Николай смотрел на себя в зеркало, машинально поглаживая щёки после бритья. Сорок семь лет. Морщины у глаз стали глубже, виски заметно поседели. Ничего не поделаешь — время беспощадно. Он оправил рубашку, разглаживая невидимые складки, и вышел в коридор.
На кухне Ирина готовила завтрак. Двадцать два года брака — цифра, от которой становилось не по себе. Всё как обычно: запах кофе, шипение яичницы на сковородке, новости с планшета. Неожиданно для себя он отметил, что жена тоже постарела. Тот же домашний халат, те же привычные движения, то же лицо — только всё будто выцвело, устало от ежедневного повторения.
— Кофе будешь? — спросила она, не оборачиваясь.
— Да, как обычно, — ответил он и сел за стол, глядя на её спину.
Почему-то вспомнилось, как двадцать лет назад они вместе завтракали в съёмной квартире. Тогда всё было по-другому. Ирина оборачивалась, улыбалась, подходила поцеловать, а он обнимал её за талию. Когда же это ушло? В какой момент? Или просто растворилось в бесконечном потоке будней, счетов, болезней родителей, школьных собраний?
— Данила звонил, — сказала Ирина, ставя перед ним тарелку. — Говорит, что на выходных не приедет. У них какие-то зачёты в университете.
Николай кивнул. Сын уже второй год учился в другом городе. Приезжал редко. Вроде бы недавно провожали его в первый класс, а теперь — самостоятельный девятнадцатилетний парень.
— Ясно, — только и сказал он.
Завтрак проходил в молчании. Эта традиция установилась сама собой — говорить было не о чем. Все новости уже обсуждены вечером, планы ясны, а шутки закончились.
После завтрака Николай вышел из дома раньше обычного. Сегодня нужно было заехать к поставщику перед работой. Он руководил небольшой типографией. Дела шли нормально — не блестяще, но стабильно. На хлеб с маслом хватало, недавно поменял машину, в прошлом году даже съездили в Турцию. Размеренная, спокойная жизнь человека средних лет.
Глоток свежего воздуха
Впервые он увидел Юлю в кофейне напротив офиса. Она работала там бариста — молодая, яркая, с короткой стрижкой и открытой улыбкой. Ничего особенного, просто приветливая девушка, которая делала ему американо с корицей. Но что-то в ней зацепило — может быть, то, как она смеялась с коллегами или слушала музыку в наушниках, когда посетителей было немного. В ней была жизнь — та самая, которую он, кажется, потерял где-то между ипотекой и покупкой второй машины.
— Вам как обычно? — спросила она однажды, и Николай понял, что она его запомнила.
— Да, пожалуйста. И… ещё булочку с корицей.
— Хороший выбор, — Юля улыбнулась, и что-то внутри него дрогнуло.
С того дня он стал заходить чаще. Сначала по утрам перед работой, потом в обед, а потом и вечером — просто выпить кофе, завершая день. Он стал замечать детали: маленькую татуировку на запястье — какую-то птицу, колечко в носу, привычку заправлять выбившуюся прядь за ухо. Мелочи, которые почему-то казались важными.
Они начали разговаривать — сначала о кофе, потом о погоде, музыке, фильмах. Он рассказал, что у него типография, а она — что учится заочно на дизайнера. Однажды Юля показала ему эскизы своих работ на планшете. Николай искренне восхитился и предложил напечатать их в типографии.
— Серьёзно? — её глаза загорелись. — Это было бы круто!
На следующий день он принёс ей несколько пробных оттисков её рисунков. Радость в её глазах была настоящей, искренней. Такой, какой он уже давно не видел дома.
— Спасибо! Я заканчиваю в семь. Может… выпьем кофе где-нибудь в другом месте? — предложила она. — Я угощаю.
Николай знал, что должен был отказаться. Но не смог.
— Конечно. Буду ждать тебя у выхода.
В тот вечер он впервые за много лет солгал Ирине, сказав, что задерживается на работе из-за срочного заказа.
Погоня за молодостью
Их «дружба» развивалась стремительно. Юля оказалась гораздо глубже, чем можно было предположить по первому впечатлению. Она любила современное искусство, зачитывалась Кутзее и Мураками, смотрела артхаусное кино. Николаю казалось, что рядом с ней он словно заново открывает мир, который когда-то знал, но забыл.
