Аромат свежезаваренного чая витал в воздухе, когда Вера Павловна — женщина с острым взглядом и еще более острым языком — подалась вперед, впиваясь локтями в потертую клетчатую скатерть. Её глаза хищно блеснули, как у кошки, заметившей добычу.
— Ну что, дорогая моя, колись! Когда там твое повышение? Шампанское-то покупать? — В её голосе звенела особая нотка, появлявшаяся всякий раз, когда разговор заходил о деньгах.
Марина — её дочь, молодая женщина с упрямым подбородком и уставшими глазами — едва сдержала тяжелый вздох. Этот тон матери… Мягкий, вкрадчивый, но настойчивый — как шелковая удавка на шее. Она посмотрела на мать, которая уже вся подобралась, словно гончая перед прыжком, готовая вцепиться в любую информацию о возможной прибавке к зарплате дочери.
— Мам, ну сколько раз повторять? Пока всё в процессе обсуждения…
— Да брось ты! — Вера Павловна взмахнула рукой так энергично, что кисточка на её любимой кофте закружилась волчком. — Меня-то не проведешь! Ты же как заведенная последнее время. Небось и кабинет свой светит? А? И зарплата — ого-го?
Внутри у Марины что-то болезненно сжалось. Конечно… Деньги, деньги, деньги! Вечная мамина песня. То, что дочь выкладывалась на работе до изнеможения, доказывая свою компетентность, — это так, мелочи. Главное — призовой фонд в конце забега.
— Давай не будем спешить, ладно? — Марина попыталась остановить этот допрос.
— Не спешить?! — мать издала короткий смешок. — Я что, по-твоему, слепая? Ты же на работе ночуешь! Новый босс так гоняет?
Марина промолчала, чувствуя, как внутри закипает коктейль из злости и горечи. Как объяснить матери, что её могут назначить руководителем столичного отдела? Что придется переезжать? Нет, рано… Слишком рано. К тому же, она прекрасно знала: мать тут же начнет плести свою паутину планов.
А уж в том, что касалось жизненной философии Веры Павловны, всё было предельно ясно. Мир для неё делился на две простые категории: везунчики и трудяги. Причем настоящий успех, по её мнению, — это исключительно мужская прерогатива. Женщинам оставалось одно: быть красивыми, хозяйственными и удачно выйти замуж. Именно поэтому, когда родилась Марина — первенец, любимая дочка, — мать сразу определила её судьбу: превратить в идеальную жену. А вот Димка, появившийся десятью годами позже, стал для Веры Павловны настоящим сокровищем, средоточием всех чаяний и надежд.
Димка рос как оранжерейный цветок — холёный, опекаемый, купающийся в лучах материнской любви. Домашние дела? Боже упаси! «Пусть мальчик учится, ему семью кормить!» — отмахивалась Вера Павловна. А вот Марина… Та с малолетства крутилась как белка в колесе: полы, готовка, глажка, уборка. Всё по расписанию, всё «как положено» — именно так мать видела справедливое распределение ролей.
— Тебе-то что переживать? — отрезала она, когда дочь пыталась возмущаться. — Найдешь себе мужа-кормильца! А Димочка — он же у нас единственный мужчина. Ему нужно вырасти настоящим хозяином жизни!
А Марина… Она привыкла пробиваться сама. Еще студенткой подрабатывала — кто ж еще поможет? После диплома влетела в крупную компанию как пуля в цель, да так там и осталась. Карабкалась вверх, цепляясь за каждую возможность. Квартира в ипотеку? Взяла! Машина б/у в кредит? Справилась! Каждая победа — через пот и слезы, но она молчала. Только одно не давало покоя: мать, которая норовила присосаться к каждому её успеху как пиявка.
— Ну и где твой принц на белом коне? — зудела Вера Павловна при каждой встрече. — Часики-то тикают! Кто о тебе позаботится, когда меня не станет? Ты же надрываешься, как ломовая лошадь! На кой тебе это?
