Я стояла у стены в кухонном фартуке и наблюдала, как гости смеются за праздничным столом. Муж бросил на меня взгляд и дальше продолжил рассказывать историю из жизни. Ни он, ни один из его друзей не предложил мне сесть. И никто из родни не заметил, что я за весь вечер даже не присела.
***
Шестьдесят лет Гене исполнилось. Круглая дата. И я три дня готовилась к этому торжеству, как к экзамену. Мыла, чистила, варила, жарила. Купила новую скатерть — белоснежную, с вышитыми розочками. Цветы в вазы расставила по всей квартире.
— Клара Дмитриевна, а где салфетки? — крикнула Таня, жена нашего Пети.
— В буфете, на верхней полке! — откликнулась я из кухни, помешивая в кастрюле картошку с мясом.
Гости начали приходить в половине седьмого. Первыми пришли Петя с Танькой и их двойняшки Кирилл и Дима — наши внуки. Следом подтянулись друзья Геннадия Кирилловича: Семёныч из соседнего подъезда, Валерий с женой Светой, и ещё трое мужчин с работы из конструкторского бюро.
— Гена! Поздравляем! — загалдели они, обнимая именинника.
А я всё стояла у плиты, подогревала последние блюда и следила, чтобы ничего не подгорело.
Когда все расселись за стол, мне места не хватило.
— Мам, ты постой пока, — сказал Петя, не отрываясь от тарелки с салатом. — Потом присядешь. «Потом» так и не наступило.
Геннадий Кириллович встал с бокалом в руках:
— Друзья мои дорогие! Спасибо, что пришли отметить мой юбилей. Шестьдесят пять — это не возраст, это расцвет сил!
Все засмеялись и подняли бокалы. А я так и стояла в углу с подносом грязных тарелок.
— Геннадий, а помнишь, как мы в молодости на рыбалку ездили? — начал Семёныч. — Ты тогда такого карася поймал!
— Ещё бы не помнить! — подхватил именинник. — Килограмма на три был, красавец!
И понеслось. Истории из молодости, анекдоты, воспоминания о работе в конструкторском бюро. А я ходила между столом и кухней, убирала посуду, доставала новые блюда, подливала чай.
— Клара, принеси ещё хлеба, — бросил муж, даже не повернув головы в мою сторону.
— И майонеза захвати! — добавил Валерий.
Я молча кивнула и поплелась на кухню. В холодильнике обнаружился только конец батона и почти пустая банка майонеза.
— Геннадий Кириллович, хлеб заканчивается, — тихо сказала я мужу на ухо.
— Так сбегай в магазин, — равнодушно ответил он. — Заодно и майонеза купи.
Я посмотрела на часы. Половина десятого вечера. В ближайшем магазинчике купила батон и две банки майонеза.
Когда вернулась, компания уже перешла к тостам за здоровье.
— За Гену! За его золотые руки! — провозглашал Семёныч.
Золотые руки… Я хмыкнула про себя. Эти золотые руки за последние пять лет ни разу не помыли посуду, не приготовили ужин, не прибрались в квартире.
— Бабушка, а где торт? — спросил внук Кирилл.
— Сейчас принесу, родной.
Торт я пекла сама — медовик с заварным кремом. Рецепт мамин, проверенный годами. Поставила его на стол, зажгла свечки.
— Загадывай желание, дедушка! — закричали внуки.
Геннадий Кириллович закрыл глаза, что-то пробормотал и задул свечи. Все захлопали.
— А теперь расскажи, что загадал! — потребовала Светка.
— Если расскажу, не сбудется, — загадочно улыбнулся именинник.
Стали резать торт. Кусок за куском уходил с блюда. Мне достался самый маленький кусочек — тот, что остался в конце.
— Клара Дмитриевна, а можно добавки? — попросил Валерий. — Такой вкусный торт!
— Конечно, — ответила я и отдала ему свой кусок.
***
Время подошло к одиннадцати. Гости не спешили расходиться.
А я всё стояла и смотрела, как они веселятся. Стояла в своём доме, в своей квартире, которую мы получили тридцать лет назад.
