Люба до сих пор помнит этот день. Миша проснулся с таким свистом в груди, что она чуть с ума не сошла. Хватал воздух ртом, как рыба. Глаза огромные, испуганные.
— Скорая! — кричала она в телефон. — Быстрее!
А Мира, их трёхлетняя рыжая красавица, сидела на подоконнике и смотрела. Будто понимала — что-то не так.
В больнице врач сказал просто:
— Аллергическая астма. Серьёзная. На шерсть животных.
— Но у нас кошка с рождения! — растерянно возразила Люба. — Миша с ней спал, играл.
— Аллергия накапливается, — объяснил доктор. — Как стакан — капля за каплей, а потом переполняется. И всё. Приступы будут только хуже.
Андрей молча стоял у окна. Водитель он, мужик крепкий. Но плечи трясло.
— Что делать? — спросил тихо.
— Убирать источник аллергена. То есть кошку.
Убирать.
Как мебель какую. Как ненужную вещь.
Дома они сидели на кухне и плакали. Миша спал в детской, а Мира терлась о ноги. Мурлыкала. Не понимала, что ей приговор вынесли.
— Объявление дадим, — сказал Андрей хрипло. — В добрые руки.
— Кому она нужна? — всхлипывала Люба. — Взрослая кошка. Все котят хотят.
Неделю звонков не было. Вообще. Будто объявление в чёрную дыру провалилось.
А Миша тем временем задыхался каждую ночь. Ингалятор не помогал. Люба уже не спала — сидела у кроватки, считала его вдохи.
— Тётя Света возьмёт, — сказал Андрей как-то утром. — В деревню. Там хорошо будет.
Тётя Света — его двоюродная сестра. Жила за сто километров от города. Добрая, но как объяснить Мире, что её предают? Что семья, которой она доверилась, просто от неё избавляется?
— Не могу я, — шептала Люба, глядя на рыжую морду. — Как я ей в глаза смотреть буду?
— А как сыну в глаза смотреть? — жёстко ответил Андрей. — Когда он от удушья синий станет?
И правда. Выбора не было.
В субботу утром достали переноску. Старую, пыльную — покупали когда-то для похода к ветеринару.
Мира увидела её и сразу спряталась под диван.
Знала. Каким-то звериным чутьём почуяла.
— Миронька, — звала Люба. — Выходи, красавица.
А сама рыдала. Потому что понимала — обманывает. Обманывает кошку, которая им три года доверяла.
Мира вышла. Доверчиво. И дала себя взять на руки.
— Поехали, — сказал Андрей, заводя машину. — Пока не передумали.
Дорога до тёти Светы — сплошная мука.
Мира сидела в переноске и мяукала. Не громко. Жалобно так, тоненько. Как будто спрашивала: «За что?»
Люба на заднем сиденье слёзы утирала. А Андрей за рулём молчал, губы поджал. Только костяшки пальцев белые — так руль сжимал.
— Может, вернёмся? — прошептала Люба километров через тридцать. — Может, что-то придумаем?
— Что придумаем? — отрезал Андрей. — Миша вчера полночи кашлял. Ты слышала? Хрипел, как старик.
Слышала. Конечно, слышала. И понимала — выбора нет.
Но от этого не легче.
В Орехово — так называлась деревня тёти Светы — доехали к обеду. Старенький домик с палисадником, куры во дворе. Мира в переноске притихла — новые запахи, новые звуки.
— Ой, какая красавица! — всплеснула руками тётя Света. — Рыженькая! Как солнышко!
Достали кошку из переноски. Та сразу забилась под крыльцо. Только глаза жёлтые светились в темноте.
— Обвыкнется, — успокаивала тётя Света. — Дня три — и как родная будет.
Они пили чай на веранде. Говорили о Мише, о его здоровье. А Мира так под крыльцом и просидела. Не выходила. Даже когда молоко в блюдце поставили.
— Стрессует пока, — объясняла тётя Света. — Это нормально.
А Люба смотрела в сторону крыльца и сердце разрывалось. Вот она сейчас уедет, а Мира останется. Одна. Среди чужих людей, чужих запахов.
Предательство чистой воды.
— Пора ехать, — сказал Андрей, поглядев на часы. — Темно скоро будет.
Попрощались. Тётя Света пообещала звонить, рассказывать, как дела у Миры.
А дальше началось то, что Андрей до сих пор себе простить не может.
Километров через пятнадцать от деревни остановился у магазина. Хлеба купить, водички. Машину не заглушил — так, на минутку.
И вот тут-то всё пошло наперекосяк.
Дверь машины была приоткрыта — жарко было, душно. Люба увидела рыжую тень первой.
— Андрей! — закричала она. — Мира!