— Я не понимаю, почему ты не выставляешься, — говорил он, листая её работы. — У тебя настоящий талант.
— Ой, кому это интересно, — отмахивалась она, но было видно, что ей приятно.
Он помог ей организовать небольшую выставку в модном баре, напечатав работы за свой счёт. На открытии она познакомила его со своими друзьями — молодыми художниками, музыкантами, писателями. Николай чувствовал себя старым и неуместным среди них, но Юля смотрела на него с таким восхищением, что всё остальное переставало иметь значение.
В тот вечер они впервые поцеловались — на парковке, у его машины. Она сама потянулась к нему, обвила руками его шею, и он понял, что пропал.
Вернувшись домой далеко за полночь, он обнаружил, что Ирина спит перед телевизором. Она даже не проснулась, когда он выключил свет и пошёл в ванную. Глядя на своё отражение в зеркале, Николай не узнавал себя — глаза горели, щёки раскраснелись, и он чувствовал себя живым. По-настоящему живым впервые за долгие годы.
Разговор, который всё изменил
— У тебя кто-то есть?
Вопрос Ирины прозвучал буднично — так, словно она спросила, не видел ли он её очки или не забыл ли оплатить счёт за электричество. Они ужинали, и Николай на секунду замер с вилкой в руке.
— С чего ты взяла?
— Ты изменился, — пожала она плечами. — Новая стрижка, новая рубашка. Духи. Ты стал приходить поздно. Твой телефон теперь всегда лежит экраном вниз. Я не слепая, Коля.
Он медленно положил вилку. Такого развития событий он не ожидал.
— Ира, всё не так… — начал он, но осёкся. Он не мог лгать так откровенно. — То есть… Да, я познакомился с человеком, который… вдохновляет меня. Но это не то, что ты думаешь.
— А что я думаю? — спросила она тихо.
— Что у нас… что у меня… что я тебе изменяю.
— А разве нет? — Ирина смотрела на него в упор. — Может, вы ещё не переспали, но ты мне давно изменяешь. Каждый раз, когда врёшь про задержку на работе. Каждый раз, когда улыбаешься, глядя в телефон. Каждый раз, когда душишься перед тем, как уйти якобы к поставщикам.
Николай молчал. Она была права.
— Сколько ей лет? — спросила Ирина после паузы.
— Двадцать четыре, — ответил он, чувствуя, как нелепо это звучит.
Ирина горько усмехнулась.
— Понятно. И что ты собираешься делать дальше?
Этот вопрос он задавал себе множество раз, но так и не нашёл ответа. Сейчас, сидя напротив жены, с которой прожил половину жизни, он вдруг понял, что хочет быть честным — хотя бы сейчас.
— Я не знаю, — сказал он. — Но мне кажется, что мы с тобой уже давно не живём, а существуем. Всё стало таким… предсказуемым. Безжизненным.
Ирина долго смотрела на него. В её глазах не было слёз — только усталость и что-то похожее на жалость.
— Так вот в чём дело, — наконец произнесла она. — Кризис среднего возраста. Седина в бороду, бес в ребро. Классика.
— Дело не в возрасте, — возразил Николай, чувствуя, как нарастает раздражение. — Дело в том, что я чувствую себя здесь мёртвым. Каждый день одно и то же. Никаких сюрпризов, никаких эмоций. Мы даже не разговариваем по-настоящему, не замечаем друг друга.
— А ты пытался это изменить? — спросила она. — Не жаловаться на скуку, а сделать что-то, чтобы было интересно? Предложить поездку, новое хобби, что угодно?
— Зачем, если тебя всё устраивает?
— А ты спрашивал?
Он не ответил. Конечно, он не спрашивал. Он просто плыл по течению, пока не встретил Юлю и не понял, как сильно хочет перемен.
— Я вижу, — медленно произнесла Ирина. — Что бы я ни сказала, ты уже всё для себя решил.
— Ира, я…
— Не надо, — она подняла руку, останавливая его. — Просто будь честным. Для разнообразия.
— Я хочу попробовать что-то новое, — наконец сказал он. — Я чувствую, что у меня ещё есть шанс прожить другую жизнь. Более яркую, более… настоящую.
