— Так что с нами будет, Костя? — спросила я, глядя в окно на опадающие листья. Осень всегда вызывала во мне тревогу, словно природа напоминала о быстротечности жизни.
Он сидел в кресле, листая новости в телефоне. Четыре года. Четыре года мы встречаемся, живём вместе, делим постель, радости и печали, а он всё не решается произнести те слова, которые я так жду.
— В каком смысле, Вера? — Константин поднял на меня глаза, в которых читалось недоумение, будто я спросила его о чём-то совершенно неуместном.
— В прямом. Что дальше? Мне скоро пятьдесят три. Тебе пятьдесят шесть. Мы не молоды, Костя. Время идёт.
Он отложил телефон и потёр переносицу — жест, который появлялся всякий раз, когда разговор заходил о будущем. Я знала этот жест наизусть, как и многие другие его привычки. Знала, что он любит кофе с корицей. Что перед сном обязательно проверяет, заперта ли входная дверь. Что у него есть родинка на левой лопатке, похожая на крошечный континент.
— Вера, ну что ты опять начинаешь? — его голос звучал устало. — Разве нам плохо вместе?
— Нет, не плохо. Но я хочу определённости. Хочу знать, что ты видишь меня своей женой, а не просто… удобной спутницей для вечеров и ночей.
Я наблюдала, как солнце пробивалось сквозь тучи, освещая наш небольшой уютный зал золотистым светом. Квартира, в которой мы жили последние три года, принадлежала мне. До Кости здесь было пусто, несмотря на мебель и вещи — словно душа отсутствовала. Он привнёс в мой дом тепло, смех, запах мужского одеколона. И вместе с тем — неопределённость, которая грызла меня всё сильнее с каждым месяцем.
— Я просто не понимаю, зачем нам эти формальности в нашем возрасте, — он встал и подошёл к окну, встав рядом со мной. — У нас и так всё хорошо. Штамп в паспорте что-то изменит?
Вот оно. Снова этот разговор, который мы вели десятки раз. Я смотрела на его профиль — всё ещё красивый, с благородной сединой на висках, с морщинками в уголках глаз от частых улыбок. Морщинки, которые я любила. Человек, которого я любила. И который, казалось, боялся связать себя словом «навсегда».
— Дело не в штампе, — тихо ответила я. — Дело в желании быть рядом официально, перед людьми, перед Богом, если хочешь. В готовности сказать: «Да, эта женщина — моя жена. Я выбрал её».
В комнате повисла тишина, нарушаемая лишь тиканьем старых настенных часов — наследство от моей бабушки. Они отсчитывали секунды нашей жизни, которая, по моим ощущениям, застыла на месте.
— Мне кажется, ты драматизируешь, — наконец произнёс Костя. — После всего, через что мы прошли… После развода с Ларисой я просто…
Он не договорил, но я и так знала продолжение. После развода с первой женой он боялся повторения. Боялся снова пройти через суды, раздел имущества, обиды, ссоры. Но я-то знала, что мы — другие. Что наши отношения построены на взаимном уважении и понимании. По крайней мере, мне так казалось.
— Знаешь, — я повернулась к нему, решительно глядя в глаза, — я больше не могу так. Мне нужен ответ. Не сегодня, так завтра, но в ближайшее время. Нам не двадцать лет, чтобы годами проверять чувства.
— Ты ставишь мне ультиматум? — его брови нахмурились.
— Я прошу определиться. Разница есть, и она существенная.
Он отошёл от окна, сел в кресло и закрыл лицо руками. Я смотрела на его ссутулившиеся плечи и чувствовала укол жалости. Но тут же одёрнула себя. Сколько можно жалеть мужчину, который не может принять решение? Который говорит о любви, но отказывается сделать следующий шаг?
— Мне нужно подумать, — наконец произнёс он. — Не дави на меня, Вера.
— Четыре года недостаточно для размышлений? — горько усмехнулась я. — Хорошо, думай. Но я не буду ждать вечно.
Этот разговор состоялся неделю назад. С тех пор мы почти не говорили на эту тему, но напряжение в квартире можно было резать ножом. Костя приходил поздно, ссылаясь на работу. Я делала вид, что верю, хотя сердце скручивало от тревоги. Что, если он использует это время, чтобы обдумать разрыв? Что, если наша история закончится так же бесславно, как и многие другие истории людей нашего возраста?
Мне вспоминалось прошлое — мой первый брак с Андреем, стремительный и страстный, закончившийся так же быстро, как и начался. Мне было двадцать пять, когда мы разошлись. Потом были отношения с Игорем — больше дружеские, чем романтические. Мы прожили вместе семь лет, но так и не расписались. Когда он ушёл к молодой коллеге, я не чувствовала той боли, какую должна испытывать брошенная женщина. Скорее, облегчение, что больше не нужно притворяться, что между нами есть глубокое чувство.
А потом появился Костя. Мы встретились на дне рождения общей знакомой — Светланы. Я сидела в углу с бокалом вина, наблюдая за веселящимися гостями, когда рядом опустился мужчина с добрыми глазами и лёгкой сединой на висках.
— Не танцуете? — спросил он, улыбаясь.
