— Я не поеду на эти выходные, Женя. И дети тоже не поедут.
Юлия Александровна стояла у окна, скрестив руки на груди, и смотрела на мужа. Вечернее майское солнце пробивалось сквозь тюль, подсвечивая её каштановые волосы рыжеватым ореолом.
— Мам опять расстроится, — Евгений Петрович вздохнул, присаживаясь на край дивана.
— Пусть расстраивается. Я устала. Дети устали. Каждые выходные — как на каторгу. Алёшка вчера сказал, что ненавидит эту картошку. А у Марины аллергия обострилась.
Он посмотрел на жену, на её упрямо сжатые губы, и понял — сегодня она не уступит. Юлия была права, по-своему. За десять лет брака они почти не имели собственных выходных. Каждую весну — посадка, каждое лето и осень — прополка, полив, уборка. И всё это под неусыпным контролем его матери, Елены Васильевны.
— Понимаешь, она считает, что земля должна работать, — начал он привычную защитную речь.
— Женя, — оборвала его Юлия, — мне плевать, что она считает. У нас двое детей, у них должно быть детство. Нормальное детство, а не согнутая над грядками спина. Мы живём в городе, работаем в офисах, а каждые выходные — как крепостные. Это ненормально.
Она подошла к мужу и опустилась рядом на диван.
— Помнишь, как мы мечтали о выходных на природе? О поездках в аквапарк? О том, что покажем детям море? Когда ты в последний раз играл с сыном в футбол?
Евгений потёр переносицу. Конечно, он помнил. И понимал, что жена права. Но перечить матери… Елена Васильевна воспитывала их с братом одна, после развода. А потом, когда отец вернулся и они снова стали жить вместе, она всё равно оставалась главой семьи. Строгой, но справедливой. По крайней мере, так он привык думать.
— Юль, давай компромисс. Съездим в эту субботу, поможем с посадкой, а в воскресенье — наш день. Заберём детей в аквапарк, идёт? — он попытался улыбнуться.
— Нет, Женя. Никаких компромиссов. Я десять лет шла на компромиссы. Десять лет слушала, как твоя мать распоряжается нашим временем, нашими детьми и нашей жизнью. Хватит.
В коридоре раздался звонок. Евгений взглянул на настенные часы — ровно шесть. Его мать всегда звонила в одно и то же время, с точностью до минуты.
— Поговори с ней сам, — Юлия встала и направилась в детскую. — Объясни, что в эти выходные никто не приедет.
Она права, думал Евгений, глядя на телефон. И я знаю это. Но как объяснить это маме?
Он снял трубку.
— Да, мам.
— Женечка, вы завтра к десяти приезжайте, картошку будем сажать, — голос Елены Васильевны звучал, как всегда, властно и уверенно. — Юра уже согласился помочь, но он один не справится.
— Мам, мы не сможем приехать в эти выходные, — Евгений сделал глубокий вдох. — У нас… у нас другие планы.
Последовала короткая пауза.
— Какие планы? — в её голосе появились металлические нотки.
— Мы… мы хотим провести время с детьми. В городе. В аквапарк сходить.
— В аквапарк? — Елена Васильевна фыркнула. — Зачем платить деньги за какой-то бассейн, когда у вас есть огород? Свежий воздух, польза. Не выдумывай, Женя. В десять жду.
И тут его что-то надломилось. Впервые за много лет он понял, что мать даже не слушает его.
— Мам, ты не поняла. Мы не приедем. Ни завтра, ни в воскресенье.
— Что значит «не приедете»? — её голос зазвенел. — Это что, твоя Юлька придумала? Совсем тебя под каблук загнала!
— Нет, мам, это моё решение тоже, — соврал Евгений, чувствуя, как внутри нарастает волна раздражения. — Детям нужен отдых. И нам тоже.
— Отдых? — Елена Васильевна усмехнулась. — От чего отдых? От нормальной работы? Вот оно, новое поколение — лентяи и белоручки. Я в ваши годы лопату из рук не выпускала. И детей к труду приучала.
