Двести тысяч лежали ровными пачками в старой коробке из-под обуви, словно кто-то специально выстроил из них кирпичную стену между прошлым и будущим. Лена держала коробку на вытянутых руках, как держат чужого младенца — осторожно и с недоумением.
— Артём! — позвала она из кладовки, стараясь, чтобы голос звучал ровно. — Можешь подойти?
Шаги мужа по коридору были тяжёлыми, усталыми. Последние месяцы он всё время ходил так — будто нёс на плечах невидимый груз.
— Что там у тебя? — он заглянул через плечо и замер. — Откуда ты это взяла?
— Искала новогодние гирлянды. Августа заканчивается, думала проверить, работают ли…
— Ты рылась в моих вещах!
Лена медленно повернулась к нему. За семь лет брака она научилась читать все оттенки его гнева — от лёгкого раздражения до белого каления. Сейчас стрелка барометра стремительно ползла к буре.
— В наших вещах, Артём.
— Которую ты получила от бабки! — выплюнул он. — И теперь думаешь, что всё здесь твоё?
Старая песня. Лена могла бы подпеть — знала все слова наизусть. Квартира от бабушки Клавдии Семёновны. Сдача однушки на Таганке, которая приносит больше, чем зарплата Артёма в его рекламном агентстве. И Вера Петровна, свекровь, чей голос Лена слышала в каждом упрёке мужа.
— Я не собираюсь это обсуждать, — Лена поставила коробку на стиральную машину. — Давай поговорим о деньгах. Двести тысяч, Артём. Откуда?
— Не твоё дело!
— Моё. Мы семья. У нас общий бюджет.
Артём фыркнул так, что усы дёрнулись.
— Общий? Ты полгода не работаешь!
— Я приношу в дом сорок пять тысяч каждый месяц от сдачи квартиры.
— Ты получаешь деньги за то, что твоя бабка вовремя умерла!
Тишина упала между ними, как топор палача. Лена почувствовала, как что-то внутри неё медленно и окончательно ломается. Не с треском — тихо, как перетирается от времени верёвка.
— Вон, — сказала она очень спокойно. — Вон из моего дома.
— Что?
— Ты слышал. Собирай вещи и уходи. К маме своей драгоценной.
— Ты спятила? Это мой дом!
— Нет, Артём. Это дом бабушки Клавдии. Которая «вовремя умерла». Помнишь, как она пекла тебе блины с мясом? Как вязала тебе свитер к первому Новому году, когда мы только поженились? Как переживала, когда ты сломал ногу?
Артём молчал, но Лена видела — помнит. Только сейчас ему выгоднее было забыть.
— У тебя час, — сказала она. — Потом я вызову полицию.
— Ты не посмеешь!
Но Лена уже набирала номер Кати, подруги-юриста.
— Катюш, привет. Да, срочно. Можешь подъехать? Муж уходит, нужна помощь с документами.
Она говорила так буднично, словно заказывала пиццу. Артём стоял посреди коридора — растерянный, злой, вдруг ставший чужим.
— Лен… — начал он.
— Час пошёл.
Первые три дня Лена плакала. Не от горя — от облегчения. Она не понимала, как не замечала раньше, каким тяжёлым стал воздух в доме. Как осторожно она ступала по собственной квартире, боясь потревожить пыль не там, где надо. Как считала минуты до прихода Артёма, гадая — в каком он будет настроении.
На четвёртый день она выбросила его тапочки. На пятый — переставила мебель в спальне. На шестой — купила то самое платье с цветами, которое он назвал «бабским».
Утром седьмого дня пришло сообщение:
«Лена, давай встретимся. Нам надо поговорить.»
Она налила себе кофе покрепче — из той самой турки, которую Артём терпеть не мог за «вонь» — и ответила:
«Хорошо. Приходи вечером.»
Артём пришёл с цветами. Белые розы — её любимые. Помнит, значит. От него пахло не домом, а чужим бельём и дешёвым гелем для душа.
— Проходи, — Лена отступила от порога. — Чай?
— Лен, я… Давай без церемоний. Я облажался.
Она села напротив, скрестив руки на груди.
— Продолжай.
— Мама… В общем, она много чего говорит. Я не должен был слушать. Ты же знаешь, какая она.
— Знаю. Но ты — взрослый мужчина. Тебе тридцать пять лет, Артём.
Он опустил голову.
— Я хочу вернуться.
— А я не уверена, что хочу тебя вернуть.
