Кухня в их квартире всегда была одновременно полем боя и местом примирения. Стол — старый, с царапинами от ножа, которые Анна закрывала скатертью, хотя давно смирилась: новый они не купят. Не потому что денег совсем нет, а потому что Дмитрий каждый раз говорил: «Да ладно, чего ты к столу прицепилась, мы же на нём не в ресторане едим». И ведь формально был прав, но Анна каждый раз вздыхала, протирая его тряпкой, и думала: вот в мелочах и проявляется отношение к жизни. Ей хотелось чуть больше заботы, чуть больше уважения к тому, что она делает и хранит.
Сегодня вечером кухня снова была наполнена запахом жареной картошки и одновременно — тяжёлым воздухом недосказанности. Дмитрий сидел у окна, уткнувшись в телефон. На лице у него застыло выражение — будто он читает что-то важное, но Анна знала: наверняка листает новости или какие-то тупые мемы.
— Ты хотя бы телевизор включи, — сказала она, помешивая сковородку. — А то сидишь как памятник.
— Телевизор — для пенсионеров, — отозвался Дмитрий, не отрывая глаз от экрана. Голос его был спокойный, но в нём слышалась нотка раздражения.
Анна не стала спорить. В их квартире телевизор действительно больше смотрела Валентина Петровна, свекровь. Та жила в соседнем подъезде, но бывала у них так часто, что казалось — её вещи вот-вот начнут появляться на полках. Иногда Анна даже вздрагивала, слыша звук ключа в замке, — настолько свекровь привыкла приходить без звонка.
Почему я это терплю? — пронеслось у Анны в голове, но она привычно отогнала мысль.
— Кстати, мама завтра зайдёт, — сказал вдруг Дмитрий, будто мимоходом. — Надо будет её встретить, помочь сумки поднять.
Анна поставила сковородку на плиту и обернулась.
— Завтра? — её голос прозвучал сухо. — А я не знала, что у нас гости.
Дмитрий поднял глаза от телефона, пожал плечами:
— Да какие гости, маме надо обсудить кое-что. Ты же знаешь, у них с кафе трудности.
Анна почувствовала, как внутри неё что-то сжалось. Она ещё ничего не знала конкретного, но уже догадывалась: разговор будет неприятный.
— А ты не думаешь, что иногда хорошо сначала со мной обсудить, а потом маму звать? — спросила она, стараясь, чтобы голос звучал спокойно.
Дмитрий чуть усмехнулся:
— Ты драматизируешь. Мама просто хочет посоветоваться.
Посоветоваться… — мысленно повторила Анна и почувствовала, как в груди поднимается усталое раздражение. У Валентины Петровны все «советы» заканчивались тем, что она давала указания, а потом Дмитрий начинал уговаривать Анну сделать так, как сказала мать.
— Хорошо, — сказала она вслух, — пусть приходит.
И замолчала.
На следующий день кухня снова стала ареной. Валентина Петровна вошла как хозяйка, не позвонив. В руках у неё были две сумки: одна — с продуктами, другая — с папками и документами. Анна сразу заметила вторую.
— Ну что вы тут? — бодро спросила свекровь, снимая пальто. — Я, как всегда, с гостинцами. Картошку деревенскую привезла, настоящую. А то в ваших магазинах одна химия.
— Спасибо, мама, — Дмитрий взял у неё сумку. Анна только кивнула.
Свекровь поставила папку на стол, прямо поверх скатерти. Анна мыла чашки, но всё время косилась на эту папку.
— Анна, ты чай поставь, а мы пока тут бумаги посмотрим, — сказала Валентина Петровна и села к столу.
Анна почувствовала, что внутри её что-то щёлкнуло. «Мы» — это кто? Почему не «посмотрю»? Почему Дмитрий и мать — это «мы», а она — «чай поставь»?
Но промолчала. Налила воду в чайник.
— Мам, ну ты расскажи, что у тебя, — сказал Дмитрий, деловито раскрывая папку.
Валентина Петровна вздохнула.
— Ты знаешь, сынок, всё плохо. Кафе держится на честном слове. Налоговая давит, аренду подняли. Если ещё месяц так — закроем.
Анна поставила чайник и повернулась к ним.
— Простите, а я могу спросить: при чём здесь мы?
Свекровь посмотрела на неё так, будто Анна задала глупейший вопрос.
— Как это «при чём»? — голос её был холодный. — Ты же жена моего сына. Разве это не твоя семья?
Анна почувствовала, как в животе холодеет.
— Семья — это мы с Димой. А бизнес — это ваше.
Дмитрий нахмурился.
— Анна, ты не начинай. Мы же все вместе. Надо думать, как помочь.
Анна усмехнулась.
— Помочь чем? Моей квартирой?
Повисла тишина. Секунду. Две. Дмитрий отвёл глаза, Валентина Петровна напряглась, но потом улыбнулась.
— Ну вот зачем ты сразу так? Никто не собирается у тебя ничего отбирать. Просто… у тебя есть стабильность, а у нас трудности. Ты же понимаешь.
