В вагоне был только один пассажир — я. Первый класс. Без багажа прошлого.
Экран телефона потух, но изображение продолжало пульсировать перед глазами — розовые пионы с веточками эвкалипта, перевязанные изящной атласной лентой. Кристина держала их, улыбаясь своей особенной улыбкой, которую я помнил наизусть. Той самой, что появлялась у неё только в минуты настоящего счастья.
Я знал эту улыбку. Она принадлежала мне три года назад, когда я наконец-то услышал её «да» после трёх лет безнадёжных попыток. А сегодня она досталась другому.
Поезд тронулся. Я откинулся на спинку кресла, наблюдая, как перрон медленно уплывает назад. Никто не пришёл проводить. Никто не знал, что я уезжаю.
***
Утро началось обычно. Кристина собиралась на работу в консалтинговой компании, где занималась анализом данных для международных клиентов. Я допивал кофе, просматривая почту на телефоне — в моём небольшом частном бюро ландшафтного проектирования ожидалось несколько важных звонков от потенциальных заказчиков.
— Захар, не забудь, сегодня я задержусь. Презентация для новых партнёров, — она поправила серьгу, глядя в зеркало в прихожей нашей квартиры. — Вернусь поздно, не жди с ужином.
Мы купили эту квартиру год назад. Ипотека на пятнадцать лет, первый взнос с моей стороны — продажа доли в квартире отца после его ухода, со стороны Кристины — накопления с прошлой работы в аналитическом отделе банка.
— Хорошо, — я подошёл сзади, обнял её за плечи, вдохнул запах её духов. — Удачи с презентацией.
Она улыбнулась отражению в зеркале:
— Спасибо.
И ушла.
***
День пролетел незаметно — встречи с клиентами, визит на участок для нового проекта загородного дома, бесконечные звонки. Я вернулся домой раньше обычного — последняя встреча отменилась, и я решил приготовить что-нибудь особенное на ужин. Несмотря на её предупреждение, хотелось сделать приятное.
Кристина действительно много работала последние месяцы. Мы почти перестали разговаривать — не по телефону, а по-настоящему. Разговаривать, глядя в глаза.
Решил заехать в продуктовый рядом с домом. Припарковался, вышел из машины и замер. Через дорогу, возле кафе, где Кристина иногда обедала с коллегами, стояла она. Не одна.
Мужчина — высокий, подтянутый, в строгом тёмно-синем костюме — протягивал ей букет. Пионы. Розовые, с веточками эвкалипта. Она приняла его с улыбкой, той самой, особенной. Он наклонился и поцеловал её. Не в щёку. В губы. Долго, нежно. И она ответила.
Я стоял, не в силах отвести взгляд. Машины проезжали мимо, прохожие обтекали меня, словно камень в реке. Кристина что-то сказала ему, он кивнул, ещё раз поцеловал её, теперь уже в щёку, и ушёл.
Я вернулся в машину. Сел за руль. Не помню, как доехал до дома.
***
— Смотри, какая красота! — Кристина вошла в квартиру, держа букет на вытянутых руках. — Инна с работы подарила. У неё сегодня день рождения, всем девочкам в отделе купила цветы. Разве не прелесть?
Я сидел в кресле у окна, глядя на неё. Она выглядела воодушевлённой, глаза блестели, щёки разрумянились. От счастья? От лжи? От поцелуя?
— Прелесть, — кивнул я. — Как презентация?
— Отлично! — она поставила цветы в вазу. — Всё прошло даже лучше, чем мы ожидали. Партнёры в восторге от наших расчётов.
«Мы». Интересно, входил ли в это «мы» высокий мужчина в синем костюме?
— Я так устала, — Кристина плюхнулась на диван, сбросив туфли. — Закажем что-нибудь? Нет сил готовить.
— Конечно, — я встал, подошёл к окну. — Заказывай что хочешь. Я, пожалуй, пойду прогуляюсь.
Она приподняла брови:
— Сейчас? Уже поздно.
— Хочу проветриться. День был… насыщенный.
***
На улице я набрал номер туристического агентства, с которым сотрудничал по работе. Сейчас был не сезон, шансы были невелики, но…
— Добрый вечер, Захар! — голос Нади, менеджера, звучал удивлённо. — Чем могу помочь?
— Надя, мне нужен билет. Куда угодно. Чем дальше, тем лучше. На завтра.
Пауза.
— Это… неожиданно. Что-то случилось?
