Я нарезала помидоры для салата, когда услышала голос Марго из коридора. Сестра Антона разговаривала по телефону, прикрыв трубку ладонью, но в нашей небольшой квартире слышно было все.
— Да, мам, я уже у них. Нет, ненадолго… Ты же знаешь, как я отношусь к этим посиделкам. Просто Антон попросил — типа, давно не виделись. Лена? Ну как обычно — старается изо всех сил. Даже умилительно немного.
Нож замер над разделочной доской. «Старается изо всех сил». В устах Марго это звучало как оскорбление.
Когда я начала встречаться с Антоном четыре года назад, его семья приняла меня… нейтрально. Не враждебно, но и не тепло. Как временное явление, которое soon пройдет само собой.
— Лена преподает литературу, — представил меня Антон на первом семейном ужине.
— Как интересно, — улыбнулась его мать, Валентина Игоревна. — Это ведь призвание, да? Не каждый может работать с детьми. Я вот, например, не смогла бы — не хватило бы терпения. Предпочитаю более… интеллектуальные вызовы.
Она руководила отделом в банке. Муж владел строительной компанией. Марго работала в fashion-индустрии. На их фоне я со своими Пушкиным и Толстым выглядела человеком не от мира сего.
Но я любила Антона. А он, казалось, любил меня.
— О, ты уже на кухне! — Марго материализовалась в дверном проеме. — Чем пахнет? Дай угадаю — опять твоя фирменная паста?
— Лазанья. По рецепту бабушки Антона.
— Серьезно? — она подошла ближе, заглянула в духовку. — Мама научила?
— Нет, я нашла рецепт в её старой кулинарной книге. Антон сказал, она часто готовила это блюдо, когда он был маленьким.
Марго помолчала. Потом сказала тише:
— Знаешь, мама так и не смогла повторить бабушкину лазанью. У нее вечно то соус подгорал, то листы разваливались. В конце концов забросила.
Это был первый раз, когда она сказала что-то личное, не колкое. Я осторожно улыбнулась.
— Может, получится у меня. Хотя тоже не уверена — первый раз пробую этот рецепт.
— Главное — не говори маме, что готовишь по бабушкиному рецепту, если не получится. Она… чувствительна к этой теме.
Входная дверь хлопнула.
— Девочки, я дома! — голос Антона. — Марго, ты уже здесь? Отлично!
Он зашел на кухню, поцеловал меня, потом повернулся к сестре:
— Родители будут?
— Что? — я уронила прихватку. — Антон, мы же договаривались…
— Ой, — он хлопнул себя по лбу. — Прости, забыл предупредить. Мама позвонила час назад, сказала, что они с папой рядом были, решили заскочить. Ничего страшного же?
Я посмотрела на стол на троих. На лазанью, которой хватит максимум на четверых. На бутылку вина — единственную, что была дома.
— Лен? Ты не против?
— Конечно нет, — автоматически ответила я. — Просто… предупреждать надо заранее.
— Знаю, прости. Закручусь на работе.
Он обнял меня, и я на секунду прижалась к его плечу. Пахло его одеколоном и немного — сигаретами. Он обещал бросить.
Валентина Игоревна и Игорь Петрович появились через сорок минут. Она — в строгом костюме, несмотря на субботу. Он — в джинсах и свитере, но джинсы были Armani, а свитер — кашемировый.
— Лена, милая, — Валентина Игоревна коснулась щеками моих щек. — Как уютно у вас. Обновили что-то?
— Нет, все по-прежнему.
— А, ну да. Просто показалось… Неважно.
За столом она взяла вилку, посмотрела на нее, едва заметно протерла салфеткой. Я сделала вид, что не заметила.
— Расскажи, как дела в школе? — спросил Игорь Петрович, накладывая себе лазанью. — Антон говорил, у тебя теперь классное руководство?
— Да, взяла восьмой класс. Сложные ребята, но интересные.
— Восьмой — это самый трудный возраст, — кивнула Валентина Игоревна. — Помню, как Антоша в восьмом классе вытворял… Хорошо, что мы вовремя перевели его в частную школу. Там с дисциплиной строже.
— В моей гимназии тоже хорошая дисциплина, — сказала я спокойно.
— О, я не сомневаюсь! Просто, знаете, частное образование — это другой уровень. Другие возможности для детей.
Антон напрягся рядом со мной. Положил руку на мою под столом, сжал. Молчи, говорил этот жест. Не начинай.
Я промолчала.
