Анна стояла посреди кухни, крутя в руках коробку от новенького смартфона. Телефон стоил больше, чем многие тратили на еду за месяц, но ей было всё равно. Она заработала эти деньги сама. В конце концов, не каждый день заключаешь контракт на полтора миллиона. Хотелось порадовать себя чем-то красивым, чем-то своим.
Из-за двери послышался тяжёлый шаг — Елена Петровна.
Ну конечно, не могла не прийти, опять без звонка, как ревизор без предупреждения, — подумала Анна, глубоко вдохнув.
— Что это ты тут разложила? — с едким интересом протянула Елена Петровна, заходя в кухню и критически оглядывая коробку.
— Телефон новый купила, — спокойно ответила Анна, не поднимая глаз.
— Телефон?! — воскликнула свекровь так, будто Анна купила яхту и припарковала её на их балконе. — У вас что, деньги куры не клюют?
Анна вздохнула.
И что, каждый раз надо оправдываться, сколько я трачу на свою жизнь?
Но вслух сказала:
— Елена Петровна, я работаю. Плачу за квартиру, коммуналку, продукты. Я даже за отпуск для всех нас в прошлом году заплатила. Помните?
— Ой, ну надо же, какая благодетельница! — язвительно протянула свекровь, усаживаясь на стул. — Да без тебя мы бы не пропали. Алексей — мужик умный, инженер, между прочим. А ты… телефон покупаешь… за такие деньги. Лучше бы на машину отложили. Или квартиру поменяли. Вон, кухня уже старенькая.
Анна посмотрела на Елену Петровну так, как будто та предложила ей продать почку ради новой микроволновки.
— На машину? Для кого, простите? Для Алексея, который сам не хочет шевелиться? Или для вас, чтобы возить вас по магазинам?
Елена Петровна надменно вздёрнула подбородок.
— Не смей так со мной разговаривать! Я тебе не подружка из салона красоты.
Анна сжала коробку в руках до хруста.
— И слава Богу, Елена Петровна. А то я бы уже и волосы вам перекрасила, и маникюр сделала. Выглядите, кстати, уставшей. Не хотите в салон? Я подарю сертификат. Вам ведь не жалко будет моих денег потратить?
В кухне повисла тяжёлая пауза, густая, как кипящий суп.
В этот момент на кухню, как по расписанию, ввалился Алексей. Щёки красные, дыхание сбивчивое, в руках — бутылка кефира и батон.
— О, привет, — буркнул он, увидев двух женщин в напряжённой тишине. — Что тут опять?
— Твоя жена, Алексей, разбрасывается деньгами, как дура на базаре! — завела старую шарманку Елена Петровна, не давая ему и слова вставить. — Покупает себе игрушки, вместо того чтобы о семье думать!
Алексей заёрзал, словно нашкодивший школьник перед директором.
— Ну, Ань, может, действительно стоило подумать… — пробормотал он, избегая её взгляда.
У Анны защемило в груди. Не то чтобы она ждала от него бурной защиты. Но хотя бы что-то. Какую-то реакцию. Какую-то искру в глазах, кроме тупого покорства.
— Я думала, ты мужик, Алексей, — горько усмехнулась она. — А ты, оказывается, на побегушках у мамы.
— Не перегибай, — буркнул Алексей, потирая лоб. — Мама просто хочет нам добра.
Анна подняла бровь.
— Конечно. Все беды в мире творятся исключительно из лучших побуждений. Ты тоже об этом думай, когда будешь до старости слушать, что тебе есть, с кем спать и какие носки надевать.
Елена Петровна шумно вздохнула, как уставший бегемот.
— Вот она, молодежь. Никакого уважения к старшим. Только бы деньги тратить да на телефонах сидеть!
Анна, в отличие от свекрови, была мастером молчаливых убийств. Она встала, подошла к раковине и медленно, с явным удовольствием стала мыть чашку. Так, чтобы побрякивание воды и фарфора заглушало пустую болтовню.
Елена Петровна не унималась:
— Алексей, милый, ты подумай! Может, тебе стоит снова ко мне переехать? Там тебе и еда, и порядок… без этого цирка.
Анна резко повернулась.
— А вот это идея! Беги, Лёша. Пока мама горячий борщ на плите не остыл.
Алексей замер между двумя женщинами, как заяц между двумя охотниками. В его глазах металась безнадёжность.
Анна вдруг поняла — в этой квартире она одна. И всегда была одна. Только раньше она обманывала себя.
Всё. Довольно. Пора заканчивать это дешевое ток-шоу.
Она сняла с пальца обручальное кольцо, положила его на стол рядом с коробкой от телефона и, глядя прямо в глаза свекрови, произнесла:
— Заберите себе всё. Мне ничего от вас не нужно.
Анна стояла в дверях кухни, чувствуя, как злость в ней кипит, как закипающий чайник, которому уже поздно выключать газ.