— Нет. Просто нужно срочно уехать.
Ещё пауза.
— У меня есть один вариант. Двухнедельный тур, группа сформирована, но один человек отказался в последний момент. Билет можно переоформить на вас. Выезд завтра в 11:40 с Ленинградского вокзала, поезд до Петербурга, оттуда самолётом. Успеете?
— Беру.
Вернувшись домой, я обнаружил Кристину уже в постели. Она листала что-то в телефоне, на прикроватной тумбочке стояла чашка с чаем.
— Тебе звонили, — сказала она, не отрываясь от экрана. — Я не стала брать, номер незнакомый.
— Это наверняка клиент, перезвоню завтра.
Я сел на край кровати, глядя на её профиль. Два года брака. Пять лет знакомства. Три года я добивался её — цветами, подарками, признаниями. Она держала дистанцию, говорила, что не готова, что ценит нашу дружбу. А потом, однажды, просто сказала «да».
А сколько времени потребовалось ему?
— Кристина, — начал я.
— М-м? — она подняла глаза от телефона.
— Ничего. Неважно.
Я лёг, повернувшись спиной к ней. Впервые за два года совместной жизни между нами легла не просто усталость или недосказанность — между нами легла ложь. Её ложь. Моё молчание.
Уснуть не получалось. Мысли кружились, как осенние листья в ветреный день. Почему? Когда это началось?
Рядом Кристина дышала ровно и спокойно. Спала. Или притворялась.
Утром я собрал небольшую сумку, пока она была в душе. Положил паспорт, несколько футболок, джинсы, ноутбук. Отправил сообщения клиентам о временном отъезде по личным обстоятельствам.
Кристина вышла из ванной, заматывая волосы в полотенце. Остановилась, увидев сумку.
— Ты куда-то собираешься?
— Мне нужно уехать, — я застегнул молнию на сумке. — На пару недель.
— Что? — она замерла. — Какие-то проблемы? Что случилось?
— Поступил срочный заказ. За городом. Нужно выехать на место, провести обследование участка, сделать предварительный проект. Хорошие деньги, отказываться глупо.
Ложь давалась мне так же легко, как и ей вчера. Неприятное открытие.
— И ты решил вот так, внезапно? Почему не сказал вчера?
— Клиент позвонил поздно. Я не хотел тебя беспокоить, ты так устала после презентации.
Она пристально посмотрела на меня, словно пыталась разглядеть что-то за моими словами.
— На сколько ты уезжаешь?
— Недели на две. Может, чуть больше.
— Захар, это как-то… неожиданно. Ты никогда так не делал.
Я подошёл к ней, взял за руки.
— Всё хорошо. Правда. Просто работа. Я буду звонить.
«Всё хорошо. Правда». Ещё одна ложь.
Она кивнула, но в глазах читалось беспокойство. Может, страх? Подозрение? Или… облегчение?
— Ладно, — она попыталась улыбнуться. — Держи меня в курсе.
Я вышел из квартиры.
Такси ехало по утренним улицам. Я смотрел на проплывающий за окном город и думал о том, что, возможно, больше никогда не увижу этих улиц, этих домов.
Не в том смысле, что не вернусь физически — вернусь, конечно. Вещи, документы, квартира, работа — всё это держало меня здесь. Но я уже не вернусь прежним. И не увижу прежним этот город.
На вокзале было людно. Я сдал сумку в багаж, получил посадочный талон, прошёл на перрон. Поезд уже стоял — длинный, серебристый, готовый унести меня прочь. От неё. От нас. От того, что случилось, и того, что ещё не произошло.
В купе первого класса было пусто. Я сел у окна, достал телефон. Несколько сообщений от клиентов, одно от матери — она не знала о моём отъезде, нужно будет позвонить ей из Петербурга. И ничего от Кристины.
Я открыл нашу переписку. Последнее сообщение от неё — вчерашнее, деловое: «Купи, пожалуйста, молоко по пути домой». Я тогда купил. Молоко до сих пор стоит в холодильнике.
Пальцы зависли над клавиатурой. Что написать? «Я знаю всё»? «Почему ты так поступила»? «Кто он»?
Вместо этого я открыл камеру в телефоне и просмотрел галерею. Нашёл фотографию, сделанную месяц назад — Кристина с букетом лилий, которые я подарил ей на годовщину свадьбы. Она улыбалась, но это была другая улыбка. Не та, что я видел вчера.
