— Слушай, ну это же мой сын. Ты что, против семьи? — сказал Герман, добавляя третью тарелку. Я ничего не сказала. Просто подумала: а когда это стало нормой — приглашать жить к нам взрослого мужчину, не спросив?
Раньше мы спорили с Германом о мелочах — куда поехать в отпуск, какой сериал посмотреть вечером, стоит ли менять диван. Теперь я стояла посреди нашей кухни и смотрела, как мой муж словно стирает нас двоих из этой квартиры и рисует новую картину — с сыном от первого брака, которого я видела всего дважды за пять лет.
Июльское солнце светило сквозь занавески. Я готовила тесто для блинов, когда хлопнула входная дверь. Герман вернулся из командировки на два дня раньше срока, но не один. За его плечом маячила высокая фигура с рюкзаком и двумя огромными чемоданами.
— Маша, познакомься, это Лев, — сказал Герман тоном, не предполагающим возражений. — Он поживет у нас.
Лев выглядел точной копией своего отца — те же широкие плечи, тот же нос, те же складки возле губ. Только взгляд другой — оценивающий, как будто прикидывающий стоимость каждой вещи в квартире.
— Привет, — кивнул он мне, не протягивая руки.
— Здравствуй, — я улыбнулась, хотя в голове билась только одна мысль: что происходит?
Лев бросил рюкзак на пол в коридоре и прошел в гостиную, словно был здесь тысячу раз. Герман последовал за ним, не сказав мне ни слова.
Я осталась на кухне, сжимая в руке венчик с застывшим на нем тестом. Капли падали на пол, образуя узор, похожий на незнакомый маршрут. Маршрут, по которому мне предстояло пройти.
***
— Сколько Лев планирует у нас жить? — спросила я вечером, когда мы наконец остались вдвоем в спальне.
Герман лежал на кровати, проверяя что-то в телефоне. На мой вопрос он отреагировал лишь приподнятой бровью.
— Не знаю. Сколько потребуется.
— Сколько потребуется для чего? — Я села на край кровати, стараясь говорить спокойно.
— У него проблемы с жильем. Они с женой расстались, ему некуда идти.
— И ты решил, что он будет жить у нас? Не посоветовавшись со мной?
Герман наконец оторвался от телефона и посмотрел на меня так, словно я сказала что-то абсурдное.
— А зачем советоваться? Это мой сын, Маша. Ему нужна помощь.
— Я понимаю, но…
— Нет, не понимаешь. — Он сел на кровати, сбросив одеяло. — Тебе легко говорить, у тебя нет детей. Ты не знаешь, что значит быть родителем.
Его слова задели меня глубоко. За пять лет брака эта тема никогда не поднималась с такой резкостью.
— У меня нет детей, потому что мы решили подождать. Вместе решили, помнишь?
Герман отмахнулся.
— Сейчас не об этом речь. Лев остается. И точка.
Я встала и вышла из спальни. Мне нужно было побыть одной, чтобы не сказать то, о чем потом пожалею.
***
Наша квартира всегда казалась мне идеальной — не слишком большой, но и не тесной. Теперь она сжималась с каждым днем. Лев занял гостевую комнату, которую мы раньше использовали как домашний офис. Мои книги, папки с документами, маленький столик для работы — всё исчезло, уступив место его вещам.
Он не работал. Каждый день, возвращаясь из своего магазина электроники, где я была старшим продавцом, я заставала его в той же позе — сидя на диване с ноутбуком или телефоном.
— Ищу работу, — отвечал он на мой невысказанный вопрос. — Не так-то просто найти что-то в области спортивного менеджмента.
Я кивала и шла на кухню готовить ужин. Теперь на троих.
Герман приходил позже — его компания по продаже медицинского оборудования переживала не лучшие времена, и он часто задерживался. Когда он возвращался, они с Львом закрывались в гостиной и о чем-то долго говорили. Я не прислушивалась, но иногда до меня долетали обрывки фраз: «деньги», «долг», «проценты».
На третью неделю пребывания Льва я обнаружила, что из нашего общего с Германом счета исчезла крупная сумма. Не то чтобы мы были на мели — нет, мы оба неплохо зарабатывали, но всегда обсуждали крупные траты.
— Ты снял деньги с общего счета? — спросила я Германа за завтраком.
Лев уже ушел куда-то — впервые за всё время.
— Да, — он намазал тост джемом, не глядя на меня. — Льву нужно было помочь закрыть кредит.
— Тридцать тысяч? Без единого слова мне?
— Это мои деньги, Маша.
— Наши деньги, Герман. Общий счет, помнишь? На который мы оба перечисляем зарплату.
Он посмотрел на меня с таким выражением, словно я забираю последнее у бедняка.