Кошка сидела на заднем сиденье. Как попала в машину — непонятно. Проскочила незамеченной, когда они садились? Ну не следом же бежала из деревни?
Неважно. Важно другое — дверь распахнулась, и Мира выскочила на дорогу.
— Стой! — заорал Андрей.
Бесполезно. Кошка метнулась в лес. Рыжая молния между деревьев — и пропала.
Искали до темноты.
Андрей лазил по кустам, звал, трещал ветками. Люба стояла у дороги и плакала навзрыд.
— Мира! Миронька! — кричали они наперебой.
Тишина. Только ветер в листве.
— Найдётся, — говорил Андрей, но голос дрожал. — Кошки умные. Сама дорогу найдёт.
Куда? В деревню к тёте Свете? Или домой — за сто километров через незнакомые места?
К полуночи махнули рукой. Что делать — не знали. Ночью в лесу кошку не сыщешь. Тёте Свете позвонили, рассказали. Та обещала расспросить соседей, может, кто видел.
Домой ехали молча.
Люба смотрела в окно и думала: «Вот и всё. Мы её убили. Не собственными руками, но убили».
А дома их ждал Миша. Проснулся, кашляет:
— Мама, а где Мира?
Что ответить? Что они её предали? Что потеряли в лесу? Что, скорее всего, больше никогда не увидят?
— Мира уехала, сынок. К тете Свете, в деревню.
— А когда вернётся?
— Не знаю, малыш. Не знаю.
Дни превратились в пытку.
Тётя Света звонила каждый вечер. Ничего. Ни следа. Будто растворилась в воздухе.
Андрей ездил в тот лес ещё три раза. Искал, звал. Развешивал объявления в окрестных деревнях.
Никто не звонил.
А дома было пусто. Знаете, как бывает, когда кто-то умирает? Вроде всё то же — мебель, вещи. А атмосферы нет.
Миша спал лучше — это да. Приступы прекратились. Но он всё время спрашивал про Миру. А они врали. Говорили, что кошке в деревне хорошо, что она играет с курочками.
Вранье.
Люба по ночам не спала. Лежала и представляла: Мира бродит по лесу, голодная, испуганная. Ищет дорогу домой. А может, уже и не ищет. Может, лисы или собаки.
Не думать об этом было невозможно.
Андрей тоже изменился. Стал молчаливый, угрюмый. На работе коллеги спрашивали — что случилось? А он отмахивался.
Как объяснить? Что он предатель? Что кошка ему доверяла, а он…
— Может, она к тёте Свете вернулась? — спрашивала Люба каждый вечер.
— Может, — соглашался Андрей.
Но оба понимали — нет. Не вернулась. Тётя Света бы сразу позвонила.
Прошла неделя. Вторая. Третья.
Надежды становилось всё меньше. Андрей уже перестал ездить в лес. Люба перестала вздрагивать от каждого шороха за дверью.
Приняли как данность — Миры больше нет. И никогда не будет.
И жить с этим знанием оказалось невыносимо.
Потому что это не просто «кошка пропала». Это предательство. Чистой воды предательство существа, которое им доверяло.
А за предательство, как известно, всегда приходится платить.
Только они не знали — чем именно.
Месяц прошёл.
Ровно месяц с того дня, как Мира исчезла в лесу. Люба помнила точно — двадцать третье июня.
Жизнь вроде наладилась. Миша дышал свободно, спал спокойно. Врач на последнем приёме даже сказал:
— Вот видите? Убрали аллерген — и результат налицо.
Результат. Да, результат был. Только почему-то радости он не приносил.
Дом казался каким-то. пустым. Не хватало рыжего комочка на подоконнике. Не хватало мурчания по вечерам. Не хватало мягких лап, которые по утрам топтались по одеялу.
— Может, рыбок заведём? — предложил Андрей как-то за ужином. — Или попугайчика?
— Зачем? — спросила Люба устало.
В тот вечер Люба мыла посуду. Андрей смотрел новости. Миша спал.
Обычный вечер. Ничего особенного.
И вдруг…
— Мяу.
Тихое. Еле слышное. Но Люба услышала. Замерла, тарелка в руках.
Показалось?
— Андрей, — позвала она. — Ты слышал?
— Что?
— Мяуканье.
Андрей прислушался:
— Не-а. Наверное, соседская кошка во дворе.
Люба пожала плечами. Может, и правда показалось.
Но через минуту — опять.
— Мяу.
На этот раз отчётливо.
У Любы сердце заколотилось. Не может быть.
Она бросила тарелку в раковину и метнулась к двери. Андрей за ней:
— Люба, ты чего?
Распахнула дверь…
И обомлела.
На коврике у порога сидела Мира.