Вчерашнюю я запечатлеть не успел.
Или не захотел.
Поезд тронулся. Я откинулся на спинку кресла, глядя, как перрон медленно уплывает назад. Телефон в руке завибрировал — сообщение от Кристины:
«Удачной поездки. Береги себя».
Три точки появились и исчезли, словно она хотела написать что-то ещё, но передумала.
Я не ответил. Положил телефон на столик, отвернулся к окну. Мимо проплывал город — мой город, наш город, теперь только её город.
За окном начался дождь — мелкий, настырный, затягивающий всё серой пеленой. По стеклу побежали капли, сливаясь в извилистые дорожки. Как слёзы. Как непрожитые годы.
Я понял, что не плачу. Внутри была пустота — чистая, звенящая, почти умиротворяющая. Я не чувствовал боли, обиды, ревности — ничего из того, что должен чувствовать обманутый муж. Только усталость.
Проводница заглянула в купе:
— Чай, кофе?
— Кофе, пожалуйста. Чёрный.
— Сию минуту, — она улыбнулась и исчезла.
Я достал ноутбук, открыл его. Папка с текущими проектами — их нужно будет завершить. Электронная почта — деловая переписка, счета, уведомления от банка об ипотечных платежах. Ничего личного.
Пришла проводница, поставила передо мной чашку с кофе, положила два кусочка сахара и маленькую упаковку сливок.
— Приятного путешествия, — сказала она и снова исчезла.
Путешествие. Да, именно так. Не бегство, не побег, не трусость. Путешествие — к себе, к новому пониманию, к тому, что будет дальше.
Я сделал глоток кофе — горячий, крепкий, без сахара. Горький, как правда, которую я увидел вчера. Как решение, которое придётся принять.
Телефон снова завибрировал. Не сообщение — звонок. Кристина.
Я смотрел на экран, на её фотографию — смеющуюся, солнечную, мою. Телефон продолжал вибрировать, словно живое существо, требующее внимания.
Один гудок. Второй. Третий.
Я нажал «отклонить».
И выключил телефон.
Дождь усилился. За окном проносились размытые пейзажи — поля, рощи, маленькие станции с пустыми перронами. Мир за стеклом казался нереальным, словно кадры из чужого сна.
Я думал о том, что скажу ей, когда вернусь. Если вернусь так, как планирую сейчас. Думал о том, что она скажет мне. Будет ли отрицать? Оправдываться? Или признается? Захочет ли сохранить наш брак? Захочу ли я?
А было ли что сохранять?
Последние месяцы мы жили как соседи. Вежливые «доброе утро» и «спокойной ночи». Поцелуи в щёку. Разговоры о бытовых мелочах — счета, продукты, планы на выходные, которые всегда сводились к работе.
Три года я добивался её. Три года подарков, встреч, разговоров до утра. Три года, когда она держала дистанцию, говорила о дружбе, о том, что не готова к серьёзным отношениям.
А потом, внезапно, сказала «да». Почему? Что изменилось тогда? Я никогда не спрашивал. Был слишком счастлив, чтобы задавать вопросы.
Теперь вопросов слишком много.
Кто он? Как давно это началось? Почему она осталась со мной, если любит другого? Из жалости? Из удобства? Из-за ипотеки и общего имущества?
Или она не любит его? Просто интрижка, мимолётное увлечение, попытка вернуть себе что-то, чего не хватает в нашем браке?
А что не хватает?
Я закрыл глаза, пытаясь вспомнить, когда всё начало меняться. Пожалуй, полгода назад, когда её повысили. Новая должность, новые обязанности, частые командировки. Она стала отдаляться — постепенно, незаметно. Я был занят своими проектами, расширением бизнеса. Мы перестали разговаривать о чём-то, кроме работы и быта.
Мы перестали видеть друг друга.
Поезд замедлил ход — приближалась какая-то станция. Я открыл глаза, посмотрел на часы. Два часа в пути. Ещё столько же до Петербурга.
Зашла проводница:
— Будете обедать?
— Нет, спасибо.
— Как скажете, — она собрала пустую чашку из-под кофе и вышла.
Я снова остался один. Один в купе, один со своими мыслями, один в жизни, которая внезапно пошла под откос.
Нет, не внезапно. Я просто не хотел замечать знаков.
Её поздние возвращения. Отговорки про презентации и встречи с клиентами. Новые духи. Изменившиеся привычки. Телефон, который она перестала оставлять без присмотра.
