— Я творю? Я полгода стараюсь угодить твоей маме! Учила её любимые блюда! А в ответ — что? Презрение? Брезгливость?
— Да с чего ты взяла… — начал Павел, но Алена его не слушала.
— А я не вижу? Как она ковыряет еду вилкой? Как морщится?
Галина Ивановна сидела, опустив голову.
— Если я вам так противна, — продолжала Алена, и слезы уже катились по щекам, — так и скажите! Не притворяйтесь!,
Нож скользнул по помидору. Алена смахнула со лба капельку пота и окинула взглядом кухню: словно смерч пронесся.
Мисочки громоздились в три яруса, сковородки валялись в раковине вверх дном, а на плите что-то булькало в четырех кастрюлях одновременно.
Половина седьмого утра. День рождения Павла.
«Главное — не забыть про утку», — мысленно пробежалась она по списку.
Тот самый листочек, исчерканный неделю назад: салат «Цезарь», оливье по рецепту свекрови, селедка под шубой, мясо по-французски, запеченные овощи, утка с яблоками. И еще торт.
Руки дрожали от усталости. Вчера до полуночи возилась с маринадами, сегодня встала в шесть.
Но Галина Ивановна должна понять: ее невестка умеет принимать гостей. Не то что какая-то там Светка, бывшая Павлова пассия, которая и яичницу-то нормально пожарить не могла.
Зазвонил будильник в спальне. Павел проснется, пойдет в душ, а потом — традиционное:
«Лен, ты чего так рано? Мама же только к одиннадцати приедет».
Не понимает он. Совсем не понимает.
Алена сгребла нарезанные помидоры в салатницу, придирчиво оценила результат.
Кружочки получились ровные, одинаковой толщины — как на картинке в кулинарном журнале.
Галина Ивановна обожает симметрию. Это Алена запомнила с первого же визита: как свекровь поправляла салфетки на столе, выстраивала вилки по линеечке.
— Ленок, ты чего так рано встала? — послышался сонный голос из коридора.
Вот оно. В точности по сценарию.
— К маме готовлюсь, — крикнула она, не оборачиваясь. — Иди умывайся!
Павел заглянул на кухню, почесал затылок.
В трусах, растрепанный, с заспанными глазами — совсем мальчишка. Хотя сегодня ему стукнуло тридцать два.
— Маме же еще четыре часа ехать, — пробормотал он, разглядывая творческий беспорядок. — Ты чего, всю ночь не спала?
— Спала. Просто поменьше.
— Лен, ну зачем же так? Мы могли бы и в кафе сходить.
Алена обернулась. Нож в руке дрогнул.
— В кафе? На день рождения мужа? При твоей маме?
— Ну… а что такого?
— Ничего, — процедила она сквозь зубы. — Иди, умывайся. И надень что-нибудь приличное.
Павел пожал плечами и исчез в ванной.
А Алена принялась яростно тереть морковку для «шубы». Представила, как Галина Ивановна, узнав про кафе, многозначительно поднимет бровь:
«Ах, вот как… Не захотела для мужа постараться».
Нет уж. Не дождется.
К десяти утра стол ломился от яств. Алена отступила на шаг, критически оценивая композицию. Салаты, горячее, закуски.
Хрустальные бокалы поблескивали, столовое серебро сияло.
Даже скатерть — та самая, подаренная на свадьбу свекровью, — выглядела безупречно.
«Просто картинка из журнала», — с удовлетворением подумала Алена.
— Ого! — присвистнул Павел, выходя из спальни в новой рубашке. — Ты серьезно все это сама приготовила?
— А ты сомневаешься?
— Да нет, но… — Он обошел стол кругом, заглядывая в каждую тарелку. — Лен, да тут на целый полк!
— Твоя мама привередливая. Мало ли что ей не понравится?
— Мама? Привередливая? — Павел удивленно моргнул. — С чего ты взяла?
Алена промолчала. Не станет же она объяснять мужу, как его мать в прошлый раз едва притронулась к ее фирменному борщу. Или как скривилась, попробовав котлеты.
Мужчины этих тонкостей не улавливают.
В одиннадцать ноль-пять раздался звонок в дверь.
— Мамочка! — заорал Павел, бросаясь к прихожей.
Алена поправила волосы, разгладила юбку. Секунда — и в квартире зазвучал голос Галины Ивановны:
— Паша, сыночек! С днем рождения, дорогой!
Они обнимались в коридоре — долго, нежно. Мать гладила сына по голове, приговаривала что-то ласковое. Алена стояла у кухонной двери и ждала.