Анна посмотрела на неё и вдруг ясно поняла: вот оно. Они действительно собираются давить на неё.
Моя квартира — это моя крепость. Я копила на неё десять лет. Работала без отпусков. И теперь они хотят, чтобы я рискнула этим ради их кафе?
— Понимаю, — тихо сказала она. — Понимаю очень хорошо.
Вечером Анна лежала на диване и слушала, как Дмитрий ходит по кухне. Он пытался что-то сказать, но слова застревали. Наконец, он сел рядом.
— Ну не дуйся, — сказал он. — Ты же знаешь, мама без задней мысли.
Анна закрыла глаза.
— Дима, ты серьёзно думаешь, что я продам квартиру?
Он промолчал. Это молчание было хуже любой ссоры.
Вот оно и начинается, — подумала Анна. — Я для них не жена, не человек. Я кошелёк. Ресурс. И скоро это всё выльется в такое, что обратно дороги не будет.
Она повернулась к нему и тихо сказала:
— Знаешь, я очень устала.
Он посмотрел на неё, не понимая, что она имеет в виду.
А она уже знала: впереди будет буря.
На следующий день Анна проснулась с тяжёлым чувством, будто ей снился кошмар, но это было не сновидение. Это было их вчерашнее молчаливое противостояние. Она лежала в кровати и слушала, как в кухне шуршит пакетами Дмитрий. Он явно что-то искал, громко хлопал дверцами шкафчиков, как будто специально хотел, чтобы она вышла.
— Ты что там, кухню разносишь? — спросила Анна, войдя. Она была в халате, волосы растрёпаны, глаза красные.
Дмитрий, наклонившись к нижней полке, обернулся с каким-то раздражением:
— Где у нас кофе?
— На том же месте, где всегда, — сухо ответила Анна.
Он захлопнул дверцу сильнее, чем нужно. Кофе стоял прямо на виду, но он взял его так, будто вырывал у неё из рук.
— Слушай, Анна, — начал он, насыпая порошок в турку. — Ты вчера перегнула.
Она присела на табурет и скрестила руки на груди.
— Я перегнула? А ты считаешь нормальным приводить маму с её проблемами и ставить меня перед фактом?
— Да при чём тут ставить? — Дмитрий вскинулся. — Это общая беда.
Анна горько усмехнулась:
— Общая? Кафе — её, кредиты — её, аренда — её. Но решение почему-то должно быть за мой счёт.
Он молча поставил турку на огонь. Минуту было слышно только шипение газа.
— Ты не понимаешь, — сказал он тише. — Если кафе закроется, мама пропадёт.
— Пропадёт? — Анна вскинула брови. — У неё квартира, пенсия. Ты говоришь так, будто она на улице окажется.
Дмитрий развёл руками:
— Ну да, она не умрёт с голоду. Но ей будет тяжело.
Анна посмотрела на него долго, молча. Потом встала и резко сказала:
— Знаешь, Дим, мне кажется, что тяжело будет мне. Если я останусь без квартиры.
И ушла в спальню, хлопнув дверью.
Днём позвонила Валентина Петровна. Голос у неё был сладкий, как мёд.
— Анечка, здравствуй, — протянула она. — Я вот подумала, может, встретимся, обсудим всё спокойно?
Анна сжала телефон так, что побелели пальцы.
— Обсуждать нечего.
— Ну что ты так сразу. Я ж тебя как дочку считаю.
Анна едва не рассмеялась вслух.
— Как дочку? Тогда почему же вы дочку хотите без квартиры оставить?
На том конце повисла пауза. Потом голос свекрови стал холоднее:
— Ты зря так. Умные женщины всегда поддерживают мужей. А те, кто ставит палки в колёса, потом одни остаются.
Анна почувствовала, как у неё внутри что-то обрывается.
— Спасибо за совет, — сказала она и отключила.
Вечером конфликт взорвался окончательно. Дмитрий пришёл домой раздражённый, с лицом человека, которому весь день портили настроение.
— Ты зачем матери нагрубила? — сказал он с порога. — Она звонит в слезах, говорит, ты на неё наорала.
Анна вышла из кухни, вытирая руки о полотенце.
— Ничего я не орала. Просто сказала правду.
— Да какая это правда? — заорал он. — Это хамство!
— А то, что вы хотите мою квартиру забрать — это не хамство? — Анна уже кричала тоже. — Это нормально, да?
Дмитрий шагнул ближе, лицо его перекосилось.
— Ты ведёшь себя эгоисткой.
Анна почувствовала, как внутри закипает.
— Эгоисткой?! Дима, я десять лет пахала на эту квартиру! Десять лет без отпусков, без выходных! А теперь вы с мамой решили, что я обязана всё это отдать, потому что у вас бизнес рушится?
— Это не бизнес рушится, это мама рушится! — крикнул он.
— Нет, Дима, — Анна вдруг сказала тихо, но жёстко. — Это ты рушишься. Потому что не можешь сказать своей маме «нет».