Что-то погасло в глазах Ирины. Она встала из-за стола.
— Тогда не буду тебя задерживать. Иди, живи своей «настоящей» жизнью.
Иллюзия счастья
Он съехал через неделю. Юля приняла его с восторгом. Её съёмная квартира-студия была маленькой, но уютной — много подушек, картины на стенах, винтажный проигрыватель для пластинок. Всё казалось таким свежим, новым, непривычным. Они могли проводить вечера за разговорами о книгах, слушая джаз, или спонтанно решить поехать на пляж за город в два часа ночи. Юля познакомила его со своими друзьями — шумной компанией молодых творческих людей, которые сначала отнеслись к нему настороженно, но потом приняли как своего.
Николай чувствовал, что помолодел лет на пятнадцать. Он сменил гардероб, отрастил модную бородку, купил электросамокат. По выходным они с Юлей ходили на выставки, концерты, в небольшие экспериментальные театры. Жизнь наполнилась яркими красками, и он был уверен, что принял правильное решение.
Данила позвонил через месяц после его ухода. Разговор вышел коротким и болезненным.
— Ты хоть понимаешь, что делаешь? — спросил сын.
— Понимаю, — ответил Николай. — Я просто хочу быть счастливым.
— А мы тебе мешали?
— Нет, конечно. Просто… Это сложно объяснить.
— Ничего сложного. Ты бросил маму ради девчонки, которая годится тебе в дочери. Классическая история.
Николай поморщился от этих слов.
— Данила, я надеюсь, что ты попытаешься понять…
— Тут нечего понимать, — перебил сын. — Я всё понял. Мама права — это просто жалкий кризис среднего возраста.
После этого разговора сын не звонил. Николай пытался связаться с ним несколько раз, но Данила либо не брал трубку, либо отвечал односложно и быстро завершал разговор.
Первые трещины
Первые трещины в отношениях с Юлей появились примерно через полгода. Начались проблемы с деньгами. Типография приносила стабильный доход, но теперь Николай содержал две семьи — платил алименты Ирине и оплачивал учёбу сына, а также покрывал большую часть расходов Юли, которая работала фрилансером и получала нерегулярные выплаты.
— Может, поищешь постоянную работу? — спросил он однажды, когда они обсуждали планы на отпуск, который явно был им не по карману.
— Зачем? — удивилась она. — Я же учусь. И у меня есть заказы. Просто сейчас затишье.
Затишье длилось уже третий месяц. Николай начал замечать, что Юля легко относится к деньгам — может спонтанно купить дорогую вещь, которая ей понравилась, или заказать еду из ресторана вместо того, чтобы готовить дома.
— Но так не может продолжаться бесконечно, — возразил он. — Нам нужно думать о будущем.
— О каком будущем? — она подняла брови. — Коль, мы живём сегодняшним днём. В этом вся суть.
Он промолчал, но что-то внутри него дрогнуло. Впервые ему пришло в голову, что их представления о жизни слишком разные.
Потом начали раздражать Юлины друзья — их постоянные тусовки, громкая музыка, разговоры до утра. Николай часто чувствовал себя лишним — они обсуждали вещи, о которых он имел смутное представление, шутили над событиями, которые произошли до того, как он появился в жизни Юли.
— Я, наверное, останусь дома сегодня, — сказал он однажды, когда она собиралась на очередную вечеринку.
— Опять? — она посмотрела на него с недоумением. — Ты вообще никуда не выбираешься в последнее время.
— Просто я устал. На работе был тяжёлый день.
— Тебе уже сорок семь, а не семьдесят, — рассмеялась Юля, но в её смехе Николай услышал раздражение. — Ладно, отдыхай, старичок. Я вернусь поздно.
Это «старичок» неприятно резануло слух. Раньше она никогда не напоминала ему о разнице в возрасте.
Юля действительно вернулась поздно — около четырёх утра, немного пьяная и очень весёлая. От неё пахло сигаретами и чужими духами. Николай сделал вид, что спит, но не мог уснуть до самого утра.
Возвращение к реальности
Их отношения постепенно менялись. Всё чаще Николай ловил себя на мысли, что скучает по своей прежней жизни — по тишине, спокойствию, предсказуемости. По разговорам с Ириной, которая понимала его с полуслова, по дурацким семейным шуткам, по ощущению, что ты дома.