— Не сегодня, — ответила я. — Настроение не располагает.
— Понимаю, — кивнул он. — У меня тоже… непростой период.
Мы разговорились. Оказалось, что он недавно развёлся после двадцати лет брака. Жена ушла к состоятельному бизнесмену, оставив ему лишь дачу в пригороде и старую «Волгу».
— Знаете, — сказал он тогда, глядя в свой бокал, — самое обидное не в том, что она выбрала другого. А в том, что двадцать лет оказались пустышкой. Словно и не было ничего.
Эти слова нашли отклик в моей душе. Я тоже часто думала о прожитых годах, о неслучившейся семье, о детях, которых не родила. О времени, которое утекло сквозь пальцы.
После того вечера мы начали встречаться. Сначала просто гуляли по паркам, ходили в кино, обсуждали книги и фильмы. Потом я пригласила его на ужин к себе. С того дня он всё чаще оставался у меня, а через год предложил жить вместе.
— Я не хочу торопиться, — сказал он тогда. — Давай просто будем вместе, а там посмотрим.
Я согласилась. В конце концов, мне было уже под пятьдесят, и я думала, что предложение — лишь вопрос времени. Что мы оба достаточно зрелые люди, чтобы понимать ценность отношений и не разбрасываться ими.
Но шли месяцы, а затем и годы, а ситуация не менялась. Мы жили как муж и жена, но без официального статуса. Иногда он представлял меня друзьям как «свою женщину», иногда — просто по имени. Никогда — как невесту или будущую жену.
Особенно больно было, когда моя дочь Ксения от первого брака прямо спросила на семейном ужине:
— Мам, а когда свадьба?
Константин тогда поперхнулся вином, а я пробормотала что-то невнятное про «не в возрасте свадьбы играть». Ксения понимающе кивнула, но я видела разочарование в её глазах. Она хотела, чтобы я была счастлива, чтобы наконец обрела то, чего так долго была лишена — полноценную семью.
Вечером пятницы, ровно через неделю после нашего разговора, Костя вернулся домой раньше обычного. Я готовила ужин — его любимую запеканку с грибами. Не потому, что хотела задобрить или подкупить. Просто по привычке, по инерции четырёх лет совместной жизни.
— Вкусно пахнет, — сказал он, входя на кухню. В руках у него был букет полевых цветов — скромный, но трогательный.
— Спасибо, — я приняла цветы, стараясь не выдать волнения. Что-то изменилось в его взгляде. Что-то решительное появилось в осанке.
— Вера, нам нужно поговорить, — произнёс он, садясь за стол.
У меня внутри всё сжалось. Так обычно начинаются разговоры о расставании. «Нам нужно поговорить». Четыре слова, которые пугают сильнее, чем самые страшные диагнозы.
— Хорошо, — я выключила духовку и села напротив него. — Я слушаю.
Он взял мои руки в свои. Его ладони были тёплыми и немного влажными — признак волнения.
— Я много думал на этой неделе. О нас, о прошлом, о будущем. О том, почему я так боялся сделать этот шаг.
Я молчала, боясь спугнуть момент. Сердце колотилось где-то в горле.
— Знаешь, после развода с Ларисой я дал себе слово никогда больше не связывать себя браком. Слишком больно было терять то, что казалось вечным. Но потом появилась ты, и…
Он запнулся, словно подбирая слова.
— И я понял, что снова боюсь. Не того, что брак распадётся. А того, что я недостаточно хорош для тебя. Что я не смогу дать тебе то счастье, которого ты заслуживаешь.
— Костя…
— Нет, дай мне договорить. Эта неделя была тяжёлой. Я представлял, как возвращаюсь в пустую квартиру. Как просыпаюсь один. Как не слышу твоего голоса, твоего смеха. И понял, что больше боюсь потерять тебя, чем вновь ошибиться.
Он достал из кармана маленькую бархатную коробочку. Сердце пропустило удар.
— Вера Андреевна, — его голос дрогнул, — ты выйдешь за меня замуж?
Я смотрела на простое золотое кольцо с небольшим камнем, на его волнующееся лицо, на седину в его волосах. На человека, с которым провела последние четыре года. С которым познала и радость, и горе, и повседневность, которая бывает скучной, но такой необходимой.
И вдруг что-то сломалось внутри. Слёзы навернулись на глаза, но не от счастья, как должно было быть. От понимания, что этот момент случился слишком поздно.
— Я не могу, Костя, — тихо сказала я, отнимая руки.
— Что? — он смотрел на меня с недоумением. — Но ты сама…
— Знаю. Я сама требовала определённости. Но дело в том, что за эту неделю я тоже многое поняла. Я стала думать, почему мне так важен этот штамп в паспорте, это кольцо на пальце. И осознала, что дело не в символах и не в статусе.
Я встала и подошла к окну. Снаружи моросил мелкий осенний дождь, превращающий опавшие листья в жёлто-красный ковёр.
— Дело в том, что ты не хотел этого по-настоящему. Ты не видел нас мужем и женой все эти годы. И сейчас ты делаешь предложение не потому, что созрел до этого решения, а потому что боишься меня потерять.