Марина терпеливо, в сотый раз, объясняла про важность самореализации, про то, что личная жизнь подождет. Глухому забору! Для матери существовала одна истина: женщина создана для семьи и детей. Карьера? Так, временное недоразумение. А вот Димочка… Он был её золотым запасом. Её надеждой. Её будущим.
Каждый успех дочери вызывал у Веры Павловны странную реакцию — смесь гордости и тревоги. Радовалась? Конечно! Но червячок беспокойства точил: слишком самостоятельной становится девочка. А как же традиционные ценности? Как же Димочка, которому по её замыслу полагалось стать главой семейства?
Марина давно раскусила эту игру: её достижения в глазах матери были не более чем семейной копилкой. Каждая премия, каждая надбавка автоматически конвертировались в «помощь брату». И сколько ни отправляй денег — всё мало, всё недостаточно.
Жизнь превратилась в бесконечный марафон. Бег с препятствиями за признанием, за успехом, за правом быть собой. Но чем выше взлетала Марина, тем труднее становилось балансировать между собственными мечтами и материнскими фантазиями. Словно ходила по минному полю: один неверный шаг — и взрыв.
И вот теперь, глядя на мать, жадно ловящую новости о повышении, Марина решилась:
— Знаешь, мам… Возможно, я действительно получу новую должность. Но есть нюанс — придется переехать.
— Что?! — Вера Павловна застыла, будто громом пораженная. Глаза превратились в щелочки. — Куда это ты собралась? Мало того, что дома не бываешь, теперь совсем нас бросить решила?
— Не драматизируй, — Марина старалась говорить мягко. — Просто работа в столице. Временно. Максимум на пару-тройку лет…
— Что?! — Вера Павловна грохнула ладонью по столу так, что чашки подпрыгнули, как испуганные воробьи. — В столицу?! Да ты с ума сошла! Там же за квартиру половину зарплаты отдавать придется!
— Компания всё берет на себя, — спокойно парировала Марина, подавляя нарастающее раздражение. — Служебная квартира, машина…
— А-а-а! — глаза матери вспыхнули, как у кошки, учуявшей сметану. — Ну, это совсем другой разговор…
Она умолкла, уставившись в окно с тем самым выражением лица, которое Марина знала слишком хорошо. Этот взгляд не предвещал ничего хорошего.
— Слушай, доченька, — протянула Вера Павловна елейным голосом, — а ведь из этого можно выжать максимум пользы…
— Это как же? — Марина напряглась, чувствуя подвох.
— Да элементарно! — мать всплеснула руками, будто объясняла прописные истины. — Раз уж тебе всё бесплатно достается, отдай квартиру и машину Димочке! Ему же на учебу ездить надо. Да и за жильем кто-то должен приглядывать. А заодно и меня иногда подбросит, если что…
Внутри у Марины всё оборвалось. Вот оно! Того и ждала…
— Мам, — процедила она сквозь зубы, — ты вообще слышишь себя? Это МОЯ квартира, МОЯ машина! За них еще кредиты не выплачены! И потом, Димка даже носки свои разбросанные собрать не может. Какой из него хозяин?
— Ой, да брось ты! — отмахнулась Вера Павловна. — Мальчик занят! У него учеба, друзья… И вообще, родная кровь! Должна же ты о семье думать!
— О семье?! — Марина почувствовала, как закипает. — Я только этим и занимаюсь! Оплачиваю его «учебу», хотя он мог бы и подработать! Выслушиваю твои нравоучения! А теперь ты хочешь отнять последнее и отдать этому… этому…
В этот момент на кухню вплыл сам виновник разговора. Димка — долговязый увалень с вечно всклокоченной шевелюрой и сонным взглядом — соизволил оторваться от компьютера.
— Чего шумим? — зевнул он во весь рот. — Что-то про тачку слышал…
— Галочке квартиру дают! И машину! — защебетала мать. — В столице! Вот думаем, может, ты бы туда перебрался…
— Реально? — Димка мгновенно оживился, как щенок, учуявший косточку. — Крутотень!