— Мам, мы не против труда. Мы против того, чтобы все выходные проводить на огороде.
— Значит так, — отчеканила Елена Васильевна, — если вы завтра не приедете, можете забыть о наследстве. Дом этот я Юре отпишу, а не тебе.
Вот оно. Привычный козырь, который мать выбрасывала каждый раз, когда он пытался возразить. Евгений почувствовал, как его захлёстывает волна гнева.
— Знаешь что, мам? Отписывай кому хочешь. Мы с Юлей сами заработаем на дом.
Он положил трубку, чувствуя, как колотится сердце. В комнате стало неожиданно тихо. Он обернулся и увидел Юлию, стоящую в дверях с открытым от удивления ртом.
— Ты… ты ей отказал? — её голос дрожал от волнения.
— Да, — он сам не верил в то, что произошло. — Я сказал, что мы не приедем.
Юлия подбежала к нему и обняла.
— Женя, ты даже не представляешь, что ты сейчас сделал, — прошептала она. — Ты только что подарил нам свободу.
Телефон зазвонил снова, но они не стали поднимать трубку.
Лето 2015 года выдалось жарким. Пятилетний конфликт с Еленой Васильевной то затихал, то разгорался с новой силой. После того первого серьёзного отказа они всё же продолжали иногда ездить в деревню — но уже на своих условиях, не каждые выходные и не на целый день. Но в этом году всё изменилось — в марте неожиданно умер отец Евгения.
Они стояли на кладбище — Евгений, Юлия, дети и Юрий, его младший брат. Елена Васильевна держалась прямо, не проронив ни одной слезы. Только крепче сжимала губы, глядя, как опускают гроб в могилу.
— Поедем к нам, мам, — тихо сказал Евгений, когда всё закончилось.
— Нет, — отрезала она. — Я к себе поеду. Юра меня отвезёт.
Юрий кивнул. В свои тридцать пять он всё ещё жил с родителями, не имел собственной семьи и во всём слушался мать. Его нестабильная работа — «то грузчик, то охранник» — не позволяла ему съехать от родителей, да он, казалось, и не стремился к самостоятельности.
— Может, поживёшь у нас какое-то время? — предложила Юлия. — Тебе не стоит оставаться одной.
— Ещё чего, — фыркнула Елена Васильевна. — У меня свой дом есть, я к вам не набиваюсь. К тому же, огород сам себя не вскопает.
— Но мам… — начал Евгений.
— Никаких «но». Завтра в десять жду вас всех с лопатами. Петра больше нет, значит, вам придётся больше работать.
Юлия сжала кулаки и отвернулась. Даже в день похорон мужа Елена Васильевна не могла думать ни о чём, кроме своего огорода.
По дороге домой они молчали. Дети тихо сидели на заднем сиденье, ощущая напряжение между родителями.
— Я поеду завтра, — наконец сказал Евгений. — Одна она не справится.
— Женя, она даже не скорбит по отцу. Она думает только о картошке.
— Так она справляется с горем, Юль. Все по-разному переживают потерю.
Юлия покачала головой, но промолчала. Она достаточно хорошо знала свою свекровь, чтобы понимать: дело не в горе — дело в контроле. Смерть мужа только усилила желание Елены Васильевны управлять жизнью сыновей.
Всё лето и осень они ездили в деревню чаще обычного. Евгений не мог отказать матери, видя её одиночество. Но и Юлия понимала его — какими бы сложными ни были отношения, Елена Васильевна была его матерью и только что потеряла мужа.
К 2020 году многое изменилось. Алексею исполнилось двадцать, и он уже учился в университете. Марине было восемнадцать, она заканчивала школу. Юлия и Евгений купили вторую квартиру, куда переехал Алексей, чтобы быть ближе к университету.