Юля стала проводить с ним меньше времени. У неё появились новые проекты, новые друзья, новые интересы. Она могла запросто отменить их планы ради внезапной тусовки или уехать на выходные с подругами, не посоветовавшись с ним.
— Мы же договаривались поехать на дачу, — напомнил он ей как-то в пятницу, когда она сообщила, что уезжает с друзьями на фестиваль.
— Ой, точно, — она хлопнула себя по лбу. — Совсем забыла. Но, Коль, это же «Артполе»! Такое бывает раз в год. Ты же понимаешь, как это важно для меня.
Конечно, он понимал. И отпустил её. А сам поехал на дачу один — сидел на веранде, пил чай и смотрел на закат. Почему-то вспомнилось, как они с Ириной и маленьким Данилой приезжали сюда каждые выходные. Как жарили шашлыки, собирали яблоки, играли в бадминтон. Обычные семейные радости, которые тогда казались само собой разумеющимися, а теперь вызывали острую тоску.
Он позвонил сыну, но тот не взял трубку. Хотел позвонить Ирине, но не решился. Что он мог ей сказать? Что скучает? Что сомневается в своём решении? Что жизнь с молодой девушкой оказалась совсем не такой, как он себе представлял?
Точка невозврата
Окончательный разрыв наступил неожиданно, хотя, если подумать, всё к этому шло. Николай вернулся с работы раньше обычного и застал в квартире незнакомого парня. Высокого, с длинными волосами, собранными в хвост, и татуировками на руках.
— Привет, — сказал парень, ничуть не смутившись. — Я Марк. Друг Юльки.
Юля вышла из ванной в одном полотенце, с мокрыми волосами.
— Коля! Ты рано сегодня.
— Да, решил сделать сюрприз, — сухо ответил он.
— Познакомься, это Марк, — улыбнулась она. — Мы вместе работаем над новым проектом. Марк — гениальный фотограф.
— Очень приятно, — Николай пожал протянутую руку. Рукопожатие было вялым.
— Ну, я пойду, — сказал Марк, забирая со стола какие-то бумаги. — Созвонимся.
После его ухода Николай посмотрел на Юлю.
— Что это было?
— В смысле? — она начала вытирать волосы полотенцем. — Мы обсуждали проект. Я же говорила тебе про фотовыставку.
— Ты не говорила, что приведёшь его сюда. И почему ты в полотенце?
— Потому что я только что из душа, — рассмеялась она. — Ты что, ревнуешь?
— А должен?
— Коль, не будь смешным, — она подошла к нему и хотела обнять, но он отстранился. — Ну что такое?
— Юля, я не идиот, — тихо сказал он. — Я вижу, что происходит. Ты всё чаще «задерживаешься», у тебя постоянно какие-то новые «проекты», ты переписываешься с кем-то до поздней ночи.
Она отступила на шаг, её лицо стало серьёзным.
— И что? Ты следишь за мной?
— Нет. Просто замечаю очевидное.
— И что, по-твоему, очевидно? — в её голосе послышался вызов.
— Что ты нашла кого-то ближе по возрасту и интересам.
Юля долго смотрела на него, а потом вдруг устало опустилась на диван.
— Знаешь, Коль, я не хотела этого говорить, но… Да, ты прав. Не конкретно про Марка, а в целом. Мы с тобой… мы слишком разные. И дело даже не в возрасте.
— А в чём? — спросил он, хотя уже знал ответ.
— Ты хочешь стабильности. Дом, работа, тихие вечера. А я хочу движения, перемен, риска. Я не готова к той жизни, которую ты мне предлагаешь.
— Мне казалось, тебя всё устраивало.
— Поначалу — да, — она пожала плечами. — Ты был необычным, не таким, как парни моего возраста. Внимательным, заботливым. Умел слушать. Но потом…
— Потом я стал слишком скучным, — закончил за неё Николай.
— Не скучным, — возразила она. — Просто… ты хочешь от меня чего-то, чего я не могу тебе дать. Ты как будто пытаешься построить со мной то, что у тебя было с женой.
— Разве это плохо?