— Дим, ты оглох? — Марина развернулась к брату, чувствуя, как пульсирует венка на виске. — Это МОЁ! Я горбатилась, я зарабатывала!
— Да ладно тебе, систер, — протянул братец, плюхаясь рядом с матерью. — Мы ж одна семья. Ты у нас всегда такая… правильная. Поделись по-братски!
— «Поделись»?! — Марина едва сдержала истерический смех. — А сам-то ты чем занят? Когда последний раз хоть копейку заработал? Когда хоть что-то по дому сделал?
— Я учусь! — надулся Димка. — Это тоже работа!
— Да что ты? — в голосе Марины зазвенел металл. — И как успехи? Когда на бюджет восстановишься? Или так и будешь на тройки катиться за мой счет?
Димка уткнулся в пол, как нашкодивший кот. Вера Павловна поспешила на защиту:
— Не дави на ребенка! Он старается! Правда ведь, Димочка?
— Время?! — Марина вскочила, как пружина, голос звенел от едва сдерживаемой ярости. — Ему двадцать два, мама! Двадцать! Два! А он всё ещё не может завязать себе шнурки без твоей помощи! И знаешь почему? Потому что ты вечно подстилала соломку, оправдывала каждый его промах!
— Да как ты смеешь?! — Вера Павловна побагровела, вскакивая навстречу. — После всего, что я для тебя сделала! А теперь родному брату помочь не хочешь?!
— Неблагодарная тварь! — взвизгнула мать, тыча в неё трясущимся пальцем. — После всего…
— Ты права, мам, — тихо, но с леденящим спокойствием отчеканила Марина. — Ты многому меня научила. Главное — никогда, ни на кого не рассчитывать. Спасибо за урок.
Схватив сумку, она вылетела в коридор. Димка дёрнулся что-то сказать, но она только отмахнулась, не глядя.
Дверь грохнула так, что задребезжали стёкла. Вера Павловна рухнула на стул, искривив лицо в гримасе обиды и бессильной злобы. Она сверлила взглядом дверь, словно могла силой мысли вернуть беглянку.
— Ну и катись! — выдавила она наконец, вцепившись в скатерть. — Предательница! Мы ей всю жизнь… А она?!
— Димочка! — она развернулась к сыну, голос дрожал. — Ты слышал? Машину продаст! Квартиру — чужим людям! А как же ты? Как учиться будешь?
— Не знаю… — промямлил Димка, изучая узор на линолеуме. — Может, что-нибудь придумаем…
— Что?! Что ты придумаешь?! — взвилась мать. — Она же нас бросила! Предала! Я вам жизнь отдала, а она…
— Мам, а может… может, она права? — еле слышно выдавил Димка, сам поражаясь своей смелости.
— Что-о?! — Вера Павловна застыла, как громом поражённая. — И ты туда же?!
— Нет, я просто… — он сглотнул. — Марина ведь правда много делает. Всегда помогала. А мы… мы даже спасибо не говорили…
— Спасибо?! — мать взвыла раненой волчицей. — Какое спасибо?! У неё семья! Брат родной! Как она может о себе думать?!
— Но я мог бы сам… — пробормотал Димка, чувствуя, как тает решимость.
— Сам?! — она расхохоталась, как от дурной шутки. — Ты без меня носки найти не можешь! Кто тебя кормит? Обстирывает? Ты же мой мальчик! Ты должен получить образование, стать человеком, а не горбатиться, как чернорабочий!
Эти слова ударили Димку под дых. Внутри всколыхнулась мутная волна стыда и злости. Он всегда знал, что мать видит в нём будущего директора, успешного бизнесмена. Но только сейчас понял: эти ожидания — как кандалы на ногах. Хочется шагнуть вперёд, а цепи не пускают.
— Мам, может, стоит попробовать… — начал он, но осёкся под её ледяным взглядом.
— Что попробовать? — отрезала она. — В Макдональдс пойти? Курьером? Нет уж! Ты достоин большего!