Их отношения с Еленой Васильевной стали более отстранёнными. Они всё ещё навещали её, но уже не так часто. А огородные вопросы и вовсе отошли на второй план — у детей была учёба, у родителей — работа.
В тот майский вечер Юлия вернулась домой с работы уставшая и раздражённая. Очередной квартальный отчёт, проблемы с поставщиками — всё это выматывало. Она мечтала о спокойном вечере, может быть, о бокале вина и хорошем фильме.
— Мама звонила, — сообщил Евгений, когда она вошла в кухню. — Говорит, в этом году много картошки нужно посадить.
Юлия замерла, не снимая плаща.
— И?
— Ну… она хочет, чтобы мы приехали в эти выходные.
— Женя, у нас отпуск через две недели. Мы собирались на море.
— Да, я знаю, — он опустил глаза. — Я ей так и сказал. Но она говорит, что если мы не приедем помогать на огород, то можем забыть о море.
— Забыть о море? Это что, шантаж такой? — Юлия бросила сумку на стул. — У нас дети взрослые почти, у нас первый совместный отпуск за сколько лет? И мы должны его отменить из-за её картошки?
— Она говорит, что картошку нужно посадить до отъезда, а потом ей одной за ней не уследить, — Евгений выглядел виноватым. — И что если мы хотим, чтобы осенью был урожай, то…
— Хватит, — резко оборвала его Юлия. — Я не хочу урожай осенью. Я хочу отдохнуть летом. Сколько можно, Женя? Твоей матери семьдесят лет, но она всё ещё думает, что может указывать нам, как жить!
Она сняла плащ и бросила его на стул рядом с сумкой.
— Я больше не участвую в этом огородном рабстве. Ни я, ни дети. И отпуск мы не отменим. Если она хочет картошку — пусть сама её и сажает.
— Юля, ну ты же знаешь, что она не может сама…
— А почему не может? Она здоровее многих шестидесятилетних! И почему только мы должны помогать? А где твой брат? Пусть Юра копает.
— Юра работает, — неуверенно возразил Евгений.
— Да как всегда — неделю через три! У него полно времени для огорода. Но нет — все претензии к нам, потому что мы такие удобные, да? Всегда соглашаемся, всегда уступаем.
Она подошла к холодильнику и достала бутылку вина, с силой захлопнув дверцу.
— Знаешь что, Женя? Я больше не хочу говорить о твоей матери и её огороде. Хочешь — езжай сам. А я с детьми на море поеду, как планировали.
Она налила себе бокал вина и вышла из кухни, оставив ошеломлённого мужа одного.
Вечером, когда она уже лежала в постели, Евгений осторожно присел на край кровати.
— Юль, я всё понимаю. И ты права.
Она повернулась к нему, удивлённая неожиданным признанием.
— Я позвонил маме и сказал, что мы не приедем ни в эти выходные, ни перед отпуском, — продолжил он. — Сказал, что мы заслужили отдых, и что Юра должен ей помогать тоже, а не только мы.
— И что она ответила? — Юлия приподнялась на локте.
— Она… — он запнулся, — она сказала, что раз так, то мы можем забыть о наследстве. Что она завещает дом Юре, а нам — ничего. И что мы неблагодарные дети, которые бросают мать в старости.
Юлия почувствовала, как внутри поднимается волна гнева.
— Пусть завещает кому хочет. Мы не ради наследства к ней ездили все эти годы.
— Я знаю, — кивнул Евгений. — Именно это я и сказал. А ещё сказал, что если она продолжит шантажировать нас, то мы вообще перестанем приезжать.
Юлия села в постели, глядя на мужа широко раскрытыми глазами.
— Ты ей так и сказал?
— Да, — он слабо улыбнулся. — И знаешь, что странно? Я чувствую себя… свободнее.
Она обняла его, прижавшись щекой к плечу.
— Ты молодец, Женя. Ты защитил нашу семью.
В тот вечер они впервые за долгое время почувствовали себя по-настоящему семьёй, а не придатком к огороду Елены Васильевны.