— Нет. Но это не для меня. По крайней мере, не сейчас. Мне двадцать пять, Коль. Я только начинаю жить.
В этих словах была такая убийственная правда, что Николай не нашёл, что ответить. Она действительно только начинала жить, а он пытался втиснуть её в свой мир, в свои представления о том, какой должна быть жизнь. И, конечно, потерпел поражение.
— Я думаю, нам лучше расстаться, — наконец сказал он.
Юля кивнула.
— Наверное, да.
— Я соберу вещи.
— Не сегодня, — попросила она. — Можно я сегодня переночую у подруги? А завтра… завтра разберёмся.
Он согласился. Глядя, как она собирает сумку, чтобы уйти, Николай вдруг понял, что совершенно не чувствует боли или разочарования. Только бесконечную усталость и странное облегчение, как будто с плеч свалился тяжёлый груз.
Примирение с прошлым
— Позвони маме, — сказал Данила при встрече.
Они сидели в кафе. Сын наконец согласился встретиться — спустя почти год после ухода Николая из семьи.
— Зачем? — спросил Николай. — Думаешь, она захочет со мной разговаривать?
— Не знаю, — честно ответил Данила. — Но она сейчас… не в порядке.
— Что случилось? — встревожился Николай.
— У неё проблемы со здоровьем. Ничего серьёзного, но… ей тяжело одной.
Николай почувствовал укол совести. Он так увлёкся своей новой жизнью, что совсем забыл о том, что Ирина всегда страдала от мигреней и периодически лежала с приступами.
— Я… я позвоню, — пообещал он.
— Хорошо, — кивнул Данила. Помолчал и вдруг спросил: — А как твоя… молодая женщина?
— Мы расстались.
— Ясно, — сын не выглядел удивлённым. — И что теперь?
— Не знаю, — честно ответил Николай. — Живу один. Работаю.
— И как оно — одному?
— Паршиво, — признался Николай. — Но я сам выбрал этот путь.
Они немного помолчали.
— Знаешь, у мамы был выкидыш, — вдруг сказал Данила.
— Что? — не понял Николай.
— Когда мне было пять. Она ждала девочку. Но потеряла её на седьмом месяце.
Николай замер. Он помнил то время — беременность Ирины, их радость, подготовку к рождению второго ребёнка. А потом — больница, слёзы, молчание, которое длилось месяцами.
— Я знаю. Мы тогда очень переживали.
— Она до сих пор переживает, — сказал Данила. — Каждый год в этот день она ходит на кладбище. Одна.
— Я… я не знал, — растерянно произнёс Николай.
— Конечно, не знал. Ты давно перестал замечать такие вещи.
В этих словах была горькая правда. Он действительно перестал замечать многое — не только боль Ирины, но и то, как вырос сын, как изменился мир вокруг. Он был слишком занят собой, своими проблемами, своими желаниями.
— Ты прости меня, сынок, — тихо сказал он.
— За что? — Данила посмотрел на него.
— За всё. За то, что ушёл. За то, что не был рядом.
— Ты волен жить так, как тебе хочется, — пожал плечами сын. — Но знаешь, что самое обидное? Ты бросил нас не ради великой любви, не ради какой-то особенной женщины. Ты просто испугался стареть.
Эти слова ранили сильнее пощёчины. Потому что они были правдой.
Попытка вернуться
Ирина не сразу открыла дверь. Когда она наконец появилась на пороге, Николай едва узнал её — похудевшую, с глубокими тенями под глазами, с сединой в волосах, которую она раньше тщательно закрашивала.
— Привет, — сказал он. — Можно войти?
Она молча отошла в сторону, пропуская его в квартиру. В их квартире всё осталось по-прежнему — те же обои, та же мебель, те же фотографии на стенах. Только пыли стало больше, да исчезли его вещи.
— Данила сказал, что ты болеешь, — начал Николай, проходя на кухню.
— Ничего серьёзного, — отмахнулась она. — Обычные мои мигрени.
— Ты ходила к врачу?
— Да, всё под контролем.
Они сели за стол. Ирина налила чай — две чашки, как будто он никуда и не уходил.
— Как ты? — спросил Николай, чувствуя, как неловкость сдавливает ему горло.
— Нормально, — она пожала плечами. — Живу потихоньку. А ты как? Я слышала, вы расстались.
