Я уже поставил чайник, когда услышал звонок. Она стояла с цветами.
— Там акция была, раздавали. Просто так.
Но я знал: наш магазин — без букетов, их там никогда не продавали. А в сумке — не было хлеба.
Света улыбалась непривычно оживлённо. Её глаза выглядели ярче обычного, а на щеках играл румянец, вряд ли вызванный только холодом. Я вглядывался в её лицо, пытаясь понять, что изменилось.
Эта женщина, моя жена, прожившая со мной двенадцать лет в квартире, доставшейся мне от родителей отца, сегодня казалась словно незнакомкой.
— Витя, ты чего застыл? Пропусти меня.
Я молча отступил в сторону, не сводя с неё глаз. Цветы — яркие розы. Откуда они? Кто их дарит в четверг, в обычный будний день?
— А хлеб? — спросил я, стараясь, чтобы голос звучал обыденно.
— Я забыла совсем, — она махнула рукой и прошла на кухню, положила цветы на стол. — Миша уже вернулся из школы?
— Нет, у него сегодня дополнительные занятия.
Наш сын, девятилетний Миша, возвращался обычно позже нас. Сколько помню, мы никогда не проводили столько времени вместе, сколько стоило бы. Работа, бытовые проблемы, усталость — всё это накапливалось годами и превращало нашу жизнь в бесконечный круговорот обязанностей.
Света суетилась на кухне, расставляя цветы в вазу. Движения её были торопливыми, она словно избегала моего взгляда.
— Ты ходила за хлебом три часа, — сказал я наконец. Это был не вопрос, а утверждение.
Она замерла на мгновение, но затем продолжила возиться с вазой.
— У меня были дела, — ответила она, не поворачиваясь. — К тому же, я так давно не видела дома живых цветов. Вот и решила принести букет, когда представилась возможность.
Неправда. Она говорит неправду, и делает это неубедительно.
***
Я сел за стол, наблюдая за ней. Мы познакомились ещё в институте. Тогда она была студенткой с длинной косой и мечтательной улыбкой. Теперь передо мной стояла взрослая женщина, которая вдруг принесла домой цветы вместо хлеба.
— Света, посмотри на меня, — попросил я.
Она обернулась, заправив прядь волос за ухо. Этот жест я знал так хорошо, что мог бы нарисовать его с закрытыми глазами.
— Что-то случилось? — спросила она с напускным удивлением.
— Ты мне скажи.
Мы смотрели друг на друга через кухонный стол. Этот стол видел столько наших разговоров, ссор, примирений.
За ним мы обсуждали покупку машины (так и не купили), планировали отпуск (так редко выезжали), мечтали о будущем (которое наступило и оказалось совсем не таким, как представлялось).
— Витя, я просто задержалась. Что в этом такого? — её голос дрогнул, выдавая нервозность.
— Задержалась на три часа, чтобы купить хлеб, которого у тебя нет, и вернуться с цветами, которые не продаются в нашем магазине.
Она отвернулась к окну.
— Я была у подруги, — сказала она тихо.
— У какой?
— У Насти.
— Насти не существует, — я говорил спокойно, хотя внутри всё клокотало. — Ты никогда не упоминала никакую Настю.
Света резко повернулась ко мне:
— Ты что, следишь за мной? Проверяешь моих друзей? Я должна отчитываться за каждый свой шаг?
Я смотрел на неё и не узнавал. Моя тихая, спокойная Света никогда не повышала голос. А сейчас она буквально нависала надо мной, сжимая кулаки.
— Я не слежу за тобой, — ответил я. — Но мы женаты двенадцать лет, и я никогда не слышал о Насте.
Она пожала плечами и отвернулась к раковине.
— Мы недавно познакомились. На тренировках.
— На каких тренировках?
— По йоге. Я же говорила тебе, что записалась.
Это действительно было так. Три месяца назад Света сказала, что хочет заняться собой, и записалась на йогу.
Я поддержал её идею — почему бы и нет? После этого она заметно изменилась — стала стройнее, начала больше внимания уделять внешности, чаще улыбалась. Мне казалось, это хорошие перемены. Теперь я уже сомневался.
— И что вы делали у Насти три часа?
— Ну что ты, Витя! — она всплеснула руками. — Мы пили чай, разговаривали. Она рассказывала о своей поездке, показывала снимки. Что тут необычного?
Я молчал, не находя слов. В кухне стало тихо, только чайник напоминал о себе нарастающим шумом.