Всё было перед глазами. Я просто не хотел видеть.
Телефон продолжал лежать выключенным. Я не включал его — не хотел видеть сообщений, пропущенных звонков, не хотел объяснять, где я и почему не отвечаю. Хотел, чтобы она почувствовала то же, что чувствовал я, когда узнал о её лжи. Неизвестность. Тревогу. Пустоту.
Я включил телефон. Экран ожил, замигал индикатор уведомлений. Пять пропущенных от Кристины. Три сообщения.
«Захар, почему ты не отвечаешь?» «Всё в порядке? Я волнуюсь.» «Пожалуйста, позвони, когда сможешь.»
Никаких признаний, никаких объяснений. Чего я ожидал? Что она догадается о том, что я всё видел?
Я написал короткое: «Всё хорошо. В поезде была плохая связь. Позвоню позже».
Отправил. Снова выключил телефон.
***
Поезд миновал ещё несколько станций. За окном стемнело — не по-настоящему, а так, как темнеет днём во время сильного дождя. Серая мгла заволокла мир, размывая очертания деревьев, домов, линий электропередач.
Я думал о том, что будет дальше. Вернусь ли я к ней после поездки? Смогу ли простить? Захочу ли?
Три варианта. Первый — развод. Чистый разрыв, раздел имущества, квартиру продать, деньги поделить, начать с нуля. Больно, но честно.
Второй — сделать вид, что ничего не произошло. Жить дальше в нашем мире из вежливых фраз и пустых улыбок. Ложь на лжи. Фундамент из песка.
Третий — поговорить. Открыто. Честно. Попытаться понять, что пошло не так. Исправить, если возможно. Если невозможно — расстаться, но по-человечески.
Первый. Только первый.
Я не смогу жить во лжи. Не смогу притворяться, что ничего не знаю. Не смогу смотреть на неё и не видеть его.
Решено. Развод. Как только вернусь.
В Петербург поезд прибыл вечером. Дождь закончился, но воздух был влажным, пропитанным запахом мокрого асфальта и близкой реки. Я вышел на перрон, забрал багаж, нашёл представителя туристической компании с табличкой.
— Захар? — он протянул руку. — Я Андрей, ваш сопровождающий до аэропорта. Группа уже там, вы присоединитесь к ним перед посадкой.
— Спасибо, — я пожал его руку. — Едем?
В машине я включил телефон. Новых сообщений не было. Значит, мой ответ её успокоил. Или она была слишком занята… другими делами.
Я открыл чат с ней, начал печатать: «Кристина, я видел тебя вчера. Видел его. Видел, как ты приняла цветы. Как он тебя поцеловал».
Стёр. Набрал снова: «Нам нужно поговорить, когда я вернусь. О нас. О том, что происходит».
Стёр и это.
В итоге написал просто: «Долетел до Петербурга. Скоро пересадка на самолёт. Буду на связи не всегда».
Отправил. Выключил телефон, не дожидаясь ответа.
Аэропорт встретил меня суетой и шумом. Я нашёл свою группу — десять человек разного возраста, все с чемоданами и рюкзаками, все с одинаковыми бирками туристической компании. Экскурсовод — молодая женщина с планшетом — отметила меня в списке, выдала пакет документов.
— Регистрация через час, пройдём вместе, — сказала она. — Пока можете перекусить.
Я кивнул, отошёл в сторону. Сел в кафе, заказал эспрессо. Достал телефон, включил. Несколько сообщений от Кристины:
«Захар, ты меня пугаешь. Объясни, что случилось?» «Почему ты не отвечаешь? Что значит ‘поговорим, когда вернусь’? О чём?»
Последнее сообщение пришло полчаса назад:
«Я не понимаю, что происходит, но чувствую, что что-то не так. Пожалуйста, позвони мне. В любое время».
Она испугана. Она не понимает.
Или делает вид?
Я начал набирать ответ, но передумал. Вместо этого нажал на вызов.
Один гудок. Второй. Она ответила мгновенно:
— Захар? Что происходит?
Её голос звучал встревоженно. По-настоящему встревоженно.
— Я в аэропорту, — сказал я. — Скоро посадка.
— Что за внезапная поездка?
— А ты зачем солгала про цветы? — вырвалось у меня.
Пауза. Долгая.
— Что? — её голос изменился. — Какие цветы?
— Пионы. Розовые. С эвкалиптом.