Алексей всё ещё стоял посреди кухни, безмолвный, жалкий. В руках он зачем-то продолжал держать батон, будто тот мог спасти его от разрыва семьи.
Елена Петровна поднялась со стула, будто на сцену выходила.
— Вот и прекрасно, Аннушка. Наконец-то всё встало на свои места. Нам не нужны твои подачки. Алексей без тебя проживёт. И гораздо лучше, поверь.
Анна медленно кивнула.
— Я вам верю, Елена Петровна. Ведь если верить вам, я вообще зря родилась.
Алексей шагнул вперёд, поднял руку, будто хотел что-то сказать… но передумал.
— Может, не будем горячиться? — промямлил он, глядя куда-то мимо.
Анна вздрогнула от его жалкой попытки сгладить углы.
— Горячиться? — голос её дрогнул, но она быстро взяла себя в руки. — А когда твоя мама каждый месяц приходит сюда и устраивает мне допросы с пристрастием, ты почему не переживал о температуре в доме? Или когда она залезала ко мне в банковские выписки, ты тоже думал: «Ой, не будем горячиться»?
Алексей виновато уставился на батон.
Елена Петровна вскинула голову:
— Я всего лишь хотела знать, на что тратятся деньги! Я мать! Мне не всё равно!
Анна усмехнулась.
— Мать? Для кого? Для взрослого лба в тридцать пять лет, который сам боится сказать вам «нет»?
Она шагнула ближе к Алексею, и теперь между ними был всего метр.
— Ты даже не представляешь, как отвратительно жить с мужчиной, который каждый раз кивает мамочке, а потом шепчет жене: «Ты только потерпи, она скоро уйдёт».
Алексей шумно вдохнул.
— Анна, хватит. Всё ведь можно решить…
Анна перебила его:
— Да? А когда я предлагала тебе снять квартиру подальше отсюда, ты тоже сказал «можно решить». Только решил — остаться тут. Чтобы мамочка могла каждый вечер проверять, какую простынь мы стелим!
Елена Петровна вскрикнула:
— Наглая девка! Ты должна была быть благодарна, что тебя в дом пустили!
Анна зло рассмеялась.
— В дом? В чью собственность, простите? Дом купила я. На свои деньги. На свои нервы. На свои бессонные ночи.
Она кинула взгляд на Алексея, как на чужого человека.
— Ты хоть раз в жизни мог бы встать за меня. Сказать ей, что я твоя жена, что я не должна отчитываться за каждый потраченный рубль. Хоть раз!
Алексей ссутулился. Ему вдруг стало ужасно стыдно. Но было поздно.
— Я… я просто не хотел конфликта, — пробормотал он.
Анна с болью улыбнулась:
— Ты боялся конфликта. Так сильно боялся, что потерял меня.
Она отвернулась и направилась в спальню. Движения были резкими, как у солдата на плацу. На полпути обернулась:
— Забери маму. И сам тоже уходи.
Елена Петровна резко двинулась к двери:
— С радостью. Ты думала, я останусь здесь дольше, чем нужно?
Анна смахнула с полки семейную фотографию — Алексей, Елена Петровна, сама Анна. Рамка треснула. Фотография выскользнула и упала на пол, словно намекая: конец истории.
Алексей неловко поднял снимок.
— Ань… — сказал он жалобно.
Анна молчала.
За несколько минут Елена Петровна и Алексей ушли. С треском захлопнулась дверь.
В квартире стало так тихо, что слышно было, как тикали старые часы на кухне.
Тик-так, тик-так.
Как бомба замедленного действия.
Анна прошла по комнатам. Кровать — не заправлена. На кресле — его свитер. В ванной — его щётка. Мелочи. Пустые знаки большого конца.
Она села на пол в коридоре, прислонившись спиной к стене. Слёзы не шли. Только горло саднило, как после долгого крика.
Как же так? — подумала она.
Почему, сколько бы я ни старалась, я всё равно остаюсь одна?
И тут в голове всплыл вечер двухлетней давности.
Тогда, сидя в этой же кухне, Алексей улыбался ей, тёплый, заботливый. Они пили чай, говорили о будущем.
Он обещал — «Я всегда буду рядом».
И где ты теперь, Лёша?
Анна вздохнула и машинально достала телефон. Новый, блестящий. Открыла чат с Алексеем. Последнее сообщение было его:
«Купи хлеба, пожалуйста.»
Больше ни о любви, ни о «всегда рядом». Только хлеб. И кефир.
Анна стерла чат. Без сожаления.
Потом, уже почти на автомате, она написала короткое сообщение матери:
«Мама, я всё. Я свободна.»
Телефон мигнул. Мама прислала смайлик с обнимашками.
Анна улыбнулась сквозь боль.
Свобода. Только какая-то пустая пока что.
Свобода — это когда тебя некому больше подвести.
Прошла неделя.