Артём вскинулся:
— Лена, ну что ты как маленькая! Поругались и всё, развод? Так не бывает!
— Бывает, — она отпила кофе. — Знаешь, что я поняла за эту неделю? Мне хорошо одной. Спокойно.
— Это премия была! Я хотел тебе сюрприз сделать!
— Не лги, Артём. Ты прятал деньги, потому что считал — я их не заслуживаю. Ведь я же «не работаю».
Он молчал. В тишине было слышно, как тикают настенные часы — подарок свекрови на новоселье.
— Если хочешь вернуться, — медленно сказала Лена, — будут условия.
— Какие? — в голосе мелькнула надежда.
— Первое. Домашние дела — пополам. Готовка, уборка, стирка. График составим.
— Но я же работаю!
— И я работаю. Управляю недвижимостью, веду переговоры с арендаторами, решаю вопросы с управляющей компанией. То, что у меня нет трудовой книжки, не значит, что я сижу без дела.
Артём кивнул. Неохотно, но кивнул.
— Второе. Никаких упрёков про бабушкину квартиру. Никогда. Ни в шутку, ни всерьёз.
— Хорошо.
— Третье. Твоя мама больше не даёт советов о нашей семейной жизни. Если начнёт — ты её останавливаешь.
— Лен, ну ты же знаешь маму…
— Вот именно. Знаю. Поэтому и говорю.
Артём сидел ссутулившись, похожий на школьника в кабинете директора. Лена смотрела на него и думала — любит ли ещё? Или просто привыкла?
— У меня тоже есть условие, — вдруг сказал он.
— Слушаю.
— Давай попробуем заново. Не делать вид, что ничего не было. А именно заново. Сходим куда-нибудь, как раньше. Помнишь, мы в планетарий ходили на первом свидании?
Лена улыбнулась. Первый раз за неделю — искренне.
— Помню. Ты всю лекцию про звёзды мне про свою работу рассказывал.
— И ты не сбежала.
— Не сбежала.
Они сидели друг напротив друга — два человека, которые семь лет назад думали, что любовь победит всё. Может, думала Лена, они были правы. Просто любовь — это не только звёзды и белые розы. Это ещё и умение вовремя остановиться. И начать заново.
— Ладно, — сказала она. — Давай попробуем. Но если что — у меня номер Кати на быстром наборе.
Артём улыбнулся криво:
— Запомню.
Вера Петровна узнала о возвращении сына к невестке через две недели. Приехала без звонка, как всегда.
— Что ж ты, Артёмушка, поддался-то? — причитала она, пока Лена наливала чай. — Мужик должен в доме главным быть!
— Мам, — спокойно сказал Артём, — мы с Леной партнёры. Равные.
— Какие партнёры! Жена должна мужа слушаться!
— Как папа тебя слушался? — Артём усмехнулся. — Помню, как ты его из дома выгнала за то, что он зарплату пропил. Три месяца у тёти Нади жил.
Вера Петровна поджала губы:
— То другое дело было!
— Такое же, мам. Абсолютно такое же.
Лена поставила на стол вазочку с печеньем. Домашним — она испекла вчера, и Артём помогал вырезать формочки. Вышло криво, но вкусно.
— Печенье будете, Вера Петровна?
Свекровь покосилась на угощение с подозрением, но взяла.
— Ты что ж это, милая, мужа моего совсем подкаблучником сделала?
— Нет, — Лена села рядом с Артёмом. — Просто напомнила, что в браке двое. И у каждого есть голос.
— Вот я и говорю — испортила парня! Раньше хоть мужиком был!
— Мам, — Артём взял руку жены, переплёл пальцы. — Я и сейчас мужик. Просто понял, что быть мужиком — это не значит унижать жену. Это значит уметь признавать ошибки. И исправлять их.
Вера Петровна фыркнула, но спорить не стала. Допила чай, собралась уходить. У двери обернулась:
— Ты, Лена, смотри. Дашь слабину — снова по шее сядет.
— Не сядет, — улыбнулась Лена. — Мы оба научились держать равновесие.
Когда за свекровью закрылась дверь, Артём обнял жену:
— Спасибо.
— За что?
— За второй шанс.
Лена прижалась к его плечу. В кладовке всё ещё лежала коробка из-под обуви — теперь пустая. Деньги они потратили на совместный отпуск. Первый за три года.
Иногда, думала Лена, чтобы сохранить семью, нужно быть готовым её потерять. И тогда — только тогда — она становится по-настоящему твоей.