Наконец Галина Ивановна заметила ее.
— Аленушка, здравствуй, милая, — она подошла, чмокнула в щеку.
Пахло дорогими духами и едва уловимой сыростью — так пахнет в старых квартирах.
— Как дела? Как работа?
— Все хорошо, — улыбнулась Алена. — Проходите, Галина Ивановна. Я уже стол накрыла.
Свекровь переступила порог кухни — и замерла.
— Боже мой! — выдохнула она. — Алена, что же ты такое… Да это же целое пиршество!
В голосе звучало восхищение. Неподдельное. Алена расцвела.
— Проходите, садитесь. Вот тут — ваш любимый оливье, помните, вы на Новый год говорили, что именно такой любите?
— Помню, конечно. — Галина Ивановна опустилась на стул, с благоговением разглядывая изобилие. — Аленушка, дорогая, да сколько же трудов… Столько всего!
Павел разливал вино, подмигивал жене: мол, видишь, как мама довольна? А Алена суетилась, накладывая салаты в тарелки.
— Попробуйте вот это — селедка под шубой. А это — «Цезарь». А на горячее мясо по-французски…
Галина Ивановна кивала, улыбалась, хвалила каждое блюдо. Но… Что-то было не так.
Порции. Микроскопические порции.
Алена украдкой наблюдала, как свекровь накладывает себе в тарелку салат — буквально половину ложки. Попробует, кивнет одобрительно, но тут же откладывает вилку.
— Очень вкусно, дорогая. Замечательно.
— Может, еще добавить? — Алена уже потянулась к салатнице.
— Нет-нет, спасибо. Я уже наелась.
Наелась? От двух ложек салатов?
Алена перевела взгляд на мясо по-французски. Галина Ивановна отрезала кусочек величиной с напёрсток, пожевала, снова похвалила. И снова отложила вилку.
«Может, ей не нравится, но она из вежливости молчит?» — забеспокоилась Алена.
— Галина Ивановна, а может, вам что-то другое? Я еще утку приготовила…
— Ой, дорогая, спасибо, но я правда сыта. Не привыкла я к таким богатым столам.
Сыта. От крошечного кусочка мяса.
Павел между тем уплетал за троих, нахваливал каждое блюдо, рассказывал матери анекдоты.
Галина Ивановна смеялась, расспрашивала про работу, но еду почти не трогала. Сидела, поигрывала вилкой, отпивала по глоточку вина.
«Что же я делаю не так?» — лихорадочно думала Алена, наблюдая за нетронутыми тарелками.
Может, пересолила? Или недосолила? А вдруг свекровь вообще не любит майонез? Или не переносит помидоры? Но тогда почему хвалит?
— Лен, — Павел толкнул ее локтем, — ты чего задумалась? Мам спрашивает про твою работу.
— А? Извините, Галина Ивановна, задумалась. Что вы спрашивали?
— Да так, интересуюсь — как дела в бухгалтерии? Не сокращают?
Алена машинально отвечала, но мысли были совсем о другом. О том, как неделю назад планировала это меню. Как вчера до одури готовила маринады. Как сегодня в шесть утра уже стояла у плиты.
И все — зря?
— Алена, дорогая, а можно мне водички? — попросила Галина Ивановна.
— Конечно! — Алена вскочила, принесла стакан. — А может, чаю? Кофе? У меня есть торт…
— Водички пока достаточно. Спасибо.
Даже воду пьет по глоточку. Как птичка.
К половине третьего Алена окончательно извелась. Стол по-прежнему ломился от еды — словно никто к нему и не притрагивался.
Галина Ивановна что-то рассказывала Павлу про соседей, а сама ковыряла вилкой салат, перекладывая его с места на место.
Алена встала, начала убирать пустые тарелки. Точнее, почти пустые.
— Паш, помоги мне на кухне, — буркнула она.
В кухне Павел недоуменно смотрел, как жена яростно запихивает в холодильник нетронутые салаты.
— Лен, что случилось?
— Твоя мама ничего не ест!
— Как это — ничего? Она же хвалит. Говорит, что вкусно.
— Хвалит! — Алена развернулась к нему, глаза полыхали. — А сама — две ложки и «спасибо, я сыта». При таком столе!
— Ну… может, у нее аппетит небольшой. Возраст уже…
— Небольшой аппетит? Паша, она же совсем ничего не ест! Как мышка какая-то!
— Да брось ты, Лен. Главное же — что приехала, что мы вместе. А еда…
— А еда — не важна, да? — прошипела Алена. — Я полночи готовила, с утра на ногах, а ей все равно!