— Ты считаешь каждую копейку? Серьезно? Я думал, ты не такая.
— Дело не в деньгах, а в том, что ты не посчитал нужным даже сказать мне об этом. Как и о том, что Лев переезжает к нам. Как и о многом другом в последнее время.
Герман встал из-за стола, оставив недоеденный завтрак.
— У парня сложности. Мне нужно ему помочь. Если тебя это не устраивает, я не знаю, что сказать.
Он ушел, хлопнув дверью. Я осталась сидеть за столом, глядя на его недопитый кофе. В темной жидкости отражался свет солнца, дробясь на мелкие части, как наши отношения.
***
В тот вечер я решила приготовить ужин только на двоих. Лев сообщил, что у него встреча с друзьями, и я позволила себе представить, что всё как раньше — только я и Герман, наш уютный вечер, наш разговор за чаем.
Я накрыла на стол, поставила свечи, приготовила любимый десерт Германа.
Он пришел раньше обычного, и на секунду в его глазах мелькнуло что-то похожее на тепло. Но только на секунду.
— А где тарелка для Льва? — спросил он, оглядывая стол.
— Он сказал, что ужинает с друзьями.
— Он написал, что планы изменились. Будет через десять минут.
Герман прошел на кухню и достал третью тарелку. Я наблюдала, как он расставляет приборы, словно вытесняя меня из собственной кухни.
— Слушай, ну это же мой сын. Ты что, против семьи? — сказал он. Я ничего не сказала. Просто подумала: а когда это стало нормой — приглашать жить к нам взрослого мужчину, не спросив?
***
— Мы можем поговорить? — Я нашла Германа в спальне после ужина, который прошел в напряженном молчании.
— О чем? — Он даже не поднял глаз от экрана ноутбука.
— О нас. О том, что происходит.
Герман вздохнул с таким видом, словно я отрывала его от чего-то невероятно важного.
— Что именно происходит, по-твоему?
— Ты привел в наш дом взрослого мужчину, не спросив меня. Ты снимаешь деньги с нашего общего счета, не говоря ни слова. Ты…
— Он не «взрослый мужчина», Маша. Он мой сын. И он в беде.
— Какой именно беде? — Я присела на край кровати. — Ты ничего мне не рассказываешь. Я вижу только, что он не работает, сидит целыми днями на диване, а ты почему-то переводишь ему огромные суммы.
Герман закрыл ноутбук.
— У него долги. Серьезные. Его бывшая жена… — он запнулся. — В общем, он влез в историю. Мне нужно ему помочь.
— Почему ты не рассказал мне об этом сразу?
— Потому что знал, что ты начнешь задавать миллион вопросов и выяснять отношения.
Я почувствовала, как внутри поднимается волна обиды.
— То есть, я для тебя просто женщина, которая выясняет отношения? Не человек, с которым можно обсудить сложности и найти решение вместе?
Герман устало потер лицо.
— Не начинай, Маша. Я и так устал.
— Нет, я начну. Потому что устала и я. Устала от того, что в нашем доме поселился чужой человек. Устала оттого, что ты принимаешь решения, которые касаются нас обоих, не спрашивая меня. Устала от того, что нас с тобой больше нет — есть только ты и твои заботы.
— Он останется ровно столько, сколько нужно, — отрезал Герман. — И точка.
***
На следующий день я задержалась на работе. Не хотелось идти домой, где меня никто не ждал. Вернее, ждали двое мужчин, для которых я была просто прислугой.
Когда я всё же вернулась, из гостиной доносились голоса. Я услышала свое имя и замерла в коридоре.
— …Маша не понимает, — говорил Герман. — Она никогда не была в такой ситуации.
— Да брось, пап, — голос Льва звучал удивительно трезво и рассудительно. — Ты просто не умеешь объяснять. Сказал бы ей сразу, что мне нужна помощь с выплатой кредита, и всё.
— Дело не в деньгах. Она считает, что я должен с ней всё обсуждать.
— А ты не должен?
Повисла пауза.
— Не знаю, — наконец сказал Герман. — Раньше мне казалось, что да. Но сейчас… Понимаешь, это разные вещи — жена и сын. Жена — это человек, которого ты выбрал. А сын — это часть тебя.
— И что, ты ей так и сказал? — В голосе Льва появилось что-то, похожее на сочувствие. Но не ко мне — к отцу.
— Нет, конечно. Но я так думаю.
Я тихо прошла на кухню, стараясь не выдать своего присутствия. Внутри всё сжалось. Жена — это человек, которого ты выбрал. А сын — это часть тебя. Значит, вот как он видит нашу семью. Я — нечто внешнее, что можно выбрать, а потом и разлюбить. А Лев — его продолжение, его родной человек.
Я открыла холодильник, делая вид, что только что пришла. Разговор в гостиной тут же стих.
