Телефон мигнул уведомлением из семейного чата. Я замерла, глядя на экран. Хотела промотать, но пальцы сами открыли сообщение. На снимке — родные лица, даже троюродный брат Сашка приехал.
А меня нет. Я ведь сама отказалась. Так почему же в груди появилось это странное чувство, когда увидела их улыбки?
Папин звонок раздался накануне праздников.
— Полечка, собираемся на майские на даче. Тётя Надя с дядей Колей будут, и Сашка из Питера приезжает с женой. Соскучились все.
Я отвела взгляд от монитора ноутбука, где зависла над недописанной статьёй о влиянии музыки на развитие детей дошкольного возраста. Срок сдачи – через два дня.
Вот уже четыре года работаю в журнале, а по вечерам пишу материалы для родительского портала. Редакция переживает финансовые трудности, возможны сокращения. И каждая дополнительная публикация на стороне – это подушка безопасности.
Квартиру с Костей мы купили прошлой весной. Ежемесячный платёж съедает треть нашего общего дохода.
— Прости, пап, не смогу. У меня две статьи горят, до среды нужно закончить, — сказала я, чувствуя странное облегчение от того, что работа даёт уважительную причину.
Папа помолчал секунду.
— Понимаю. Жаль только, что редко видимся. Ну ничего, летом наверстаем.
***
Я побарабанила пальцами по столу. От родительского дома в пригороде до нашей квартиры – два часа на электричке и ещё полчаса на метро. В детстве эта поездка казалась бесконечной, а сейчас – ерунда. Но сложность была совсем в другом.
После того злополучного новогоднего вечера прошло почти полгода, а я всё ещё избегала семейных сборищ. Между мной и родителями будто выросла стена из недопонимания, и я не знала, как её разрушить.
История эта началась с новогоднего ужина. Костя задерживался — доделывал срочный проект для клиента. Муж работал визуализатором интерьеров и часто подхватывал заказы, которые другие дизайнеры считали слишком сложными.
Я настояла поехать к родителям по плану, хотя Костя предлагал мне отправиться вперёд. К шести вечера гостиная родительского дома наполнилась роднёй — двоюродная сестра Оля с мужем и детьми, старший брат Федя с женой, мамина сестра Зина с супругом.
Костя прибыл к восьми, когда все уже сидели за столом. Он выглядел немного помятым, но радостным — проект сдан, клиент доволен. Заметила, как мама многозначительно посмотрела на тётю Зину, и сразу поняла: сейчас что-то будет.
Разговор за салатами плавно перешёл к карьере брата. Федя недавно получил повышение в транспортной компании, теперь руководил отделом. Родители светились от гордости.
— А у тебя как дела на работе, Полюш? — мама пристально взглянула на меня. — В том же журнале?
— Да, четвёртый год уже.
— Хм, — она сделала паузу. — И что, тебя устраивает эта зарплата? С вашей-то ипотекой… И район выбрали какой-то непонятный. А дети в ближайшем будущем?
Я почувствовала, как Костя слегка напрягся.
— Нам вполне хватает, — спокойно ответила я. — Всё по плану идёт.
— Планы у всех есть, — фыркнула тётя Зина, накладывая себе салат. — Вон, Олечка моя тоже планировала — карьера, потом дети… Еле успела первого родить в тридцать три.
Оля закатила глаза, но обошлась без комментариев.
— Знаешь, Полюша, — мама заговорила тише, но так, что всё равно слышал весь стол, — мы с папой откладываем понемногу. Могли бы помочь вам с лучшим жильём. В нормальном районе. Рядом с нами.
Костя аккуратно положил вилку.
— Спасибо за предложение, Татьяна Сергеевна, но нас все устраивает.
— Ой, да брось, — мама нервно поправила салфетку. — Сейчас многие дети живут с родительской помощью. Вы же не в стабильных корпорациях работаете. Сегодня есть заказы, завтра нет. А большая квартира в хорошем районе — это серьёзно. Это на всю жизнь.
Я видела, как муж стиснул зубы. С момента нашего знакомства восемь лет назад он строил свою карьеру постепенно, от простого дизайнера до специалиста, которого рекомендуют в узких кругах.
— Мам, может, обсудим что-нибудь другое? — попыталась я сменить тему.
— А что обсуждать? — она всплеснула руками. — Вы заезжаете раз в месяц на пару часов. А я каждый вечер лежу и думаю, как вы там.
— У Поли хорошие перспективы в редакции, — вмешался Костя. — А у меня сейчас три постоянных заказчика на долгосрочной основе. Наша квартира вполне соответствует возможностям.
— Ага, три заказчика, — мама скептически приподняла бровь. — А гарантии какие?
— Такие же, как и везде, — ответил муж. — Абсолютных гарантий не существует.
Федя откашлялся.
— Мам, правда, давай о чём-нибудь приятном. Не порти праздник.
— Да я и не порчу, — не отступала она. — Просто потом не говорите, что я не предупреждала, когда платежи по ипотеке станут неподъёмными.
У меня внутри что-то оборвалось. Я поднялась из-за стола.