— Знаешь, — сказала наконец Света, — иногда мне кажется, что ты перестал меня видеть. Я для тебя стала частью обстановки, как этот стол или холодильник.
— О чём ты говоришь?
— О том, что мы живём как соседи. О том, что ты приходишь домой и первым делом включаешь компьютер, а не спрашиваешь, как у меня дела. О том, что я не помню, когда ты в последний раз приносил мне цветы.
Я поморщился:
— Цветы? Серьёзно? Мы столько лет вместе, а ты судишь о моём отношении по цветам?
— Дело не в цветах, — она покачала головой. — Дело в том, что я чувствую себя невидимой.
Я не знал, что ответить. В её словах была своя правда. Когда-то мы были молоды и полны энергии, строили планы, мечтали. Потом родился Миша, начались заботы, работа… Житейская рутина затягивала, как болото. Но разве не так у всех?
— И поэтому ты решила встретиться с кем-то? — спросил я напрямик.
Света вздрогнула, будто я затронул что-то очень личное:
— О чём ты говоришь?
— Я же вижу, Света. Ты ушла за хлебом, а вернулась с цветами и необычным блеском в глазах. Ты избегаешь смотреть на меня. Ты рассказываешь о какой-то Насте, о которой я никогда не слышал…
— Я не придумываю Настю! — она заметно разволновалась. — Я действительно была у подруги! Разве это что-то плохое?
В этот момент щёлкнул замок входной двери, и мы оба замолчали. В коридоре послышались шаги — это вернулся Миша.
— Мам, пап, я дома! — крикнул он, разуваясь.
Света бросила на меня предупреждающий взгляд, я кивнул. Перед сыном мы всегда старались держаться нормально, как бы ни складывались наши отношения.
— Привет! — я вышел в коридор. — Как дела?
— Нормально, — буркнул Миша, проходя мимо меня на кухню. — О, цветы! Красивые.
— Это мама принесла, — сказал я, следуя за ним. — Она сегодня решила украсить дом.
Миша подошёл к Свете, и она обняла его, прижимая к себе. Над его головой она встретилась со мной взглядом — в её глазах читалась просьба не продолжать разговор.
— Ты голодный? — спросила она сына. — Сейчас разогрею обед.
— Не очень, — Миша достал телефон и уткнулся в экран.
— Всё равно поешь нормально, — настояла Света. — И телефон убери, за столом с гаджетами не сидим.
***
Я наблюдал за ними, пытаясь понять, что происходит с моей семьёй. Когда всё начало рушиться? В какой момент мы с женой стали чужими людьми? И главный вопрос — был ли у неё кто-то другой?
Вечер тянулся в напряжённом спокойствии. Мы с Мишей находились в комнате — он занимался домашним заданием, я просматривал рабочие письма.
Света занималась привычными делами: готовила ужин, наводила порядок на кухне, занималась стиркой. Внешне в нашей квартире всё выглядело как обычно. Но я ощущал, как растёт непонимание между нами.
После того как Миша лёг спать, я решил, что нужно прояснить ситуацию. Света сидела в гостиной с книгой, когда я присел рядом с ней на диван.
— Нам надо поговорить, — сказал я тихо.
Она вздохнула и закрыла книгу:
— О чём?
— Ты знаешь, о чём. Что происходит, Света?
Она долго молчала, глядя куда-то мимо меня. Потом произнесла:
— Его зовут Игорь.
Эти три слова застали меня врасплох. Я готовился к отрицанию, возмущению, может быть, слезам — но не к такому спокойному признанию.
— Кто этот человек? — спросил я, стараясь говорить ровно.
— Тренер по йоге, — она всё ещё смотрела в сторону. — Мы… начали общаться.
— Общаться, — повторил я. — И как давно это… общение?
— Около двух месяцев, — ответила она тихо. — Поначалу мы просто разговаривали после занятий. Затем стали видеться чаще…
— Видеться, — я почувствовал, как внутри всё холодеет. — У вас близкие отношения?
Света наконец встретилась со мной взглядом. В её глазах блестели слёзы.
— Нет. Не такие, о каких ты думаешь. Мы разговариваем, проводим время вместе. Он… он замечает меня, Витя. Понимаешь? Он по-настоящему видит меня — не просто как чью-то жену или мать, а как самостоятельного человека со своими мыслями и чувствами.
Я почувствовал, как перехватило дыхание. Двенадцать лет вместе, а ей приходилось искать внимание и понимание не в семье.
— Что дальше? — спросил я. — Ты планируешь быть с ним?