— Тебе помочь? — Лев появился на кухне, когда я готовила ужин.
Это было впервые за всё время его пребывания здесь.
— Спасибо, справлюсь, — ответила я, нарезая овощи.
Он не ушел, а прислонился к дверному косяку, наблюдая за мной.
— Знаешь, я понимаю, что создаю неудобства, — неожиданно сказал он. — Но мне правда некуда идти.
Я подняла глаза. Он выглядел искренним, и это сбивало с толку.
— Твой отец мог бы просто рассказать мне обо всем.
— Да, мог бы, — согласился Лев. — Но он всегда был таким. Считает, что некоторые вещи мужчина должен решать сам.
— Мы женаты пять лет, — я вернулась к нарезке овощей. — И до недавнего времени решали всё вместе.
— Это другое, — Лев пожал плечами. — Я его сын. Тут… другая ответственность.
Жена — это человек, которого ты выбрал. А сын — это часть тебя.
— И что, он так и будет тебя содержать? — спросила я прямо.
Лев не обиделся.
— Нет, конечно. Я уже нашел работу. Начинаю в понедельник. Консультантом в магазине спортивных товаров. Не бог весть что, но для начала сойдет.
— И долго ты планируешь у нас жить?
Он пожал плечами.
— Честно? Не знаю. Мне нужно встать на ноги. Отдать долги. Найти жилье. Но я понимаю, что создаю неудобства.
Я промолчала. Что тут скажешь? Да, ты нас стесняешь. Уходи? Или соврать: Нет, всё в порядке, живи сколько хочешь?
Лев помялся еще немного и ушел. А я осталась на кухне, разрываясь между чувством вины и раздражением на всю ситуацию.
***
В ту ночь мы с Германом впервые за долгое время по-настоящему поговорили.
— Я слышала ваш разговор с Львом, — сказала я тихо.
Герман напрягся.
— И что?
— Ничего. Просто теперь я понимаю, как ты на самом деле воспринимаешь нашу семью.
Он повернулся ко мне.
— О чем ты?
— Жена — это человек, которого ты выбрал. А сын — это часть тебя. Так ведь?
Герман вздохнул.
— Ты не понимаешь…
— Нет, я как раз всё понимаю, — я села в кровати, натягивая одеяло на голые плечи. — Я для тебя что-то временное. Нечто, что можно выбрать, а потом и передумать. А он — твое продолжение.
— Я этого не говорил.
— Но подразумевал именно это.
Герман сел рядом.
— Маша, это совершенно разные вещи. Отношения с женой и отношения с детьми — это как… как разные планеты. Они не соприкасаются.
— А должны, Герман. Должны. Потому что семья — это когда все вместе. Когда есть общие решения, общие ценности, общий дом. Когда один человек не ставит другого перед фактом.
Он покачал головой.
— Ты не поймешь, пока у тебя не будет своих детей.
Эта фраза стала последней каплей.
— Да, у меня нет детей. И теперь я даже не уверена, что хочу их иметь. Особенно от человека, который считает, что жена — это что-то вроде предмета, который можно передвинуть, когда нужно освободить место для кого-то поважнее.
Я встала с кровати и начала одеваться.
— Куда ты? — спросил Герман.
— В гостевую спальню. Ах нет, там же теперь живет твой сын. Тогда на диван на кухню.
Я вышла, не дожидаясь ответа.
***
Утром меня разбудил запах кофе. Я открыла глаза и увидела перед собой чашку, а рядом — Германа.
— Прости, — сказал он тихо. — Я вел себя неразумно.
Я села на диване, принимая чашку. Кофе был именно таким, как я люблю — с корицей и небольшим количеством молока.
— Я поговорил с Львом, — продолжил Герман. — Он съедет через неделю. Нашел комнату в квартире с соседями.
Я молчала, грея руки о чашку.
— Мне правда жаль, Маша. Я… я растерялся. Лев позвонил мне, сказал, что у него проблемы, что ему нужна помощь. И я просто… не смог отказать. Это мой сын.
— Я понимаю, — ответила я наконец. — Но дело не в том, что ты помогаешь сыну. Дело в том, как ты это делаешь. Без единого слова мне, без объяснений, без обсуждения. Словно я не твоя жена, а квартирантка.
Герман кивнул.
— Ты права. Я всё усложнил. Просто… понимаешь, у меня никогда не было нормальных отношений с Львом. Его мать увезла его, когда ему было пять. Я видел его от силы раз в год. А сейчас он сам пришел ко мне за помощью. И я… я хотел быть хорошим отцом.
— Можно быть хорошим отцом, не переставая быть хорошим мужем, — сказала я. — Это совместимые роли.
Он сел рядом со мной.
— Я знаю. Теперь знаю. — Он взял меня за руку.