— Мам, послушай. Мы с Костей сами выбираем, как нам жить. Нам не нужны советы или финансовая помощь. Пожалуйста, хватит лезть в наши дела.
За столом стало очень тихо. Мама застыла с полуоткрытым ртом. Папа осторожно коснулся её руки.
— Поль, мама же из лучших побуждений…
— Нет, пап, — я покачала головой. — Я уже не двадцать лет назад. Каждый раз, когда вы с мамой оцениваете наши решения, я чувствую себя снова школьницей, принёсшей двойку. Только вот мне тридцать один, и эта роль мне не подходит.
Праздничный ужин был безнадёжно испорчен. Мы с Костей собрались и уехали, сославшись на усталость и раннее утро. Впервые я не позвонила маме на следующий день, как делала всегда после встреч. Она тоже молчала. Через неделю папа сам набрал мой номер.
***
Конечно, общение не прекратилось совсем, но что-то непоправимо изменилось. Созванивались мы раз в неделю, я рассказывала про работу, слушала новости про родственников, но всё чаще находила причины не приезжать. В марте папе исполнилось пятьдесят пять. Я отправила подарок с курьером и сослалась на сильную простуду.
Так подступили майские праздники. Костя уехал в Тверь на объект — его пригласили оформить ресторан в историческом здании, что могло привести к заказам от этой сети.
Теоретически я могла бы навестить родителей одна, но две статьи реально требовали завершения. И потом, одна мысль о том, как мама снова заводит разговор про наши «непродуманные финансовые решения», вызывала почти физический дискомфорт.
Текст никак не складывался. Я уже минут сорок пыталась переформулировать один абзац, когда зазвонил телефон. Мама. Пришлось сделать глубокий вдох перед тем, как ответить.
— Привет, мам.
— Здравствуй, доченька, — голос звучал как-то непривычно мягко. — Как продвигается работа?
— Медленнее, чем хотелось бы.
— Понимаю, — пауза. — Слушай, может, всё-таки приедешь хоть на денёк? Все собираются, Сашка из Питера уже здесь.
***
Что-то внутри меня дрогнуло. Я скучала по родным, действительно скучала. Но одновременно боялась очередного напряжённого разговора.
— Не смогу, мам. У меня правда дедлайн завтра, а материала ещё на половину статьи.
— Ясно, — в её голосе появились льдинки. — Что ж, работа всегда на первом месте.
Эти слова кольнули неожиданно больно. Дело было совсем не в работе.
— Мам, ты прекрасно понимаешь, что причина не только в этом.
— А в чём тогда?
Я собрала всю решимость.
— В том, что при каждой встрече ты так или иначе намекаешь, что мы с Костей живём как-то не так. Что квартира не в том месте, что работа ненадёжная, что мы будто маленькие и не способны сами принимать решения.
— Я такого никогда не говорила! — возмутилась она.
— Намекала.
Мама глубоко вздохнула.
— Я лишь хочу, чтобы у тебя всё было хорошо. Разве это плохо?
— Это прекрасно, мам. Но мы с Костей сами решаем, что для нас «хорошо».
***
Разговор не привёл ни к чему. Я осталась дома. Пусть работа и правда ждала, но была и та, другая причина — я не хотела выслушивать ещё один раунд сомнений в выбранном нами пути.
А потом в семейном чате появилось оно — то самое фото.
Все собрались у озера — папа, мама, Федя с Юлей, тётя Надя с дядей Колей, Сашка с супругой Аней, их двое ребятишек. Лица светятся улыбками, волосы треплет лёгкий весенний ветерок. Папина подпись: «Отличный выходной в семейном кругу!»
Меня словно окатило холодной водой. Всё, от чего я пыталась отгородиться, нахлынуло разом. Они там — все вместе. Без меня. И выглядят абсолютно счастливыми.
Да, я сама отказалась ехать. Да, это было моё взвешенное решение. Почему же тогда так саднит внутри при взгляде на эти улыбающиеся лица родни? Почему кажется, будто собственными руками вычеркнула себя из семьи?
Я не услышала, как открылась входная дверь. Костя возник в дверном проёме, пакеты с продуктами уже на кухне.
— Что стряслось? — спросил он, заметив выражение моего лица.
Я молча протянула телефон. Костя внимательно посмотрел на фото, затем на меня.
— Жалеешь, что не поехала?
— Сама не пойму, — ответила я предельно честно. — С одной стороны, достало это вечное недоверие к нашим решениям. С другой… Это же моя родня, Кость.
Он опустился рядом на диван, приобнял за плечи.
— Слушай, что скажу. Твоя мама вряд ли когда-нибудь изменится. Тебе придётся принять её такой, какая она есть. Со всеми её тревогами и желанием всё держать под контролем. Но это вовсе не означает, что её мнение должно влиять на твои решения.
Я прильнула к его плечу.
— А вдруг она права? Если мы на самом деле не потянем?
— Оглянись, — он жестом указал на наше небольшое, но уютное жилище. — Мы уже справляемся. Да, порой бывает непросто. Да, приходится считать деньги. Но это наша жизнь, и мы строим её так, как считаем нужным.