— Да, — он не стал спрашивать, откуда она знает. Наверняка от Данилы. — Знаешь, Ира… я хотел извиниться.
— За что именно? — в её голосе не было ни обиды, ни горечи — только усталость.
— За то, что ушёл так… некрасиво. За то, что причинил боль. За то, что не ценил то, что у нас было.
Она долго смотрела на него, а потом вдруг улыбнулась — грустно и обречённо.
— Знаешь, Коля, я давно тебя простила. Не потому, что ты заслужил прощение, а потому, что злость и обида разъедают душу. Я не хочу жить с этим.
— Спасибо, — только и смог выдавить он.
— Не за что, — она отпила чаю. — И что теперь? Ты вернёшься?
Вопрос застал его врасплох. Он не думал об этом, точнее, боялся думать. Но сейчас, глядя на Ирину, на до боли знакомую кухню, где они прожили столько лет, он вдруг почувствовал, что хочет только одного — вернуться домой.
— Если ты позволишь, — тихо сказал он.
Ирина покачала головой.
— Нет, Коля. Я не могу.
— Почему? — он почувствовал, как что-то оборвалось внутри.
— Потому что ты ушёл не из-за неё. Ты ушёл из-за себя. И если я приму тебя обратно, ты всё равно будешь искать что-то «настоящее» на стороне. Может, не сейчас, может, через год или два. Но будешь. Потому что проблема не во мне и не в нашем браке. Проблема в том, что ты не принимаешь себя таким, какой ты есть.
— Я изменился, — возразил он. — Я понял свои ошибки.
— Ты просто обжёгся и теперь ищешь безопасное место, — покачала головой Ирина. — Но я не могу быть твоим запасным аэродромом, Коля. У меня тоже есть гордость.
Он хотел возразить, убедить её, что всё не так, что он действительно осознал свои ошибки, что готов начать всё сначала. Но вдруг понял, что она права. Он пришёл сюда не потому, что по-настоящему любил её, а потому, что потерпел поражение в своей попытке убежать от реальности, от возраста, от самого себя.
— Ты права, — наконец сказал он. — Прости меня.
— Я уже сказала, что простила, — она допила чай и встала. — А теперь, если не возражаешь, мне нужно отдохнуть. У меня сегодня был тяжёлый день.
— Конечно, — он тоже встал. — Спасибо за чай. И… если тебе что-нибудь понадобится, ты знаешь, где меня найти.
Она кивнула, провожая его до двери. Уже в прихожей, надевая куртку, Николай вдруг вспомнил слова Данилы.
— Ира, — он повернулся к ней. — Данила рассказал мне… о нашей дочери. О том, что ты до сих пор ходишь на кладбище.
Лицо Ирины дрогнуло.
— И что?
— Почему ты никогда не говорила мне об этом? Мы могли бы ходить вместе.
— Потому что ты никогда не спрашивал, — просто ответила она. — Ты переболел этим за пару месяцев, а потом делал вид, что ничего не случилось. А я… я не могла забыть.
— Я тоже не забыл, — тихо сказал он. — Просто… мне казалось, что тебе будет легче, если мы не будем это обсуждать.
— Мне было бы легче, если бы ты был рядом, — её голос дрогнул. — Если бы ты разделил мою боль, а не притворялся, что её нет.
Он смотрел на неё и вдруг понял, что за все эти годы они так и не научились по-настоящему разговаривать друг с другом, делиться своими страхами, болью, надеждами. Они просто существовали рядом, каждый в своём мире, и когда миры перестали пересекаться, их брак рассыпался, как карточный домик.
— Я был плохим мужем, — признал он.
— Не плохим, — покачала головой Ирина. — Просто… обычным. Как большинство.
В её словах не было утешения — только констатация факта. И от этого становилось ещё больнее.
— Прощай, Ира, — сказал он, открывая дверь.
— Прощай, Коля.
Спускаясь по лестнице, он вдруг понял, что впервые за долгое время они попрощались по-настоящему, без недомолвок и скрытых обид. И от этого на душе стало немного легче.
Неожиданный поворот
Николай сидел в маленькой съёмной квартире и смотрел в окно на вечерний город. Телефон молчал — ни от Юли, ни от Ирины не было вестей. Данила звонил пару раз, но разговоры были короткими и неловкими.
