Где мой дом?
Елена вытирала стол в третий раз, но ничего не менялось. На скатерти всё те же жирные пятна, крошки, следы от винных бокалов, словно кто-то не просто сидел за этим столом, а устроил здесь праздник с дебошом. В воздухе витал запах жареного мяса, смешавшийся с чем-то кислым — то ли от салата, то ли от её настроения.
«Как я устала от этой всей фигни…», — подумала она, сжимая тряпку так, будто это было чье-то горло, которое она с радостью бы сжала.
Из гостиной доносился смех. Громкий, нахальный, такой, что ни в одном баре не услышь. Это смех свекрови. Маргарита Степановна в своей стихии — рассказывает как «в их время жены держали дом в порядке», ага, как же. Это всегда так, они везде успели, а ты ещё не научилась!
— Вот моя невестка, — прозвучал её голос, сладкий, как старый мед, — до сих пор не научилась готовить твой любимый борщ, Игорек. Хотя десять лет замужем!
Елена замерла. Пальцы сжались в кулаки, так сильно, что, казалось, она может прямо сейчас выжать из этого стола весь сок.
— Мам, ну хватит, — пробурчал Игорь, как обычно без огонька, этот пассивный, который всегда на стороне матери, потому что с ней проще. А с женой — надо что-то решать.
— Что «хватит»? — встряла Света, сестра мужа, со своим мнением, как всегда. — Мама права! Если бы я так кормила Сергея, он бы давно…
— Что? Ушел? — не выдержала Елена и вошла в комнату, держа в руках поднос с грязной посудой. — Да твой Сергей и так каждый выходной «уходит», в гараж. Интересно, чем он там занимается с этим механиком…
Света покраснела, как перчик чили, но, видно, обжечься всё равно не успела.
— Ты что, намекаешь?!
— Ничего, — Елена улыбнулась. — Просто мысли вслух.
Маргарита Степановна фыркнула, как сорока на ёлке:
— Вот видишь, Игорь? Она ещё и язвит!
Игорь вздохнул, потянулся за пивом, как всегда пытаясь уйти от проблем.
— Лена, ну хватит. Сегодня же праздник.
— Какой праздник? — она поставила поднос на стол с таким звоном, что все в комнате вздрогнули. — День вторжения в мой дом? Или праздник «Давайте снова поучим Елену жить»?
Тишина. Все замерли, даже у стен перехватило дыхание.
Игорь нервно потер лоб.
— Ты опять драматизируешь…
— Нет, — Елена медленно обвела взглядом всех сидящих, и на её лице застыла решимость. — Я просто устала. Устала от грязи, от советов, от того, что мой дом — это проходной двор. И знаете что?
Она сняла фартук и бросила его на диван.
— Я ухожу. На прогулку. А когда вернусь, хочу увидеть чистую кухню. Или в следующий раз мы будем есть прямо с пола. Со вашего выбора.
И, не дождавшись ответов, вышла, хлопнув дверью.
На улице она сделала долгий вдох, прямо как с очищением легких.
«Почему они решили, что могут себе это позволить?»
А потом услышала шаги за спиной.
Руки прочь
Шаги за спиной участились. Елена не обернулась — она сразу узнала эту тяжелую поступь с запахом пива и дешевого одеколона, который пытался скрыть Игорь.
— Ты совсем охренела?! — Игорь схватил её за запястье так, что кости хрустнули. Она почувствовала, как его пальцы сжали её руку, и ей стало ясно — это не просто разговор.
Она впервые за десять лет брака увидела его таким — с перекошенным лицом, трясущейся нижней губой и глазами, полными настоящей ярости, а не привычной лени.
— Пусти, — Елена не повысила голос. Но каждое слово било, как молотком. — Сейчас же. Пусти.
— Ты что, мне приказываешь?! — Игорь рванул её к себе. Она почувствовала на лице жар его дыхания с перегаром. — Кто ты вообще такая, чтобы так разговаривать с моей матерью?!
Она почувствовала, как у неё пересохло в горле. Не от страха. Просто от ощущения, что вся её жизнь в этот момент как будто пришла в какую-то жуткую точку.
«Так вот ты какой. Способен на чувства. Но только когда твоя мамочка обижена.»
— Я — хозяйка в своём доме, — она вырвала руку, оставив в его пальцах только браслет, который больше не был её. — Или ты забыл, чья это квартира?
Игорь замер. На секунду. Потом его лицо снова исказилось, как будто вся злоба, что сидела в нём, вырвалась наружу.
— Ты будешь ещё смотреть, как разговариваешь! — он замахнулся, но она не отступила. Она подняла голову и посмотрела ему прямо в глаза. Прямо как на дикое животное перед выстрелом.
— Попробуй.
Его рука замерла в воздухе.
— Ты… ты… — он задыхался, как рыба на берегу.
— Я что? — она сделала шаг вперёд, заставляя его отступить. — Перестала быть удобной? Перестала молчать? Или просто наконец увидела тебя настоящего?
Из подъезда выскочила Света, запыхавшаяся.
— Игорь! Мама в истерике, она требует… — она замолчала, увидев их лица.
— Всё в порядке, — сказала Елена слишком спокойно. — Твой брат только что показал, на что реально способен. Правда, Игорь?
Он молчал, и его лицо стало таким же пустым, как его слова.
— Забирай свою семью, — Елена повернулась и ушла, не оглядываясь. — И чтобы к утру всех вас не было в моей квартире. Иначе я просто позвоню в полицию. И не из-за шума.
И ушла. Не обернувшись.
А через час, сидя на холодной скамейке в парке, она вдруг поняла, что плачет. Но не от боли.
А от облегчения.
