ключи от квартиры сделать. Ну, мало ли что.
— Мало ли что? — Арина чуть не подавилась чаем. — Мало ли пожар, и вы приедете тушить?
— Ну… — Наталья Павловна улыбнулась, но глаза у неё были стальные. — Ты же понимаешь, в жизни всякое бывает. Вот у меня, например, у подруги сына выгнали из собственной квартиры, потому что она была оформлена только на жену.
Арина медленно поставила кружку на стол.
— Наталья Павловна, эта квартира — мой единственный личный остров. Вы, конечно, замечательная женщина, но ключи… — Она улыбнулась, но в голосе сталь зазвенела. — Ключи я никому не даю. Даже сыну.
— Ох, Арина, — свекровь присела, закинув ногу на ногу, и с театральным вздохом посмотрела на потолок. — Ты же умная девочка, ну пойми: собственность в браке — это общее. И вообще, как это выглядит: муж без прав на жильё?
— Как мужчина, у которого есть жена с головой на плечах, — отрезала Арина.
В этот момент звонит телефон. Дмитрий.
Арина включает громкую связь.
— Мам, ты у Арины? — голос Дмитрия звучал недовольным.
— Да, сынок, — сладко отвечает Наталья Павловна. — Я вот пришла поговорить, потому что вижу: вы ссоритесь, а я хочу помочь.
— Помочь? — Арина усмехнулась. — Это вы сейчас называете помочь — уговорить меня переписать квартиру?
— Арина, — голос Дмитрия стал холодным. — Ты меня позоришь. Мама пришла с добрыми намерениями.
— Дима, — перебила она, — твои «добрые намерения» пахнут нотариусом и переписанными документами.
— Ты же понимаешь, что без доверия семья не выживет, — влезла Наталья Павловна.
— А вы понимаете, что доверие и наивность — разные вещи? — Арина подняла бровь.
Через час Наталья Павловна ушла, хлопнув дверью так, что с полки упала солонка.
А вечером Дмитрий приехал. Без предупреждения. С видом прокурора, который пришёл выносить приговор.
— Ты перешла все границы, — сказал он, даже не поздоровавшись. — Мою мать оскорблять — это уже слишком.
— Ага, а требовать у меня квартиру — это так, лёгкая семейная просьба, — саркастично ответила Арина.
— Ты понимаешь, что ведёшь себя как… — он замялся, подбирая слово.
— Как женщина, которая не хочет остаться на улице? — подсказала она.
— Ты вообще меня любишь? — спросил он вдруг, глядя прямо в глаза.
— Люблю. Но квартиру люблю больше, — спокойно ответила она.
И вот тут он взорвался.
— Да я ради тебя… да я… — он стукнул кулаком по столу. — Я мог бы уже жить в своей квартире, но переехал сюда!
— Так вернись туда, — спокойно сказала она. — Проблема решена.
— Ты ненормальная! — Дмитрий сорвался. — Знаешь что, Арина, подумай, как тебе будет одной. Без меня. Без мужчины. Без…
— Без человека, который пытается у меня отнять моё жильё? — она поднялась из-за стола. — Легче, чем ты думаешь.
Он молча схватил куртку, швырнул дверь так, что по стене пошла трещина.
Арина осталась стоять на кухне, глядя на эту трещину.
Вот и символ моего брака, — подумала она. — Трещина, которую он же и сделал.
Через неделю Арина уже почти привыкла к тишине.
Видимо, он у мамы. Там его кормят и никто не напоминает, что на чужое добро лапы тянуть нехорошо.
Вечером позвонила Лена:
— Слушай, Арина… Я тут случайно встретила знакомую из агентства недвижимости. Она сказала, что видела Дмитрия у нотариуса. С документами.
— С какими документами? — голос у Арины дрогнул.
— А вот это ты у него сама спроси, — мрачно сказала Лена. — Но, по‑моему, он не только квартиру хотел обсудить… Там что‑то про совместное имущество шло.
Арина не ждала утра. Взяла такси и поехала к Наталье Павловне, зная, что Дмитрий там.
Он открыл дверь в спортивных штанах, с видом человека, которому мешают «наслаждаться жизнью».
— Ты у нотариуса был? — без прелюдий спросила она.
— Был, — равнодушно ответил он. — И что?
— «И что»? — у неё в голосе зазвенел металл. — Ты хотел оформить мою квартиру на себя?
— Не на себя. На нас двоих, — поправил он, словно это делало разницу. — Я просто подумал, что раз мы семья, надо узаконить…
— Узаконить? — она шагнула вперёд, в упор. — Это называется не «узаконить», а «прихватить».
Наталья Павловна вышла из кухни, облокотившись о дверной косяк.
— Арина, не драматизируй. Он же твой муж, имеет право.
— Нет, — Арина резко обернулась к ней. — Муж имеет право на уважение. А на квартиру — только если купил её вместе с женой. Что, как мы все помним, не так.
Дмитрий фыркнул.
— Ты понимаешь, что сейчас ведёшь себя как неблагодарная…
— Как женщина, которая защищает то, что зарабатывала два года, — перебила она. — И да, спасибо, что показал мне, кто ты на самом деле.
— Да я тебя люблю! — вдруг выкрикнул он, шагнув к ней. — Просто хочу, чтобы у нас всё было общее!
— Любовь не меряют по метрам квадратным, — сказала она тихо. — А то, что ты делаешь, называется не любовью, а расчётом.
Он замолчал. Наталья Павловна хмыкнула и ушла на кухню, громко поставив чайник.
— Ну, думай, как хочешь, — сказал Дмитрий и отвернулся.
Арина посмотрела на него последний раз.
— Знаешь, я тоже всё решила, — сказала она. — Завтра мы подаём на развод.
— Чего?! — он повернулся, будто она ударила его по лицу.
— Ты хотел всё общее? Пожалуйста. Будет общее прошлое. Больше ничего.
Она развернулась и ушла. На улице шёл мелкий снег, липнущий к волосам.
И вдруг ей стало легко. Не радостно, но спокойно — как после долгого, тяжёлого разговора, который нужно было провести.
Через месяц они развелись. Дмитрий пытался вернуться, писал сообщения, что всё «не так понял», что «любил и любит». Но Арина уже жила своей жизнью.
Она знала теперь главное: настоящая любовь не требует расписываться на чужих документах.
И её квартира осталась её. Как и свобода.