Повисла гробовая тишина. Дмитрий смотрел на неё, дыша тяжело. Потом развернулся и с силой хлопнул дверцей холодильника.
Через пару дней они втроём снова оказались на кухне. Валентина Петровна пришла с «документами», которые, как она выразилась, «надо просто посмотреть».
— Ну, Анечка, — сказала она, садясь к столу и раскладывая бумаги. — Мы все люди взрослые. Давай без эмоций. Вот здесь оценка твоей квартиры. Вот здесь — условия кредита под её залог. Это же временно! Через пару лет всё вернётся.
Анна сидела напротив, сжав руки.
— А если не вернётся?
Свекровь улыбнулась с таким видом, будто перед ней сидит капризный ребёнок.
— Ну не будь такой пессимисткой. Мы же семья.
Анна посмотрела на Дмитрия. Он молчал, но глаза его бегали. Он не смел поднять на неё взгляд.
— Дим, скажи хоть ты, — попросила она.
Он вздохнул, опустил голову.
— Может, попробовать? — еле слышно сказал он.
Анна рассмеялась. Смех вышел горький, почти истеричный.
— Попробовать? То есть поставить на карту всё, что у меня есть? А потом остаться у разбитого корыта?
Валентина Петровна нахмурилась.
— Ты драматизируешь. Женщина должна быть гибкой.
Анна резко встала, стул заскрипел.
— А женщина ещё должна уважать себя.
И вышла из кухни.
Ночью она лежала, не в силах заснуть. Дмитрий спал рядом, повернувшись к стене. Анна смотрела в потолок и думала:
Вот оно, моё семейное счастье. Муж, который не в состоянии за меня заступиться. Свекровь, которая видит во мне только кошелёк. И квартира — моя единственная защита. Если я отдам её, то потеряю не только стены. Потеряю себя.
Она сжала кулаки.
Я не отдам. Никогда.
Но понимала: это только начало. Завтра они начнут давить сильнее.
И где-то глубоко внутри зарождалась холодная решимость.
***
Анна знала: в этот день всё решится. Тишина, которая стояла в квартире последние двое суток, была не тишиной покоя, а тишиной перед бурей. Дмитрий почти не разговаривал с ней, сидел за телевизором или утыкался в телефон. Свекровь присылала длинные сообщения с «аргументами», а в последнем даже приложила фотографию каких-то бумаг — кредитного договора, готового к подписанию.
Они всерьёз думают, что я согнусь. Что я испугаюсь скандала и поддамся. Нет. Хватит.
Вечером они собрались втроём. Валентина Петровна сидела за столом уверенно, будто в своём кабинете. Перед ней аккуратно разложенные бумаги. Дмитрий рядом, с видом школьника, который ждёт, когда учительница перестанет кричать. Анна напротив — прямая, с холодными глазами.
— Ну, Анечка, — начала свекровь мягко, но голос у неё дрожал от скрытого раздражения. — Мы ведь всё обсудили. Надо только подпись твою поставить, и все дела.
Анна положила руки на стол.
— Я не подпишу.
— Аня, — вмешался Дмитрий, устало, почти умоляюще. — Давай без упрямства. Это же для нас. Для семьи.
Анна посмотрела прямо ему в глаза.
— Дима, это для вашей семьи. Не для нашей.
Он опустил взгляд. Валентина Петровна резко захлопнула папку.
— Ты что, думаешь, мой сын просто так на тебе женился? — выпалила она. — Ты думаешь, ему твои глазки были нужны? Да кому ты была нужна без своей квартиры!
Слова ударили, как пощёчина. Анна почувствовала, как будто из груди вырвали воздух. Она посмотрела на Дмитрия. Тот молчал. Лицо его было виноватое, но он не сказал ни слова.
И в этот момент Анна всё поняла окончательно.
— Вот как, — тихо сказала она. — Спасибо за правду.
Она встала, пошла в спальню, достала из шкафа папку с документами — не ту, что притащила свекровь, а свою. И вернулась на кухню.
— Вот тут, — сказала она спокойно, — документы на мою квартиру. И вот тут — заявление на развод.
Дмитрий побледнел.
— Аня, подожди…
— Я ждала десять лет, — перебила она. — Я думала, мы семья. А оказывается, я для вас — банкомат.
Свекровь вскочила, лицо у неё перекосилось.
— Да кто ты такая вообще?! Ты никто без моего сына!
Анна усмехнулась.
— Ошибаетесь, Валентина Петровна. Это он — никто без меня.
Она положила документы обратно в папку и направилась к двери. Дмитрий попытался её остановить, схватил за руку.
— Аня, не делай этого! — голос его был срывающийся, почти отчаянный.
Она посмотрела на него холодно.
— Ты уже сделал.
Вырвала руку и вышла.
На улице было холодно, пахло осенней листвой и бензином. Анна стояла у подъезда, и впервые за долгое время ей стало легко. Она не знала, что будет завтра, но знала одно: квартира останется её. А главное — останется она сама.
И это было важнее любых иллюзий о семье.