— Кстати, о возможностях, — подхватила Марго. — Жерар предлагает мне переехать в Милан. Там открывается новый офис, нужен человек на развитие направления.
— Чудесно! — Валентина Игоревна просияла. — Милан — это же мечта! Антон, может, и вам стоит подумать о переезде? В Европе сейчас много возможностей для IT.
— Мам, мы никуда не собираемся.
— Почему? Лена ведь может преподавать где угодно. Языки — это универсально.
— Я преподаю литературу, не языки, — поправила я.
— А, ну да. Хотя за границей русская литература вряд ли востребована. Зато можно было бы переквалифицироваться! Или заняться чем-то другим. Например, я знаю одну женщину, она тоже была учительницей, а потом открыла свой бизнес по организации детских праздников. Очень успешный, между прочим.
Я откусила кусочек лазаньи. Разжевала. Проглотила. Сделала глоток вина.
— Валентина Игоревна, я люблю свою работу.
— Конечно, милая! Я не говорю, что нужно бросать. Просто… важно думать о будущем. О детях. Вы ведь планируете детей?
Вопрос повис в воздухе. Мы с Антоном переглянулись.
— Мам, — предупреждающе сказал он.
— Что «мам»? Нормальный вопрос. Вам обоим уже за тридцать. Я в вашем возрасте уже вырастила двоих.
— Мы пока не готовы, — ответила я.
— Не готовы? — Игорь Петрович поднял брови. — А когда будете готовы? Время идет, знаете ли.
— Папа…
— Мы просто беспокоимся, — Валентина Игоревна взяла меня за руку. Ее пальцы были холодными. — Понимаете, Лена, в нашей семье принято… определенное положение вещей. Стабильность, достаток, правильное воспитание детей. Вы уверены, что сможете дать все это на зарплату учителя?
Я осторожно высвободила руку.
— Я думаю, для воспитания детей важнее любовь и внимание, чем размер банковского счета.
— Какая вы идеалистка! — Марго рассмеялась. — Это, конечно, мило, но любовью счета не оплатишь.
— Зато у нас есть моя зарплата, — вмешался Антон. — Я достаточно зарабатываю.
— Пока да, — кивнул его отец. — Но что если случится кризис? Увольнение? Болезнь? Всегда нужна подушка безопасности. А учительская зарплата — это не подушка, это… скорее носовой платок.
Марго фыркнула. Валентина Игоревна улыбнулась этой своей дежурной улыбкой.
Я встала.
— Пойду проверю десерт.
На кухне я прислонилась к холодильнику, закрыла глаза. Досчитала до десяти. Потом до двадцати.
Из столовой доносились голоса.
— …просто думай головой, сынок. Мы не против Лены, она… милая. Но семья — это серьезно. Это не только романтика.
— Мам, хватит.
— Я волнуюсь за тебя! Посмотри на Диму Березина — женился на враче, теперь у них клиника, дом за городом. Или на Алису…
— Не начинай про Алису.
— А что? Прекрасная девушка. И до сих пор не замужем, между прочим.
Я вернулась с тирамису. Поставила на стол, начала раскладывать по тарелкам.
— О, как аппетитно выглядит! — Валентина Игоревна ткнула вилкой в десерт. — Это из кулинарии на углу? У них неплохие пирожные.
— Я делала сама.
— Правда? Надо же. А по виду как покупное.
Не знаю, что именно сломалось во мне в этот момент. Может, накопилось за четыре года. Может, просто устала притворяться, что не замечаю уколов.
— Знаете что, — сказала я, садясь обратно. — Давайте начистоту. Вы считаете меня неподходящей парой для Антона. Это ваше право. Но зачем эти игры? Зачем улыбаться мне в лицо и делать вид, что все хорошо?
— Лена! — Антон выглядел потрясенным.
— Нет, подожди. Твоя мама только что сравнила меня с носовым платком. Сказала, что я не смогу дать детям нормальное воспитание. Намекнула, что ты должен быть с Алисой. И все это — за моим же столом, едя приготовленную мной еду.
— Ну знаешь ли! — Валентина Игоревна отложила вилку. — Если ты такая чувствительная, то извини. Мы просто высказываем свое мнение. В нашей семье принято говорить прямо.
— Прямо? Хорошо. Тогда я тоже скажу прямо. Вы снобы. Вы меряете людей размером кошелька и престижностью профессии. Вы не способны увидеть ценность в том, что я делаю, потому что это не приносит миллионы.
— Лена, успокойся, — Антон взял меня за руку.
Я посмотрела на него. На его красивое лицо, встревоженные глаза. На человека, которого любила четыре года.