Он часто думал о том, как всё могло бы сложиться, если бы год назад он не поддался внезапному порыву, не погнался за призраком молодости. Вернулся бы домой, поговорил с Ириной, предложил бы вместе что-то изменить в их жизни. Может, они бы вместе ходили в театр, или записались на танцы, или купили билеты в кругосветное путешествие. Может, он научился бы слушать и слышать её, делить не только радости, но и горести.
Но время нельзя повернуть вспять. Он сделал свой выбор и теперь должен жить с его последствиями. Один, в пустой квартире, с мыслями о том, что могло бы быть, но никогда не будет.
Телефон вдруг зазвонил, прерывая поток его мыслей. Николай взглянул на экран — незнакомый номер.
— Алло?
— Здравствуйте, это Николай? — женский голос, молодой, но строгий. — Меня зовут Анастасия, я подруга Юлии.
— Да, это я. Что-то случилось?
— Не с Юлей, не волнуйтесь. Просто… она просила меня позвонить вам. Она сейчас в больнице.
— Что с ней? — встревожился Николай.
— Всё в порядке. Она родила недавно. Девочку.
Николай почувствовал, как земля уходит из-под ног.
— Родила? Но мы расстались меньше трёх месяцев назад.
— Да, ребёнку почти месяц, — в голосе собеседницы прозвучало удивление. — Разве вы не знали? Она была на седьмом месяце, когда вы расстались.
Николай сел, чувствуя, как дрожат его колени. Юля ждала ребёнка и не сказала ему? Как такое возможно?
— Я… не знал, — выдавил он. — Она мне не говорила.
— Странно, — голос на другом конце провода стал холоднее. — Она сказала, что вы знали, просто не захотели участвовать.
— Это неправда! — воскликнул Николай. — Я бы никогда…
— Послушайте, я не хочу вмешиваться в ваши отношения, — перебила его женщина. — Я звоню только потому, что Юля попросила. Она спрашивает, не хотите ли вы увидеть дочь. Она в роддоме на Бауманской. Павильон 3, палата 214.
— Я… да, конечно. Я приеду, — растерянно ответил Николай.
— Хорошо. Я передам ей, — женщина помолчала и добавила уже мягче: — Знаете, ей сейчас нелегко. Роды были тяжёлыми, и она совсем одна.
— А… отец ребёнка? — осторожно поинтересовался Николай, уже догадываясь, каким будет ответ.
— Вы и есть отец, — в голосе женщины послышалось раздражение. — По крайней мере, биологический.
После этих слов она попрощалась и повесила трубку, оставив Николая в полной растерянности. Он сидел, глядя на замолчавший телефон, и пытался осознать услышанное. У него есть дочь. Крошечная девочка, которую он ещё не видел. Его ребёнок, о существовании которого он не подозревал. И Юля, которая почему-то скрыла от него беременность.
Почему? Боялась, что он будет против? Или не хотела связывать его обязательствами? Или просто не посчитала нужным сообщить?
Все эти вопросы роились у него в голове, но ответов на них не было. Только одно он знал наверняка — он должен увидеть свою дочь.
Новая жизнь
Юля выглядела бледной и осунувшейся. Она сидела на больничной койке и листала журнал. Когда Николай вошёл в палату, она подняла глаза и слабо улыбнулась.
— Привет. Ты всё-таки пришёл.
— Конечно, пришёл, — он протянул ей букет, который купил по дороге. — Как ты?
— Нормально. Уже лучше, — она взяла цветы и положила их рядом с собой. — Малышка в детской. Её скоро принесут кормить.
— Почему ты мне не сказала? — прямо спросил Николай.
Юля пожала плечами.
— Не знаю. Сначала я боялась, что ты будешь настаивать на аборте. Потом… потом мне казалось, что ты слишком занят своими проблемами, чтобы ещё и с этим разбираться. А когда мы расстались… я просто не видела смысла.
— Но ребёнок же мой?
— Твой, — кивнула она. — Можешь сделать тест, если не веришь.
— Я верю, — он сел на стул рядом с кроватью. — Просто не понимаю, как ты могла скрыть такое.