— Разве это плохо? — он подошёл сзади, положил руки мне на плечи. — Разве плохо, что я осознал, как ты дорога мне?
— Нет, не плохо. Но недостаточно, — я повернулась к нему. — Я хочу быть с человеком, для которого сам факт создания семьи со мной — радость, а не необходимость. Для которого не нужно ультиматумов и сроков, чтобы понять, чего он хочет.
— Ты несправедлива, — в его голосе звучала обида. — Я действительно люблю тебя.
— Я знаю. И я тебя люблю. Но этого мало.
Он опустил руки и отступил на шаг. В его глазах читалась растерянность и боль.
— И что теперь? — спросил он. — Всё кончено?
Я долго смотрела на него, пытаясь уловить в себе сожаление о принятом решении. Но не находила. Только спокойную уверенность, что поступаю правильно.
— Не знаю, — честно ответила я. — Может быть, нам стоит жить раздельно какое-то время. Подумать. Понять, чего мы действительно хотим.
— А если я пойму, что хочу быть с тобой? Что готов жениться не из страха потерять, а из желания приобрести?
— Тогда мы вернёмся к этому разговору, — я слабо улыбнулась. — Но только когда оба будем к этому готовы. По-настоящему готовы.
Он кивнул, пряча коробочку обратно в карман. Мы стояли в полумраке кухни, разделённые не столько физическим расстоянием, сколько невидимой чертой осознания. Осознания того, что любовь — это не только чувство, но и выбор. И что иногда нужно отпустить, чтобы понять, хочешь ли ты вернуться.
Прошло полгода с того вечера. Костя съехал через неделю после нашего разговора, забрав свои вещи и оставив ключи от квартиры. Первое время было тяжело — я просыпалась ночью, ища его тепло рядом. Плакала, глядя на его фотографию. Сомневалась в правильности своего решения.
Но потом наступила весна, и вместе с ней пришло обновление. Я занялась собой — записалась на курсы итальянского, о которых давно мечтала. Начала больше общаться с подругами, с дочерью. Освободившееся время заполнила тем, что делало меня счастливой — книгами, театром, прогулками по утреннему городу.
Костя иногда звонил. Спрашивал, как дела. Рассказывал о своей жизни. Он снял квартиру недалеко от работы, стал больше времени проводить с сыном от первого брака. Однажды даже пригласил меня на кофе. Мы сидели в маленькой кофейне, говорили о всяких мелочах, избегая главного вопроса.
А две недели назад он пришёл ко мне домой. Стоял на пороге с букетом сирени — моих любимых цветов. Я пригласила его войти, и мы долго разговаривали в гостиной. О том, что поняли за эти месяцы. О том, как изменились.
— Я скучаю по тебе, Вера, — сказал он. — Не по быту, не по привычке. По тебе. По твоей улыбке, по разговорам с тобой, по твоему особому взгляду на вещи.
Я молчала, боясь поверить тому, что слышу.
— Я понял, что ты была права. Я делал предложение из страха. Но сейчас… Сейчас я знаю, чего хочу. Я хочу быть с тобой. Не потому, что боюсь одиночества. А потому, что с тобой я становлюсь лучше. Потому что ты — часть меня, лучшая часть.
Он достал из кармана ту самую коробочку.
— Я носил её с собой всё это время. Как напоминание о том, что мог потерять из-за своей нерешительности.
Открыв коробочку, он вынул кольцо и опустился на одно колено — такой родной и в то же время незнакомый, повзрослевший за эти месяцы.
— Вера Андреевна, вы согласитесь стать моей женой? Не потому, что я боюсь вас потерять. А потому, что я хочу прожить с вами каждый день, который нам отведён.
Я смотрела на него, на кольцо, на солнечные блики, играющие на стенах моей — нашей — квартиры. И вдруг поняла, что боль и сомнения ушли. Осталась только уверенность в том, что сейчас — правильный момент. Что сейчас мы оба готовы сделать этот шаг осознанно, без страха и принуждения.
— Да, — тихо ответила я. — Да, я согласна.
Он надел кольцо на мой палец и поднялся, заключая меня в объятия. Мы стояли так долго, чувствуя биение сердец друг друга, дыхание друг друга. И я думала о том, как странно устроена жизнь. Как иногда нужно отпустить, чтобы обрести. Как важно задавать правильные вопросы — себе и другим. И как один вопрос может изменить всё.
Мы решили не устраивать пышную свадьбу. Просто расписались в ЗАГСе в присутствии самых близких — моей дочери Ксении с мужем, его сына Павла, нескольких друзей. А потом устроили ужин в ресторане, где когда-то состоялось наше первое свидание.
И когда я смотрела на своего теперь уже мужа, поднимающего бокал за нашу семью, я понимала, что всё случилось именно так, как должно было. В своё время, своим путём. Что те четыре года ожидания и последующие месяцы расставания были необходимы нам обоим, чтобы прийти к этому моменту — моменту истинной готовности быть вместе.
— За нас, — сказал Костя, глядя мне в глаза.
— За нас, — эхом отозвалась я, чувствуя, как в груди разливается тепло. — И за вопросы, которые меняют жизнь.