Через три недели они вернулись с моря — загорелые, отдохнувшие, полные впечатлений. За всё время отпуска Елена Васильевна не позвонила им ни разу. И они не звонили ей — впервые за много лет.
После возвращения Евгений несколько раз пытался дозвониться матери, но она не брала трубку. Юрий, к которому он обратился, сказал только: «Мама очень обижена. Говорит, что вы предали её.»
— Мне всё-таки стоит съездить к ней, — сказал Евгений жене. — Узнать, как она там.
— Если хочешь — поезжай, — пожала плечами Юлия. — Только учти, она будет давить на жалость и обвинять нас во всех смертных грехах.
— Я знаю. Но она всё-таки моя мать.
Евгений поехал в деревню один. Когда он вернулся вечером, его лицо было мрачным.
— Ну что? — спросила Юлия, заранее догадываясь об ответе.
— Она даже в дом меня не пустила, — он опустился на стул. — Сказала, что раз мы выбрали море вместо неё, то можем вообще к ней не приезжать. И что теперь Юра ей помогает, а не мы.
— Ну и пусть, — Юлия села рядом, взяв его за руку. — Ты сделал всё, что мог. Дальше — её выбор.
— Да уж, — он горько усмехнулся. — Она выбрала огород вместо отношений с сыном.
С тех пор они не общались с Еленой Васильевной. Иногда Евгений звонил Юрию, чтобы узнать, как мать, но та отказывалась говорить с ним. Юрий переехал в родительский дом и теперь полностью зависел от матери — она кормила его, стирала, а он взамен работал на огороде. Замкнутый круг, из которого Евгений с таким трудом вырвался.
В июне 2021 года Евгений перебирал старые вещи на антресолях и неожиданно нашёл альбом с фотографиями. На одной из них был его отец — молодой, улыбающийся, с рюкзаком за плечами. Подпись на обороте гласила: «Кавказ, поход, 1980».
Евгений долго смотрел на эту фотографию. Он помнил отца уже пожилым, уставшим, всегда подчиняющимся матери. Но здесь, на снимке, был совсем другой человек — свободный, счастливый.
Интересно, подумал Евгений, когда он утратил эту свободу? Когда перестал быть собой и превратился в придаток к огороду?
Он понял, что дело не только в Елене Васильевне — дело в выборе. Его отец выбрал подчинение вместо борьбы, удобную зависимость вместо сложной свободы. И чуть не увлёк за собой сына.
Вечером он показал фотографию Юлии.
— Смотри, каким был мой отец, — он протянул ей снимок. — Походы, горы, приключения. А потом…
— А потом он выбрал картошку, — тихо закончила Юлия.
— Да. И знаешь, я вдруг понял: если бы не ты, я мог бы повторить его путь. Погрязнуть в бесконечных обязательствах, отказаться от своих желаний. Ты спасла меня, Юль.
Она улыбнулась, обнимая его.
— Мы спасли друг друга, Женя. И построили свою жизнь — без огородного рабства.
Елена Васильевна так и не примирилась с сыном. Юрий, полностью зависимый от неё, иногда звонил брату тайком и рассказывал, что мать всё ещё злится, что она переписала завещание, оставив дом ему. Но Евгения это уже не волновало.
У них с Юлией была своя жизнь — насыщенная, свободная, полная любви. Алексей заканчивал университет, Марина поступила в медицинский. Они путешествовали, строили планы, наслаждались каждым днём.
Иногда, проезжая мимо дачных участков, Евгений с улыбкой наблюдал за согнутыми над грядками фигурами. Нет, думал он, это не для нас. Мы выбрали другой путь.
А фотография отца в походе заняла почётное место на стене в их квартире — как напоминание о том, что свобода требует смелости. И что настоящая семья — это не те, кто держит тебя за якорь в прошлом, а те, кто поддерживает в полёте к будущему.
Он выбрал правильно. И ни разу не пожалел об этом.