— Ты не особо интересовался моей жизнью в последние месяцы, — заметила она. — И я скрывала свой живот. Свободная одежда и всё такое.
— И что теперь? — спросил он после паузы.
— Не знаю, — честно ответила Юля. — Я не планировала ребёнка. Не была готова стать матерью. Но я побоялась делать аборт, а потом стало поздно. И вот… — она развела руками.
— Ты справишься?
— А у меня есть выбор? — горько усмехнулась она. — Родители немного помогут. Они, конечно, в шоке, но внучку уже любят.
В этот момент в палату вошла медсестра с маленьким свёртком в руках.
— Пора кормить нашу принцессу, — улыбнулась она, передавая ребёнка Юле. — Ой, а это папа пришёл познакомиться?
— Да, — кивнула Юля, неловко принимая дочь. — Это Николай.
— Хотите подержать? — предложила медсестра.
— Я… не знаю, как, — растерялся Николай.
— Да ладно вам, не в первый раз, — рассмеялась женщина. — У вас же есть сын. Вы ещё не забыли, как обращаться с младенцами?
Николай хотел сказать, что сыну уже девятнадцать и он плохо помнит те времена, когда Данила был таким крошечным. Но промолчал и осторожно взял свёрток из рук Юли.
Дочь была невероятно маленькой и лёгкой. Розовое личико, курносый носик, пушок тёмных волос на голове. Она приоткрыла глаза — голубые, как у всех новорождённых, — и Николай почувствовал, как что-то сжимается у него в груди. Точно так же он смотрел на Данилу девятнадцать лет назад — с тем же трепетом, с тем же страхом, с той же любовью, накрывающей с головой.
— Как ты её назвала? — спросил он, не отрывая взгляда от дочери.
— Мария, — ответила Юля. — Маша.
— Красивое имя, — он осторожно провёл пальцем по крошечной щёчке. — Привет, Машенька. Я твой папа.
Юля смотрела на них со странным выражением — то ли грустным, то ли облегчённым.
— Я боюсь, что не справлюсь, — вдруг призналась она. — Я ничего не понимаю в детях.
— Никто не понимает, пока не станет родителем, — мягко сказал Николай. — Но ты научишься. И я помогу, если позволишь.
— Ты хочешь вернуться?
— Нет, — честно ответил он. — Мы с тобой попробовали, и ничего не вышло. Но я хочу быть отцом для Маши. Настоящим отцом, который участвует в её жизни. Не просто платит алименты, а проводит с ней время, заботится, любит.
Юля кивнула.
— Хорошо. Думаю, это правильно, — она протянула руки. — Давай её мне, ей пора есть.
Он осторожно передал дочь и встал, чувствуя одновременно радость и печаль. Маша была чудом, неожиданным подарком судьбы. Но она родилась в распавшейся семье, у родителей, которые не любили друг друга. Он мечтал не об этом для своих детей.
— Я пойду, — сказал он, глядя, как Юля неловко пытается приложить ребёнка к груди. — Позвони, когда вас выпишут. Я помогу с переездом, с коляской, со всем, что нужно.
— Спасибо, — она подняла на него глаза. — И, Коль… прости, что не сказала раньше. Я просто боялась.
— Всё хорошо, — он ободряюще улыбнулся. — Главное, что теперь я знаю.
Выйдя из больницы, Николай долго стоял под моросящим дождём, не замечая, как намокает его куртка. Он думал о жизни, которая так странно складывается, — о путях, которые мы выбираем, о последствиях, с которыми приходится жить.
Год назад он ушёл из семьи в поисках новой жизни, второй молодости, ярких красок. А получил одиночество, разочарование и ещё одного ребёнка, которого, возможно, никогда не сможет растить в полноценной семье.
Но, может быть, именно в этом и заключается настоящая зрелость — не в том, чтобы избегать сложностей и ответственности, а в том, чтобы принимать их и находить в себе силы двигаться дальше. Не в том, чтобы вечно оставаться молодым, а в том, чтобы принять свой возраст и находить радость в том, что он даёт — мудрость, опыт, способность любить глубже и преданнее.
Николай достал телефон и набрал номер сына.
— Привет, Данила, — сказал он, когда тот ответил. — У тебя есть сестра. Хочешь познакомиться?