Я кивнула. Что тут скажешь?
***
Когда за Львом закрылась дверь, в квартире стало тихо. Слишком тихо. Мы с Германом стояли в коридоре, глядя друг на друга как чужие люди.
— Что теперь? — спросил он.
Я пожала плечами.
— Не знаю. Может, нам тоже нужно пожить отдельно. Подумать.
Его лицо изменилось.
— Ты хочешь уйти?
— Я хочу понять, кто мы друг для друга. И есть ли у нас будущее.
Герман сделал шаг ко мне.
— Маша, мы можем все наладить. Давай просто… начнем заново.
— Не думаю, что это так работает, — я покачала головой. — То, что случилось, показало мне, что у нас разное представление о семье. Для меня это равные отношения и совместные решения. А для тебя… я даже не знаю.
— Для меня семья — это ты, — сказал он тихо.
— Давай дадим друг другу время, — сказала я. — Я поеду к сестре на неделю. А потом вернусь, и мы поговорим.
Герман кивнул, не споря. И в этом согласии, в этой готовности прислушаться к моему решению было больше заботы, чем во всех его словах за последний месяц.
***
Сестра жила в пригороде, в маленьком доме с садом. Я провела у нее неделю, помогая с детьми, работая удаленно, гуляя по окрестностям. И думая. Много думая.
Возможно, Герман был прав в одном — я действительно не понимала, что значит быть родителем. Не знала той особой связи, которая существует между отцом и сыном.
Но он не понимал другого — что семья не может существовать без искренности. Без готовности выслушать друг друга и найти решение вместе.
На седьмой день я собрала вещи и поехала домой. Квартира встретила меня тишиной. Германа не было — он отправил сообщение, что задержится на работе. Я прошла по комнатам, вдыхая знакомый запах — наш запах. Гостевая спальня снова стала кабинетом, хотя мои вещи так и не вернулись на прежние места.
В холодильнике я нашла остатки пиццы и бутылку сока — видимо, вчерашний ужин Германа. Никаких романтических жестов, никаких открытий. Обычный будний день.
Когда он вернулся, мы молча поужинали разогретой пиццей.
— Как твоя сестра? — спросил он наконец.
— Нормально. Дети растут.
Он кивнул, глядя в свою тарелку.
— Что будем делать дальше? — спросил он.
Я пожала плечами.
— Не знаю. Жить, наверное.
— Вместе?
Вопрос повис в воздухе. Хороший вопрос. Правильный.
— Знаешь, я поняла кое-что. Мы тратим столько времени на обиды, на какие-то мелочи…
— К чему ты это?
— К тому, что я устала от наших противостояний. От обид. От недомолвок. От того, что мы как будто соревнуемся — кто прав, кто виноват.
Я вздохнула.
— Лев — твой сын. И ты хотел ему помочь. Это нормально. Да, ты поступил неправильно, не обсудив это со мной. Но я тоже была неправа, когда отгородилась от вас, вместо того чтобы попытаться понять.
Герман смотрел на меня так, словно видел впервые.
— Что ты предлагаешь?
— Для начала — перестать делить мир на «моё» и «твоё». На «я» и «ты». И начать думать «мы».
— И как это будет выглядеть практически?
Я встала из-за стола.
— Завтра воскресенье. Я предлагаю пригласить Льва на обед. Вместе. Приготовить что-нибудь. Познакомиться по-настоящему. Не как «мачеха и пасынок», а как два человека, которые важны для тебя.
Герман выглядел удивленным.
— Ты серьезно?
— Абсолютно. Я не хочу, чтобы твой сын был для меня чужим человеком, которого я терплю. Я хочу узнать его. Понять. Может быть, даже подружиться.
— А если не получится?
— Тогда мы хотя бы будем знать, что попытались.
Он смотрел в окно, за которым начинался дождь. Первый за это жаркое лето.
— А что потом? — спросил он тихо.
— Потом будем решать остальные проблемы. Одну за другой. Вместе.
***
Утром я проснулась раньше обычного. На кухне уже был Герман, разговаривающий по телефону.
— Хорошо, тогда ждем тебя к двум, — сказал он и положил трубку. Увидев меня, он улыбнулся: — Доброе утро. Лев придет к двум. Говорит, что очень удивлен приглашением.
Я улыбнулась в ответ и начала готовить завтрак. Много работы предстояло сделать до двух часов.
Нет, я не знала, что будет дальше. Сможем ли мы стать настоящей семьей или все развалится через неделю.
Но в то утро, впервые за долгое время, я почувствовала что-то похожее на надежду. Не эйфорию, не слепую веру в светлое будущее. А простое, спокойное чувство: всё будет хорошо. Даже если не сразу. Даже если придется много работать.
А остальное покажет время.