Той ночью сон не шёл. Всё думала о маме, о себе, о том, что стоит между нами. Мама всегда стремилась обеспечить мне стабильность — то, чего ей самой не хватало в юности.
Она росла в семье, где зарплаты часто задерживали, и постоянный страх остаться без денег преследовал её всю взрослую жизнь. Даже когда они с папой прочно встали на ноги, эта тревога никуда не ушла.
А я… Я пошла своей дорогой. Возможно, не самой надёжной с её точки зрения. Но своей собственной. С человеком, которого выбрала сердцем. С работой, которая приносит радость, а не только деньги. И мне так хотелось, чтобы она смогла этот выбор признать. Не обязательно разделить, но хотя бы признать.
Утром я позвонила маме.
— Доброе утро, мам.
— Здравствуй, Полюша.
— Я видела ваши фотографии. Хорошо отдохнули?
— Да, чудесно. Погода была чудесная. Жаль, тебя не было.
Я глубоко вдохнула.
— Мам, нам надо серьёзно поговорить. По-настоящему поговорить. Можно я приеду в эти выходные? Одна.
Небольшая пауза в трубке. Потом:
— Конечно. Буду ждать.
***
Электричка размеренно стучала колёсами, увозя меня от городской суеты. За окном сменяли друг друга весенние поля, перелески, маленькие полустанки с одинокими фигурками на платформах. Я разглядывала такой знакомый с детства пейзаж и мысленно прокручивала предстоящий разговор.
Родительский дом встретил ароматом домашней выпечки. Мама всегда готовила что-нибудь особенное, когда волновалась. А сегодня она определённо волновалась. Впрочем, как и я.
Мы обменялись обычными фразами о здоровье, работе, погоде, а затем устроились в гостиной. Папа тактично удалился — «нужно кое-что доделать в мастерской».
— Мам, — я набрала воздуха в лёгкие. — Мне очень нужно, чтобы ты сейчас просто выслушала меня. Без комментариев.
Она чуть напряглась, но кивнула, сложив руки на коленях.
— Я понимаю, что ты тревожишься за нас с Костей. За наше будущее. И я правда это ценю. Но твоя забота… она превращается в давление. Каждый раз при встрече я чувствую необходимость защищаться и оправдываться. За свою профессию. За нашу квартиру. За то, что мы пока откладываем вопрос с детьми.
Мама открыла рот, чтобы что-то вставить, но я жестом остановила её.
— Позволь договорить, пожалуйста. Я взрослая, мам. Мне тридцать один. У меня есть муж, который любит и поддерживает меня во всём. Да, наша жизнь устроена иначе, чем ты считаешь правильным. Но это наши решения и наша ответственность. И если где-то мы ошибёмся — что ж, это будут наши ошибки, на которых мы сами научимся. Я не хочу придумывать отговорки и избегать семейных встреч только из страха, что снова услышу, как неправильно мы живём.
Мама смотрела на меня, не отрываясь. В её глазах блестели непролитые слёзы.
— Я вовсе не хотела давить, — произнесла она негромко. — Просто… я вижу, как вы оба выкладываетесь на работе, как экономите каждую копейку. И мне так тяжело от мысли, что мы можем помочь, а вы отказываетесь.
— Дело не в экономии и не в гордости, мам. Дело в самостоятельности. В желании научиться справляться своими силами.
— Даже если будет сложно?
— Даже если будет очень сложно, — я кивнула. — Ты ведь сама всегда говорила мне не пасовать перед трудностями.
Она помолчала, а потом медленно кивнула.
— Ты права. Я… постараюсь. Не обещаю, что совсем перестану волноваться — это невозможно. Но буду учиться больше доверять вашим решениям.
Я взяла её ладонь в свои руки. Её пальцы были тёплыми и чуть шероховатыми — руки женщины, которая всю жизнь хлопотала о близких.
— Это единственное, о чём я прошу.
Провожая меня до моей комнаты, мама обняла меня как-то особенно крепко.
— Приезжайте с Костей в следующие выходные. Обещаю не устраивать допросов с пристрастием.
Я невольно улыбнулась.
— Постараемся.
***
Новый снимок в семейном чате появился спустя две недели. На этот раз в кадре были все — папа, мама, Федя с Юлей, тётя Надя с дядей Колей, и мы с Костей. Пусть мы оказались на заднем плане, пусть это был лишь один день из многих, но мы присутствовали.
А подпись к фото гласила: «Вот теперь действительно все в сборе!»
Я долго всматривалась в этот снимок. Рука сама потянулась к телефону. Я отправила маме сообщение: «Спасибо за тёплый приём. Было по-настоящему хорошо. Люблю вас».
Ответ пришёл через несколько секунд: «И мы тебя любим. Очень-очень».
Я сохранила этот снимок в отдельную папку. Теперь, глядя на него, я вижу не просто компанию улыбающихся людей. Я вижу сложное переплетение отношений, терпение, компромиссы.
На майские я не приехала. И они сделали фото без меня. Но теперь в нашем альбоме есть новый снимок. И на нём мы все вместе.