— Но ничего же не выйдет, если просто сидеть и ждать… — прошептал он, чувствуя, как тает храбрость.
— Выйдет! — отрубила Вера Павловна. — Потому что я в тебя верю! И сестра должна была помочь! Но она выбрала предательство.
Димка умолк, проглотив остатки храбрости. В голове вертелось: мать права — он и правда беспомощен как младенец. Но где-то глубоко внутри ворочалась неудобная мысль: а ведь Марина имеет право на собственную жизнь. Вот только признать это вслух — значит расписаться в собственной никчемности.
***
Вечерний город подмигивал огнями сквозь окно маленькой, но уютной квартиры Марины. Причудливые тени плясали на стенах, а она сидела, понимая: сегодняшний разговор — точка невозврата.
Она прикрыла глаза, делая глубокий вдох. Старый трюк — давить на жалость. Но сегодня что-то изменилось. Сегодня она научилась говорить «нет».
Пальцы быстро набрали ответ: «Мама, я вас люблю. Но пора начать жить своей жизнью. Прости.»
За окном кипела жизнь: машины-светлячки сновали по улицам, спешили куда-то люди-муравьи.
***
Неделя пролетела как один день. Марина методично паковала коробки, готовясь к новой главе своей жизни.
Телефон молчал — ни звонка, ни сообщения от матери. Затишье перед бурей, не иначе. Вера Павловна не из тех, кто сдается без боя. Обязательно придумает новый способ надавить на больное. Но сейчас об этом думать не хотелось.
Звонок в дверь раздался, когда она заклеивала очередную коробку. На пороге стоял Димка — взъерошенный, потерянный, совсем не похожий на себя обычного.
— Привет… — пробормотал он, переминаясь с ноги на ногу. — Можно?
Секунду поколебавшись, Марина отступила в сторону. — Зачем пришел?
— Поговорить хотел… — Димка не поднимал глаз. — Знаю, я вел себя как придурок. И мама… Она душит своей заботой.
Марина молча ждала.
— Ты права была, — выдохнул он наконец, встречаясь с ней взглядом. — Я как паразит жил. На тебе, на маме… Думал, мне всё должны просто потому, что я пацан. А оказалось — не должны.
Что-то дрогнуло в груди Марины. Она видела, как тяжело даются брату эти слова.
— Дим, я не против помогать, — мягко произнесла она. — Но помощь — это улица с двусторонним движением. Пора брать штурвал в свои руки. За тебя никто жить не будет.
Он кивнул, ссутулившись еще больше.
— Я понял… Уже ищу работу. Хочу на бюджет вернуться.
— Серьезно? — Марина не скрыла удивления.
— Ага… — он слабо улыбнулся. — Только… может, иногда подскажешь? Если что?
Она подошла, сжала его плечо.
— Если правда хочешь измениться — помогу. Но только если сам захочешь.
Новая жизнь закружила Марину в своем водовороте. Деньги от проданной машины она вложила в себя: обновила гардероб, занялась фитнесом, начала ухаживать за собой. Впервые за долгие годы она позволила себе быть не только старшей сестрой и дочерью, но и просто женщиной — той, о которой всегда мечтала.
Общение с матерью свелось к редким звонкам. Вера Павловна не оставляла попыток кольнуть дочь упреками в «неблагодарности», но теперь эти слова отскакивали от Марины, как горох от стенки. Она знала: её выбор правильный. Деньги матери она по-прежнему отправляла — не из чувства вины, а по справедливости.
Год спустя судьба преподнесла ей подарок. На одной из бизнес-встреч она познакомилась с человеком, который впервые заставил её почувствовать себя не только успешной, но и желанной женщиной. Их роман развивался неспешно, без лишней драмы — как и положено двум взрослым людям. Марина поняла: она готова к семье. Но одно она знала точно — своих детей она будет растить иначе. Без удушающей опеки, без двойных стандартов. Просто с любовью.
