Вечер был душным, несмотря на распахнутое окно. В маленькой кухне, где пахло жареной рыбой и слегка подгоревшим луком, Маша сидела за столом, уставившись на потрепанную клеенку с цветочным узором. Ее пальцы нервно теребили бумажную салфетку, превращая ее в мелкие клочки.
Олег, Машин муж, стоял у плиты, опираясь на столешницу. Его поза — чуть сгорбленная, с напряженными плечами — выдавала раздражение, которое он даже не пытался скрыть.
— Мне жену сменить проще, чем к твоим закидонам привыкнуть, — выпалил он, не глядя на нее. Голос был резким, но с ноткой усталости, будто он повторял эту фразу в голове уже сотню раз, прежде чем решился сказать вслух.
Маша замерла. Салфетка в ее руках порвалась пополам. Она медленно подняла глаза, но Олег уже отвернулся, глядя в окно, где за мутным стеклом мигал фонарь. Слова повисли в воздухе.
— Это ты сейчас серьезно? — спросила она тихо, но в голосе дрожала сталь.
Олег хмыкнул, не поворачиваясь.
— А ты как думаешь? Достало, Маша. Все эти твои… — он махнул рукой, будто подбирая слово, — капризы, претензии. Я домой прихожу, а тут вечно концерт.
Маша сжала губы, не желая произносить слова, которые могли бы все разрушить. Она знала, что Олег не шутит. За десять лет брака она научилась различать, когда он просто срывается, а когда говорит то, что давно копилось. Это был второй случай.
***
Их брак не был ни счастливым, ни совсем уж несчастным. Они познакомились в университете — Маша, студентка филфака, с тетрадками, полными стихов, и Олег, будущий инженер, с вечным запахом машинного масла на руках. Тогда он казался ей надежным, как бетонная стена, а она ему — яркой, как солнечный день. Но годы стерли романтику, как стирается краска на старой скамейке. Две работы, кредит на квартиру, бесконечные счета за коммуналку и мелкие ссоры из-за того, кто забыл купить хлеб или вынести мусор, сделали свое дело.
Маша хотела детей, но Олег каждый раз отмахивался: «Сейчас не время, Маша. С деньгами туго». Она соглашалась, хотя в глубине души чувствовала, что время уходит. Ей было тридцать пять, и она все чаще ловила себя на мысли, что боится остаться одной. Олег же, напротив, казалось, все больше отдалялся. Он стал задерживаться на работе, а дома молчал, будто Маша была мебелью, а не женой.
Конфликт, который привел к той самой фразе на кухне, начался с пустяка. Маша попросила Олега помочь с ремонтом в ванной — кафель начал отваливаться, а кран тек уже полгода. Олег буркнул, что занят, что у него «проект горит». Маша вспылила: «Ты всегда занят, Олег! А я что, одна должна все тащить?» Слово за слово, и вот он выдал свою коронную фразу про «сменить жену».
На следующий день Олег собрал вещи. Не все, конечно — пару сумок с одеждой и ноутбук. Сказал, что поживет у друга, пока «все не утрясется». Маша не плакала, не кричала. Она просто кивнула и закрыла за ним дверь. Только потом, когда шаги в подъезде затихли, она села на диван и разрыдалась, уткнувшись в старую подушку с выцветшим узором.
***
Прошел год. Маша научилась жить одна. Поначалу было тяжело — тишина в квартире давила, как бетонная плита. Она привыкла готовить ужин на двоих, а теперь варила суп в маленькой кастрюльке, и это казалось ей символом поражения. Но со временем она начала находить в одиночестве что-то новое. Она стала больше читать, даже завела привычку гулять по вечерам в парке, слушая подкасты. Жизнь, как ни странно, начала налаживаться.
Олег же, судя по редким вестям от общих знакомых, жил у друга Сереги, пил чаще обычного и выглядел так, будто спал в машине. Маша не спрашивала о нем, но слухи доходили сами. Она не злорадствовала — скорее, ей было его жаль. Но жалость эта была холодной, как ноябрьский дождь.
Однажды вечером, когда Маша вернулась с работы и только успела снять пальто, в дверь позвонили. Она открыла и замерла. На пороге стоял Олег. Не тот Олег, который год назад хлопнул дверью, а какой-то другой — с усталыми глазами, в мятой куртке и с запахом табака, которого раньше не было.
— Можно зайти? — спросил он, глядя в пол.
Маша посторонилась, не сказав ни слова. Они прошли на кухню — ту самую, где все началось. Олег сел, положив руки на стол, и начал говорить. Он говорил сбивчиво, перескакивая с одного на другое: как устал, как понял, что ошибся, как ему не хватает дома, ее голоса, даже ее «закидонов». Он не просил прощения напрямую, но в каждом слове чувствовалась мольба.
— Я дурак, Маша. Думал, мне без тебя лучше будет. А оказалось… — он замялся, — пусто как-то. Без тебя пусто.
Маша слушала молча. Она смотрела на его руки — те самые, которые когда-то чинили ее велосипед и гладили ее по волосам. Теперь они казались чужими. Она ждала, что почувствует гнев, обиду, может, даже радость от его признания. Но вместо этого внутри была только усталость.
— Олег, — сказала она наконец, — ты ушел. Ты сказал, что тебе проще другую найти. И что теперь? Я должна все забыть и притвориться, что ничего не было?
Он поднял глаза, и в них мелькнула надежда.
— Я изменился, Маша. Правда. Дай шанс.
Она покачала головой. Не резко, не зло — просто устало.
— Ты не изменился. Ты просто устал быть один. Это не одно и то же.
***
Тихий разговор длился до полуночи. Олег рассказал, как жил этот год: сначала снимал квартиру с Серегой, потом пытался встречаться с кем-то, но ничего не вышло. Он говорил о своей новой работе — более тяжелой, чем раньше, о том, как потерял интерес к своим старым хобби, как понял, что дом — это не просто стены, а Маша.
Она слушала, но в ее голове крутились другие мысли. Она вспоминала, как он не замечал ее усталости, как отмахивался от ее просьб, как легко бросил ту фразу про «сменить жену». И еще она думала о себе — о том, как научилась ценить свои вечера, свои маленькие ритуалы, свою независимость.
— Я не могу, Олег, — сказала она, когда он замолчал. — Я не хочу снова бояться, что ты уйдешь, как только я стану тебе неудобной.
Он пытался возразить, но она подняла руку, останавливая его.
— Ты был прав в одном. Мои «закидоны» — это я. И я их больше не стесняюсь.
Олег ушел. На прощание он сказал, что будет ждать, если она передумает. Маша не ответила. Она закрыла дверь и впервые за долгое время почувствовала, что сделала что-то правильное.
***
Прошло еще несколько месяцев. Маша не вернулась к Олегу. Она не чувствовала себя победительницей, но и побежденной тоже. Жизнь шла своим чередом: она сменила работу на более интересную, начала чаще встречаться с друзьями, даже завела кота — рыжего, наглого, который любил спать на ее ноутбуке. Иногда думала об Олеге, но не с тоской, а с какой-то светлой грустью, как о старой книге, которую больше не хочется перечитывать.