Не похожая на ту холёную красавицу, что жила с ними. Тощая. Грязная. Шерсть свалялась, глаза запали. На левой лапе — царапина, покрытая коркой.
Но это была она. Их Мира.
— Господи, — прошептала Люба. — Мирочка?
Кошка подняла голову. Посмотрела. И снова — тихо, жалобно:
— Мяу.
«Я вернулась».
Люба упала на колени. Протянула руки. Мира не шарахнулась, не убежала. Подошла. Ткнулась головой в ладонь.
— Андрей! — закричала Люба. — Андрей! Смотри!
Он стоял в дверях как громом поражённый. Смотрел и не верил глазам.
— Это она?
— Она! Наша Мира!
Андрей присел рядом. Осторожно погладил по спине. Кошка вздрогнула, но не убежала.
— Откуда? Как?
А как — неважно. Важно другое — она вернулась. Сама. Прошла сто километров через незнакомые места. Нашла дорогу домой.
Домой к тем, кто её предал.
— Покрмить, — спохватилась Люба. — Ей же есть нужно!
Метнулась на кухню. Достала из холодильника сосиски, молоко. Мира ела жадно, торопливо. Будто боялась — отберут.
А они сидели рядом и смотрели. И плакали.
Потому что понимали — это чудо. Настоящее чудо.
— Мама? — раздался сонный голос из детской. — Что случилось?
Миша стоял в дверях, тёр глаза кулачками.
— Миша, — позвала Люба дрожащим голосом. — Смотри, кто к нам пришёл.
Мальчик увидел кошку и ахнул:
— Мира!
Кинулся к ней. И тут Люба испугалась. А вдруг приступ? Вдруг снова начнётся это кошмарное хрипение?
Но Миша просто стоял рядом. Смотрел на Миру. А та смотрела на него.
И будто что-то понимала. Что мальчик особенный. Что к нему нужно относиться осторожно.
— Привет, Мирочка, — сказал Миша тихо. — Я по тебе скучал.
Кошка мяукнула в ответ.
— Люба, — сказал Андрей хрипло. — А что мы будем делать?
Вопрос повис в воздухе. Да, что делать? Мира вернулась. Но Миша. Его аллергия никуда не делась.
Снова отдавать кошку? После того, как она прошла сто километров, чтобы вернуться домой?
Это было бы предательством в квадрате.
— Не знаю, — прошептала Люба. — Но больше мы её не отдадим. Никогда.
— А Миша?
— Придумаем что-нибудь. Будем по-другому жить. Комнаты разделим. Будем чаще убираться. Не знаю как, но придумаем.
Андрей кивнул:
— Да. Придумаем.
А Мира тем временем закончила есть. Подошла к своему старому месту у батареи. Легла. И впервые за месяц в доме раздалось тихое мурчание.
Дом снова стал домом.
— Ты простила нас? — спросила Люба, гладя рыжую спинку.
Мира закрыла глаза. Мурлыкала громче.
«Простила. Давно простила. Потому что знала — вы меня любите. И я вас люблю. А любовь… любовь всё прощает».
Прошло полгода с того дня, как Мира вернулась.
Дом изменился до неузнаваемости.
Во-первых, теперь у них был настоящий график уборки. Люба пылесосила каждый день — не через день, как раньше. Влажная уборка — два раза в неделю. Проветривание — обязательно утром и вечером.
Во-вторых, Мира теперь жила по правилам. Спала в коридоре. В детскую не заходила. А Миша научился быть с ней осторожным — не тискал, не прижимал к себе. Гладил аккуратно и сразу шёл мыть руки.
— Умница, — говорила Люба, наблюдая, как сын общается с кошкой. — Растёшь настоящим человеком.
А Мира словно понимала всю сложность ситуации. Держалась от мальчика на расстоянии, но при этом не убегала. Когда Миша садился смотреть мультики, она устраивалась в дальнем углу комнаты. Присматривала.
Врач сначала крутил пальцем у виска:
— Вы что, с ума сошли? Опять завели кошку?
Но анализы показывали — у Миши всё в порядке. Новая система работала.
— Не понимаю, — признался доктор. — Но раз помогает.
А тётя Света, когда узнала о возвращении Миры, только руками всплеснула:
— Да это же настоящее чудо! Сто километров прошла! Как она дорогу нашла?
Как — никто не знал. И не узнает никогда.
По вечерам, когда Миша засыпал, а Мира устраивалась на своём коврике у батареи, они с Андреем сидели на кухне и пили чай.
А в детской Миша спал спокойно. Дышал ровно. И снились ему, наверное, хорошие сны.
А в коридоре Мира лежала на коврике и мурлыкала тихонько.
Всё, что нужно для счастья.