Снова пауза.
— Ты о тех, что подарила Инна? При чём тут…
— Их подарил не Инна, — перебил я. — Я видел. Видел, как он тебе их вручил. Видел, как поцеловал. Не нужно больше лгать, Кристина.
Тишина. Такая долгая, что я подумал — связь прервалась.
— Ты следил за мной? — наконец произнесла она. Не возмущённо, а как-то… растерянно.
— Нет. Я случайно оказался рядом с кафе. Хотел сделать сюрприз, приготовить ужин. И увидел… вас.
— Захар…
— Не надо, — перебил я. — Не оправдывайся. Я всё видел. Как ты улыбалась ему. Как принимала цветы. Как отвечала на поцелуй. А потом пришла домой и солгала мне в лицо.
Пауза.
— Я… я не знаю, что сказать.
— Правду. Хотя бы сейчас, — мой голос звучал спокойно, хотя внутри всё сжималось.
Снова пауза. Я слышал её дыхание.
— Да, — наконец произнесла она. — Ты прав. Это был не подарок от Инны. Это был… это Антон.
— Антон, — повторил я. Имя отдалось горечью на языке. — И давно это продолжается?
— Три месяца, — тихо сказала она.
Три месяца. Четверть года. Девяносто дней лжи, притворства, обмана.
— Почему? — только и смог спросить я.
— Захар, мы не должны говорить об этом по телефону. Давай, когда ты вернёшься…
— Мы не должны говорить об этом вообще, — твёрдо сказал я. — Всё кончено, Кристина.
— Что? — её голос дрогнул. — Захар, подожди, дай мне объяснить…
— Объяснить что? Как ты целовалась с другим? Как лгала мне? Как предала всё, что было между нами?
— Я совершила ошибку, — она заплакала. — Страшную ошибку. Пожалуйста, давай поговорим, когда ты вернёшься. Может, мы сможем всё исправить.
— Некоторые вещи нельзя исправить, — я говорил тихо, но уверенно. — Я не вернусь к тебе, Кристина. Нашему браку конец.
— Захар, прошу тебя…
— За две недели моего отсутствия я хочу, чтобы ты собрала свои вещи и съехала из квартиры. Остальное решим через юристов.
— Ты не можешь так просто всё перечеркнуть! — в её голосе появились нотки отчаяния.
— Ты перечеркнула, — отрезал я. — В тот момент, когда решила солгать мне. В тот момент, когда выбрала его.
Объявили посадку на мой рейс.
— Мне пора, — сказал я. — Прощай, Кристина.
— Захар…
Я нажал отбой. Выключил телефон. И пошёл на посадку.
***
Карелия встретила меня прохладой, сосновыми лесами и тишиной. Первые дни я провёл как в тумане — механически следовал за группой, фотографировал, слушал экскурсовода, но мыслями был далеко. Дома. С ней. С тем, другим.
Телефон я не включал. Не хотел видеть её сообщений, её объяснений, её просьб. Не хотел говорить с ней. Всё уже было сказано.
На третий день что-то изменилось. Мы приехали в маленькую деревушку на берегу озера — тихую, уютную, с деревянными домиками и старой часовней на холме. Ладога простиралась до горизонта, спокойная и величественная.
Я стоял на берегу, наблюдая, как мелкие волны накатывают на песок, и вдруг понял, что впервые за долгое время просто живу в моменте. Не думаю о Кристине, о её измене, о нашем браке, о будущем. Просто стою и смотрю на воду.
Как давно я перестал видеть мир вокруг?
В тот вечер я зашёл в местное кафе — небольшое, уютное, с деревянными столами и русской печью. За соседним столиком сидел пожилой мужчина — местный, судя по загоревшей коже и спокойному взгляду. Мы разговорились.
— Впервые здесь? — спросил он, разливая чай из большого фарфорового чайника.
— Да, — я кивнул. — Приехал… отдохнуть.
Он изучающе посмотрел на меня, потом на мою руку с обручальным кольцом.
— От жизни? Или от жены?
Я невольно усмехнулся:
— Наблюдательный.
— Сорок лет прожил с одной женщиной, — он пожал плечами. — Научился видеть разные выражения глаз у мужчин.
Я покрутил кольцо на пальце:
— Моя семейная жизнь закончилась.
Он кивнул, понимающе:
— И что теперь? Простишь или отпустишь?