Анна за это время успела и поплакать, и выть в подушку, и строить грандиозные планы побега в Питер, и даже начертить себе бизнес-план новой жизни.
Но однажды вечером зазвонил телефон.
Алексей.
— Не бери, — говорила ей холодная часть сознания.
— Может, стоит хотя бы выслушать? — нудила другая, всё ещё глупо верящая в чудеса.
Анна взяла трубку.
— Привет, — голос у Алексея был хриплый, нервный. — Я… можно я увижу тебя?
Анна вздохнула:
— Лёша, что ты хочешь?
Он замялся:
— Просто поговорить. Без неё. Без сцены. Только мы.
Анна молчала.
— Пожалуйста, — добавил он, и в этом «пожалуйста» было столько усталости и чего-то настоящего, что она вдруг, сама не понимая зачем, сказала:
— Ладно.
Они договорились встретиться у его матери. Уж какой-то ужин устроить. «Как взрослые люди поговорить,» — так выразился Алексей.
Анна надела спокойное серое платье, собрала волосы. На лице — минимум косметики.
Ехала в такси и думала:
Последний раз. Последний. Ни обещаний, ни иллюзий.
Дом Елены Петровны встретил её всё тем же запахом старого табака и кислого теста. Анна вздрогнула, но перешагнула порог.
В гостиной Елена Петровна сидела как царица на троне. Улыбнулась ядовито.
— Аннушка! Неужели соизволила к нам пожаловать?
Алексей вышел из кухни с двумя бокалами вина.
— Мам, мы договорились… — пробормотал он, пытаясь передать один из бокалов Анне.
Анна взяла стакан воды вместо вина. В глазах — ледяная стена.
— Слушаю тебя, Лёша, — коротко сказала она.
Алексей неловко сел напротив, потирая колени, как школьник на родительском собрании.
— Я всё понял. Всё осознал. Ты права. Я… — он замялся, посмотрел на мать, потом снова на Анну. — Я готов всё изменить.
Анна скептически подняла бровь:
— Всё?
Елена Петровна не удержалась и вставила с ехидной улыбкой:
— Да уж, сынок, если эта барышня захочет, ты ещё и с балкона сиганёшь…
Анна отложила стакан.
— Видите? Даже на ужине, куда вы меня пригласили, я — барышня. Гостья в собственном браке.
Алексей кашлянул:
— Мам, пожалуйста…
Но Елена Петровна уже разошлась:
— А чего ты хотел? Чтобы я молчала, когда вижу, как женщина тянет из тебя все соки? Деньги, терпение, силы…
Анна медленно встала.
— Деньги? — произнесла она почти ласково. — Так давайте подсчитаем: ипотека, машина, мебель — всё куплено на мои деньги. На мои контракты. На мою усталость.
Елена Петровна фыркнула:
— Конечно, конечно. Всё сама, всё сама. А мой сын, выходит, ничтожество?
Анна холодно улыбнулась:
— Вы сами это сказали.
Молчание в комнате было таким густым, что его можно было резать ножом.
Алексей, наконец, попытался что-то выдавить:
— Мам, хватит. Дай нам с Аней поговорить наедине.
Но Елена Петровна вскинулась:
— Не дам! Пока я жива, я буду защищать своего сына от таких, как она!
Анна взяла сумочку.
— Вы знаете, Елена Петровна, вы добились своего. Вы защитили своего мальчика. От меня.
Она посмотрела на Алексея, который так и не встал, так и не встал рядом с ней.
— Прощай, Лёша.
И, развернувшись на каблуках, ушла в коридор.
Алексей рванулся было за ней:
— Ань! Подожди! Мы же… Мы можем начать сначала!
Анна, не оборачиваясь, натянула пальто.
— Мы ничего не можем, Лёша. Ты выбрал.
Елена Петровна догнала его в прихожей и обняла сына за плечи:
— Вот и хорошо, сынок. Бог уберёг.
Анна дернула дверь на себя и выскочила наружу. В лицо ударил холодный весенний ветер. Свежий. Живой.
На лавочке у подъезда её ждал Олег.
Тот самый — первая любовь. Старый друг, которому она недавно написала: «Помоги мне уехать».
Он поднялся, увидев её, и тихо сказал:
— Ну что, Анна Викторовна? На северо-запад?
Анна кивнула.
— На северо-запад, Олег.
Он взял её сумку, как будто это был не просто багаж, а её старую, избитую душу.
Они шли к машине молча, и только у дверцы он спросил, уже улыбаясь:
— Больше не вернёмся?
Анна тоже улыбнулась.
И впервые за долгое время — искренне.
— Даже если буду умолять — не вези меня обратно, — сказала она.
Они сели в машину.
Когда двери закрылись, Анна почувствовала, как будто захлопнулась не просто дверца автомобиля, а старая, тяжелая дверь её прежней жизни.
И впереди было только новое. Только её.
И только свобода.