Отказ
Полночь. Квартира, как будто кто-то выдул из неё всю душу — ни Светиных носков под диваном, ни журналов мамы, которые с каждым годом становились всё «более полезными». Только следы того, что тут когда-то жили: пятно от вина на ковре, сломанная ручка на шкафу (да, Маргарита Степановна всегда с упоением искала её «ценности») и, конечно, эта тишина. Прямо как по щелчку. Тишина, которая стала её.
Елена стояла посреди гостиной, вдыхала воздух, который больше не был замешан на чужих духах, и чувствовала, как внутри что-то ломается. Не больно, а как сломанный замок на давно запертой двери.
Дзынь-дзынь.
Дверной звонок.
Она уже знала, кто это.
— Лен… Леночка… — голос за дверью был пьяным и жалким. — Открой… давай поговорим…
Елена медленно подошла к двери, но не открыла. Прислонилась лбом к холодному дереву.
— Уходи, Игорь.
— Ну, пожалуйста… я… я всё осознал… — он шаркнул ногами, словно едва стоял. — Мамка дура, Светка стерва, а ты… ты же моя девочка…
Елена зажмурилась.
«Девочка». Он называл её так все эти десять лет. И она думала, что это нежно. А на деле… это было просто удобно. Девочки не спорят. Девочки прощают.
— Я не девочка, — сказала она твёрдо. — Я тридцать пять лет прожила, Игорь. Из них десять — с тобой. И только сегодня поняла, что я не твоя жена. Я — твоё алиби. Чтобы мама не пилила, что ты неженат, чтобы друзья не смеялись, чтобы было где пить с друзьями твоими пьяными.
Тишина. За дверью глухо стукнулся кто-то об стену.
— Ты… ты не понимаешь… — его голос вдруг стал жёстким, как камень. — Без тебя мне негде жить!
Она расхохоталась.
— Наконец-то честно.
— Лена! — он вдруг начал барабанить по двери. — Ты не имеешь права! Это же мой дом тоже!
Она медленно провела рукой по косяку, на котором остались следы от краски, которую они оставили в день новоселья — его ладонь и её.
— Нет, Игорь. Это был мой дом. В который ты впустил свою семью. А мне места не осталось.
Тишина. Потом только шарканье ног.
— Ты пожалеешь… — прошипел он, уходя. — Я не дам тебе просто так…
Елена досчитала до десяти, потом повернула ключ в замке (новом, который она заказала месяц назад, когда нашла в его телефоне переписку с мамой: «терпи, сынок, скоро её квартира будет нашей»).
— Нет.
Это слово было таким лёгким, как будто она сбросила с плеч рюкзак с камнями.
Последний акт
Утро началось с запаха кофе. Настоящего, крепкого, как она любила, но никогда не варила — свекровь всегда считала его «слишком дорогим для ежедневного употребления». Елена сидела, потягивая этот ароматный напиток, глядя, как первые лучи солнца пробиваются в чистом, пустом доме, когда раздался звонок в дверь.
Три удара. Чёткие, как выстрелы.
«Так стучат только они» — мелькнуло в голове.
Маргарита Степановна стояла на пороге, как статуя, в своём «парадном» персиковом платье (ужасный цвет, который она называла «благородным»), с сумочкой, которая стоила больше, чем месячная зарплата Елены. И в её лице не было привычной брезгливой гримасы. Лишь застывшая маска.
— Войдешь? — Елена не сделала ни шага назад. Свекровь осталась на пороге.
— Не за чем, — та вытащила из сумки конверт. — Подпишешь — Игорь не будет чинить препятствий при разводе.
Елена взяла конверт. Разорвала. Прочла первую строку: «Соглашение о разделе имущества»… и расхохоталась.
— Что смешного? — свекровь напряглась.
— Тут уже стоит его подпись, — Елена показала документ. — Датированная… вчерашним числом. Интересно, когда он успел? Ах да, пока я была на «прогулке».
Маргарита Степановна выпрямилась.
— Ты получишь свою свободу. А он — квартиру. Справедливо.
Елена внимательно посмотрела на документ и перевела взгляд на свекровь.
— Вы правда думали, что я это подпишу?
— А у тебя есть выбор? — в голосе женщины впервые появилась нотка неуверенности.
Елена спокойно сложила лист и разорвала его. Потом ещё раз. И ещё.
— Вот мой ответ.
— Ты… — свекровь побледнела. — Ты понимаешь, что теперь он будет тянуть развод годами?!
— Нет, — Елена улыбнулась. — Потому что сегодня утром я подписала договор купли-продажи. Эта квартира больше не моя. И не ваша.
Маргарита Степановна застыла, глаза её округлились.
— Ты… продала…?
— Да. И знаешь, что самое смешное? — Елена сделала шаг вперёд, заставив свекровь отступить. — Новые владельцы — милые азиатские студенты. Шумные. Весёлые. Они любят готовить с чесноком. И по ночам играют на барабанах.
— Ты сумасшедшая! — прошипела свекровь.
— Нет, — Елена захлопнула дверь. — Я свободная.
Через час, когда она выходила из подъезда с одной сумкой (все важное она вывезла заранее), она услышала дикий крик. Оглянулась — Маргарита Степановна металась у подъезда, размахивая руками, а рядом стоял Игорь с лицом побитой собаки.
Елена помахала им рукой.
— Прощайте!
И пошла. К новой жизни. Где не будет ни их грязных следов, ни их кислых лиц.
Только она.
И небо.
Эпилог
Через год Елена случайно встретила Игоря в торговом центре. Он стоял в дешёвом костюме и пытался кого-то уговорить по телефону «дать ещё один шанс». А она, в удобных джинсах, с новыми ключами от собственного дома в кармане, просто развернулась и ушла.
Не потому что больно.
А потому что неинтересно.