— Скажи мне, Антон. Ты согласен с ними? Ты тоже думаешь, что я недостаточно хороша?
— Конечно нет!
— Тогда почему ты молчишь? Почему позволяешь им говорить обо мне так?
— Я… Лен, это моя семья. Я не могу просто…
— Не можешь что? Защитить женщину, с которой живешь четыре года?
— Это не так просто!
— Это очень просто. Либо ты уважаешь меня и требуешь того же от других. Либо нет.
Повисла тишина. Валентина Игоревна первой пришла в себя.
— Думаю, нам пора, — она встала, жестом подняв мужа и дочь. — Спасибо за ужин, Лена. Было… поучительно.
Они ушли быстро, без долгих прощаний. Хлопнула дверь.
Мы с Антоном остались одни.
— Зачем ты это сделала? — спросил он тихо.
— А зачем ты этого не сделал? — ответила я.
Он молчал, глядя в стол. Потом поднял глаза.
— Лен, я люблю тебя. Правда люблю. Но они — моя семья. Я не могу просто взять и…
— И что? Поставить их на место? Сказать, что хватит унижать твою девушку?
— Они не унижают! Просто… у них такая манера. Они со всеми так.
— Нет, Антон. С Алисой они так не разговаривали. Я помню тот ужин три года назад, когда вы еще общались. Твоя мама сияла, расспрашивая о ее работе в консалтинге.
— Это другое…
— Да, другое. Потому что Алиса — из их круга. А я — нет. И никогда не буду, что бы я ни делала.
Я встала, начала убирать со стола. Руки дрожали, но я заставляла себя двигаться механически. Тарелка, вилка, бокал.
— Лена, давай поговорим спокойно. Я поговорю с ними, объясню…
— Что объяснишь? Что нужно быть вежливее? Они и так вежливы. Идеально вежливы, когда называют меня носовым платком.
— Это папа сказал, не они…
— Антон! — я развернулась к нему. — Ты сейчас серьезно оправдываешь это?
Он замер, потом опустил голову.
— Нет. Не оправдываю. Просто… Лен, пойми, я между молотом и наковальней. С одной стороны ты, с другой — они. Что мне делать?
— Выбрать.
Слово повисло между нами. Простое, страшное слово.
— Ты заставляешь меня выбирать между тобой и семьей?
— Нет. Я прошу тебя выбрать между мной и их неуважением ко мне. Это разные вещи.
Он встал, подошел ко мне, обнял. Я не отстранилась, но и не ответила на объятие.
— Дай мне время, — прошептал он. — Я все улажу. Поговорю с ними, все объясню. Просто… не уходи. Пожалуйста.
Я посмотрела ему в глаза. Увидела там страх, растерянность, любовь. И еще что-то. Усталость, может быть. Или смирение.
— Хорошо, — сказала я. — У тебя есть время. Но Антон… я больше не буду молчать. И не буду притворяться, что все в порядке.
— Я понимаю.
Но понимал ли он? Понимал ли, что сегодня что-то сломалось окончательно? Что склеить это будет очень, очень сложно?
Мы легли спать, не доев тирамису. Антон обнимал меня, шептал что-то успокаивающее. А я лежала без сна и думала о бабушкиной лазанье, которую Валентина Игоревна так и не смогла приготовить.
Может, дело было не в рецепте. Может, просто не хватило любви. Той самой, которой, по мнению Марго, счета не оплатишь.
Но без которой все остальное — просто красивая оболочка.
Утром Антон принес кофе в постель. Сел рядом, взял меня за руку.
— Я думал всю ночь. Ты права. Я должен был защищать тебя. Прости.
— И что теперь?
— Теперь все изменится. Обещаю. Я поговорю с родителями. Серьезно поговорю. Если они не могут уважать женщину, которую я люблю, то…
Он не договорил. Но я знала, что он хотел сказать. И знала, что не сможет. Потому что Антон — хороший сын. Любящий, преданный. Это одно из качеств, за которые я его полюбила.
И это же качество теперь разрушало нас.
— Попробуй, — сказала я. — Но Антон… если ничего не изменится…
— Изменится. Вот увидишь.
Он поцеловал меня и ушел на работу, полный решимости. А я осталась с остывшим кофе и предчувствием, что ничего не изменится.
Потому что проблема была не в его родителях. Проблема была в нас. В том, что мы по-разному понимали, что такое семья. Что такое уважение. Что такое любовь.
И пока мы не поймем этого, бабушкина лазанья так и останется просто рецептом в старой кулинарной книге.