— Я не знаю, — она провела ладонью по щеке, смахивая слезу. — Я действительно не знаю, Витя. Мне сложно разобраться в своих чувствах.
— А Миша? Ты думала о нём?
— Я постоянно о нём думаю! — в её голосе прозвучала обида. — Неужели ты считаешь, что он мне безразличен? Он мой сын, он для меня всё!
— Тогда почему ты готова разрушить нашу семью?
— Я не хочу ничего разрушать, — она вздохнула. — Я просто хочу быть счастливой. Разве я не заслуживаю этого?
Мы замолчали. Вечер окутал комнату сумраком, и тишина стала особенно заметной. В своей комнате спал наш сын, не догадываясь, что его привычный мир может вскоре стать совсем другим.
— Что он значит для тебя? — спросил я после паузы.
Света ненадолго задумалась:
— С ним я ощущаю себя ценной. Когда мы общаемся, появляется чувство, что я интересна кому-то. Он внимательно слушает меня, ему важно моё мнение. Он отмечает, если я по-другому уложила волосы или надела что-то новое.
Каждое её слово заставляло меня осознавать собственные ошибки. Именно я должен был давать ей всё это внимание и заботу. Но в какой-то момент перестал это делать.
— А что ты чувствуешь ко мне? — в моём голосе появилась хрипотца.
Она посмотрела на меня внимательно и серьёзно:
— Трудно сказать, Витя. За столько лет вместе… Ты отец Миши, мы создали семью, общий быт. Но порой мне кажется, что мы просто стали частью жизни друг друга по инерции, и между нами осталась только привычка.
— Это неправда, — я осторожно взял её за руку. — Я люблю тебя, Света. Всегда любил.
— Но ты давно перестал выражать свои чувства, — она несильно сжала мою руку. — Мы разучились по-настоящему разговаривать, вместе радоваться, мечтать о будущем. Мы стали как две дороги, идущие рядом — вроде бы близко, но соприкоснуться не можем.
Я не мог спорить с этим, потому что она была права. Наша жизнь превратилась в рутину, и я не заметил, как мы потеряли связь друг с другом.
— Я могу всё наладить, — сказал я. — Дай мне возможность попробовать.
Света скептически покачала головой:
— Ты сейчас так говоришь, потому что испугался, что я могу уйти. Но пройдёт неделя-другая, и всё снова станет как прежде.
— Не обязательно, если мы оба захотим перемен, — я переместился чуть ближе.
Она молчала, и я продолжил:
— Ответь честно: ты готова перечеркнуть нашу семью ради человека, с которым знакома всего пару месяцев? Можешь ли ты гарантировать, что через полгода совместной жизни он не станет таким же, как я сейчас? Что это действительно серьёзное чувство, а не временное увлечение?
— Я не знаю, — повторила она. — Я только знаю, что сейчас мне хорошо с ним.
— А если я действительно изменюсь? Если вернусь к тому, каким был раньше? Ты всё равно предпочтёшь быть с ним?
Света посмотрела на меня с печалью в глазах:
— Суть не в том, чтобы выбирать между вами, Витя. Дело в том, что рядом с тобой я перестала чувствовать радость жизни. И я сомневаюсь, можно ли это восстановить.
Её слова задели меня сильнее, чем можно было представить. Неужели
— Дай мне месяц, — попросил я. — Один месяц, чтобы всё изменить. Если через месяц ты всё ещё будешь хотеть уйти — я не буду тебя удерживать.
Она долго смотрела на меня, словно взвешивая мои слова.
— А Игорь? — спросила она наконец.
— Прекрати встречаться с ним на этот месяц. Полностью. Никаких встреч, разговоров, сообщений. Если через месяц ты решишь, что хочешь быть с ним — я отпущу тебя.
Она задумалась, потом кивнула:
— Хорошо. Один месяц.
Я почувствовал, как внутри разливается облегчение. У меня был шанс — маленький, но шанс.
— Спасибо, — я сжал её руку. — Я обещаю, что всё изменится.
— Не обещай того, что не сможешь выполнить, — тихо сказала она. — Просто делай.
***
Следующие несколько недель были самыми трудными в моей жизни. Я старался измениться, вернуть то, что было между нами когда-то. Я приходил с работы пораньше, готовил ужин, покупал Свете цветы, планировал наши выходные. Мы ходили в кино, в парк, в кафе — как будто снова начали встречаться.
Сначала Света была сдержанной, почти холодной. Я видел, как ей не хватает Игоря — она часто проверяла телефон, иногда была задумчивой и отстранённой. Но постепенно лёд между нами начал таять.