Павел растерянно развел руками.
— Ну что ты накручиваешь себя? Мама довольна, это же видно.
— Довольна! — Алена хлопнула дверцей холодильника. — Так довольна, что даже попробовать не хочет!
— Алена, Паша, вы там чего? — раздался из комнаты голос Галины Ивановны.
— Сейчас, мам! — крикнул Павел.
А жене прошептал:
— Прекрати. При маме хотя бы держи себя в руках.
Алена сглотнула комок в горле. Выдавила улыбку и вернулась к столу.
— Простите, Галина Ивановна. Посуду убирали.
— Ничего-ничего, дорогая. — Свекровь мягко улыбнулась. — Я тут подумала — может, чайку попьем?
Торт. Высокий, трехслойный, с кремовыми розочками. Алена подала его с особенной надеждой — уж торт-то точно понравится!
Галина Ивановна восхитилась, похвалила оформление. Взяла кусочек. Маленький. Откусила крошечку.
— М-м, вкусно! Но я уже так переела… Может, завернете мне с собой? Дома допью с чаем.
Переела. Чем переела?!
Что-то щелкнуло в голове у Алены. Тонкая струна, которую тянули весь день, лопнула.
— Галина Ивановна, — сказала она, и голос прозвучал странно, чужим. — Скажите мне честно. Вам не нравится моя еда?
Свекровь растерянно заморгала.
— Что ты, дорогая! Все очень вкусно…
— Тогда почему вы ничего не едите? — Алена чувствовала, как внутри поднимается что-то горячее, неудержимое. — Я неделю готовилась! Покупала самые дорогие продукты! А вы… вы даже не притронулись!
— Аленушка…
— Нет! — Алена вскочила, стукнула ладонью по столу. — Если что-то не так — говорите прямо! Не мучайте меня этими вежливыми улыбочками!
Галина Ивановна побледнела. Павел схватил жену за руку:
— Лена! Что ты творишь?
— Я творю? — Она дернула рукой, высвободилась. — Я полгода стараюсь ей угодить! Учила её любимые блюда! А в ответ — что? Презрение? Брезгливость?
— Да с чего ты взяла… — начал Павел, но Алена его не слушала.
— А я не вижу? Как она ковыряет еду вилкой? Как морщится?
Галина Ивановна сидела, опустив голову.
— Если я вам так противна, — продолжала Алена, и слезы уже катились по щекам, — так и скажите! Не притворяйтесь!
— Лена, замолчи немедленно! — рявкнул Павел.
Но Галина Ивановна вдруг подняла голову. Лицо у нее было серым.
— Алена, — тихо проговорила она. — Дорогая моя… Ты не права.
Алена замерла.
— У меня… — Свекровь сглотнула, посмотрела на сына. — У меня со здоровьем проблема. Уже месяц. Врач велел диету соблюдать. Никаких специй, никаких жареных блюд…
Тишина повисла над столом, тяжелая, давящая.
— Но мне так неловко было портить Паше праздник, — продолжала Галина Ивановна срывающимся голосом. — Рассказывать про свои болячки. Я думала — попробую понемножку, авось пронесет…
Алена стояла, словно громом пораженная.
— А ты, дорогая, так старалась, так хотела угодить… Мне больно было тебя расстраивать. Вот и мучилась. И тебя заставила мучиться.
Галина Ивановна достала из сумочки платочек, промокнула глаза.
— Прости меня, Аленушка.
— Мам… — Павел присел рядом с матерью, обнял за плечи. — Почему же ты не сказала?
— А зачем? Праздник портить? — Она слабо улыбнулась. — Я же вижу, как Алена готовилась. С какой любовью… Не могла я ее стараний обесценить.
Алена опустилась на стул. Руки тряслись, в горле стоял ком.
— Галина Ивановна, я… я не знала…
— Откуда тебе знать, милая? Я ж сама не сказала. — Свекровь протянула руку, накрыла ладонь Алены. — Ты не сердись. Хотела как лучше.
Алена смотрела на морщинистую руку, лежащую поверх ее пальцев. Вспомнила, как полночи готовила маринады. Как с утра металась по кухне. Как накручивала себя, выискивая в каждом жесте свекрови скрытую неприязнь.
Вечером, когда Галина Ивановна уехала, Алена сидела на кухне среди посуды и думала. О том, что хорошие отношения — не значит идеальные.
Что люди не умеют читать мысли. И что иногда любовь проявляется не в том, что едят все подряд, а в том, что берегут чужие чувства.