— Отпускаю, — твёрдо сказал я. — Некоторые поступки нельзя простить.
Он поднял чашку:
— За новую дорогу.
Той ночью я снял кольцо. Не выбросил — это было бы слишком театрально. Просто убрал в карман сумки. Первый шаг к новой жизни.
***
На следующий день я включил телефон. Десятки пропущенных от Кристины. Сообщения — от умоляющих до гневных. Я не стал читать. Удалил всё. Позвонил матери — сказал, что у меня всё хорошо, что я в Карелии, что вернусь через полторы недели. Без подробностей.
Потом написал другу, юристу:
«Возвращаюсь через 10 дней. Развожусь. Нужна твоя помощь».
Его ответ пришёл через минуту:
«Всегда на твоей стороне. Приходи, как вернёшься».
Я выключил телефон и больше не включал до конца поездки.
Карелия исцеляла. День за днём, деревня за деревней, озеро за озером. Я пил местный травяной чай, ел свежую рыбу, слушал вечерние песни в местном клубе, смотрел на звёзды с деревянных мостков над водой.
Я думал о том, что будет дальше. О том, как изменится моя жизнь. Развод, квартира, одиночество. Было страшно, но и… освобождающе.
Я был свободен. От лжи. От предательства. От фальшивой жизни.
В предпоследний день я купил себе резной деревянный браслет у местного мастера — простой, мужской, с узором волн. Напоминание о том моменте на берегу, когда я снова начал видеть мир вокруг.
Возвращение было долгим. Сначала автобус до Петрозаводска, потом поезд до Москвы. Я сидел у окна в том же первом классе, в том же купе, смотрел на те же пейзажи, но всё казалось другим. Или это я стал другим?
За две недели я много думал. О себе. О том, чего хочу от жизни. О том, кем хочу быть. И пришёл к выводу — сильным. Честным перед собой. Верным своим принципам.
Не предать себя — вот что было важно.
Я не включал телефон до самого прибытия. Не хотел знать, выполнила ли Кристина мою просьбу о выселении. Не хотел читать её сообщения. Всё это было в прошлом.
***
Поезд подъезжал к городу. Я смотрел на знакомые очертания, на многоэтажки и торговые центры, на новые районы, и чувствовал странное спокойствие. Я возвращался другим человеком.
Поезд остановился. Я взял сумку, вышел на перрон. Тот же вокзал, тот же город. Но я больше не был тем, кто уезжал отсюда две недели назад.
Я включил телефон. Среди десятков уведомлений нашёл сообщение от соседки:
«Захар, твоя жена забрала вещи два дня назад. Если нужна помощь, звони».
Значит, всё кончено. По-настоящему кончено.
Я сел в такси, назвал адрес. Водитель кивнул, тронулся. Я смотрел в окно на вечерний город, и на душе было… пусто. Ни боли, ни гнева, ни тоски. Только усталость и ощущение завершённости.
— Приехали, — сказал водитель.
Я расплатился, вышел. Мой дом. Мой подъезд. Теперь только моя квартира.
Поднялся на лифте, открыл дверь. В квартире было тихо и пусто. На столике в прихожей лежал конверт. Я узнал почерк Кристины.
Внутри было короткое письмо:
«Я забрала только свои личные вещи. Деньги за мою долю не нужны.
Знаю, что ты не простишь. И не прошу об этом. Я совершила ошибку. Самую большую в моей жизни.
Прощай, Захар».
Я сложил письмо, вернул в конверт. Прошёл в гостиную, сел в кресло. Огляделся. Квартира казалась чужой без неё. Без нас.
Но это была теперь моя жизнь. Моя новая жизнь.
Я достал телефон, набрал номер друга-юриста:
— Привет. Я вернулся. Можно к тебе завтра?
— Конечно, — ответил он. — В любое время.
— Спасибо, — я помолчал. — Знаешь, я в порядке. Правда.
— Рад это слышать, — в его голосе звучало облегчение. — Увидимся завтра.
Я нажал отбой, положил телефон на стол. Встал, подошёл к окну. Город расстилался передо мной — живой, яркий, полный возможностей. Моих возможностей.
Жизнь продолжалась. Без неё. Без предательства. Без лжи.
Я сделал глубокий вдох. Выдохнул. И впервые за долгое время почувствовал себя… свободным.
В вагоне был только один пассажир — я. Первый класс. Без багажа прошлого. Но с будущим, которое теперь принадлежало только мне.