Мы стали больше разговаривать — не о бытовых мелочах, а о том, что действительно важно. Мы стали больше времени проводить втроём с Мишей. Ходили на каток, в музей, на детские спектакли. Я видел, как радуется сын, когда мы все вместе.
Света наблюдала за нами с улыбкой, но я замечал, что иногда она всё ещё уходит в себя, словно думая о чём-то — или о ком-то другом.
Через три недели после нашего разговора мы сидели вечером на кухне. Миша уже спал, мы пили чай и говорили о будущем.
— Я думал, — сказал я, — может, нам стоит съездить куда-нибудь этим летом? Все вместе, как раньше.
Света посмотрела на меня с интересом:
— Куда бы ты хотел?
— Может, на море? Миша давно просился.
Она улыбнулась:
— Да, ему понравится. Он так любит воду.
— А тебе? Тебе понравится?
Она задумалась:
— Знаешь, мне кажется, неважно куда. Важно — с кем.
Я почувствовал, как внутри разливается тепло:
— И с кем ты хочешь?
Света посмотрела мне прямо в глаза:
— С тобой и Мишей. С моей семьёй.
В этот момент я понял, что не потерял её. Что всё ещё можно исправить.
— Ты не звонила ему? — спросил я осторожно.
Она покачала головой:
— Нет. Как мы договорились.
— Ты скучаешь по нему?
Света задумалась:
— Поначалу — да. Очень. Но потом… Потом я поняла кое-что важное.
— Что?
— Что с ним было легко, потому что это была не реальная жизнь. Мы встречались на пару часов, говорили о приятных вещах, разходились. Не было ни бытовых проблем, ни ответственности, ни усталости. Это как отпуск — там всегда хорошо, но потом всё равно возвращаешься домой.
Я слушал её, затаив дыхание. Она продолжила:
— Ты, наоборот, был рядом в самые трудные моменты. Когда мы переживали из-за денег. Когда болели наши родители… Это и есть настоящая близость, а не розовые облака.
Я взял её за руку:
— Ты жалеешь, что дала мне этот шанс?
— Нет, — она сжала мою руку в ответ. — Я рада, что мы попытались. И знаешь, что самое удивительное?
— Что?
— Я снова чувствую себя счастливой рядом с тобой.
Эти слова стоили всех моих усилий за прошедшие недели. Я притянул её к себе и обнял, чувствуя, как она прижимается ко мне.
— Я люблю тебя, — прошептал я. — И я не позволю нам снова потерять друг друга.
— Обещаешь? — спросила она, глядя мне в глаза.
— Обещаю. И на этот раз я сдержу обещание.
Прошёл месяц с нашего разговора. Мы с Мишей готовили завтрак на кухне, когда вошла Света.
— Доброе утро, — улыбнулась она, целуя сына в макушку, а меня — в губы.
— Мам, мы блины делаем! — радостно сообщил Миша. — Пап говорит, что я уже почти научился их переворачивать!
— Вижу, — она потрепала его по волосам. — Настоящий повар растёт.
Я наблюдал за ними и чувствовал, как меня переполняет счастье. Мы снова были семьёй — настоящей, крепкой, живой.
— Кстати, — сказала Света, обращаясь ко мне, — я хотела тебе кое-что сказать.
— Что? — спросил я, продолжая помогать Мише с блинами.
— Я больше не хожу на йогу. Записалась в другой клуб, на пилатес.
Я посмотрел на неё, пытаясь понять, что она чувствует.
— Ты уверена?
Она кивнула:
— Абсолютно. Я всё решила.
— И ты… говорила с ним?
— Да, — она вздохнула. — Я сказала ему, что остаюсь с тобой. Что мы работаем над нашими отношениями и у нас всё получается.
— Как он отреагировал?
— Сначала был расстроен. Потом сказал, что понимает. Что семья — это важнее.
Я почувствовал укол совести — этот человек оказался лучше, чем я представлял.
— Ты не жалеешь? — спросил я тихо, чтобы Миша не слышал.
Света улыбнулась — искренне, открыто:
— Нет, Витя. Я там, где должна быть. С моей семьёй.
В этот момент Миша гордо перевернул блин, не разорвав его:
— Смотрите, у меня получилось!
Мы с женой одновременно обернулись к нему, восхищаясь его достижением. И в этот момент я понял две важные вещи: что едва не потерял самое ценное в своей жизни. И что больше никогда не позволю этому случиться снова.