— Клара, сока неси! — махнул рукой муж.
Я принесла сок из холодильника. Заговорили о планах на пенсию.
— Я вот думаю дачу купить, — мечтательно сказал именинник. — Небольшую, но с баней. Чтобы с друзьями приезжать, отдыхать.
— Правильно думаешь! — одобрил Валерий. — А жену на дачу возить — сад-огород пусть ведёт.
Все засмеялись. А я почувствовала, как внутри что-то сжалось.
— Да уж, жёны у нас хозяйственные, — подхватил Семёныч. — Моя Маша тоже огород любит. Всё лето там возится.
— А наша Клара тоже мастерица, — сказал Геннадий Кириллович, указывая на меня. — И готовит хорошо, и дом в порядке держит.
Говорил обо мне в третьем лице, словно меня рядом не было.
Я была просто частью обстановки. Как холодильник или плита.
***
К полуночи гости начали собираться домой. Семёныч первым поднялся из-за стола:
— Ну что, Геннадий, спасибо за вечер! Жена, небось, уже волнуется.
— И нам пора, — сказал Валерий. — Завтра рано на работу.
Один за другим стали прощаться. Обнимали именинника, благодарили за угощение. Мне говорили дежурное «спасибо за ужин» и уходили.
Петя с семьей задержались до последнего.
— Пап, а денег не дашь на новые коньки для мальчишек? — спросил он, когда гости разошлись. — Кирилл в хоккейную секцию записался.
— Конечно, сынок. Клара, где у нас деньги лежат?
Я показала на комод. Геннадий Кириллович достал конверт и дал сыну несколько купюр.
— Спасибо, пап. А мам, прости, что не помогали сегодня убирать. В следующий раз обязательно.
«В следующий раз», — мысленно повторила я. В следующий раз будет то же самое.
Когда все ушли, я принялась мыть посуду. Гора тарелок, кастрюль, бокалов. Геннадий Кириллович сел в кресло перед телевизором.
— Хороший получился вечер, — довольно сказал он. — Друзья довольны, семья в сборе.
Я ничего не ответила. Продолжала мыть посуду.
— Только вот ты какая-то странная была сегодня, — продолжил муж. — Стояла с недовольным лицом. Надо было веселее быть, улыбаться гостям.
Улыбаться…
— Гена, — тихо сказала я, не оборачиваясь, — а ты заметил, что я весь вечер на ногах была?
— Ну и что? У нас гости были. Кто-то же должен был их обслуживать.
— Кто-то… — повторила я и выключила воду.
Обернулась к мужу. Он сидел в кресле, расстегнув рубашку, и переключал каналы на пульте.
— А почему именно я должна была всех обслуживать? Почему мне места за столом не нашлось?
— Клара, не придумывай глупости. Ты сама видела — гостей много было, стульев не хватало.
— Не хватало… А Таня сидела. И Света сидела. Только я стояла.
— Ну так ты же хозяйка дома! — возмутился Геннадий Кириллович. — Твоя обязанность гостей принимать.
Хозяйка дома… Интересно, а хозяин дома что должен делать?
— Устала, что ли? Иди спать, завтра отдохнёшь, — раздражённо добавил муж.
Отдохну… Завтра суббота. С утра нужно будет в магазин сходить, продукты купить на неделю. Потом стирка, уборка, готовка. Какой отдых?
— А ты помнишь, — продолжила я, словно не слыша его слов, — как я после рождения Пети на завод вернулась? А ты говорил, что моей зарплаты швеи хватать не будет, что надо подработки искать.
— Ну да, денег не хватало…
— Не хватало. И я после смены домой приходила и до поздней ночи шила на заказ. А когда Пете в школу идти было, кто школьную форму покупал? Я. На свои заработанные деньги.
— Клара, к чему ты это всё вспоминаешь?
К чему? А к тому, что всю жизнь я была тенью.
— Знаешь, Гена, а ведь я тоже могла бы дачу себе купить. На те деньги, что за тридцать лет на подработках заработала.
— Могла бы, да не купила. Все деньги в семью вкладывала.
— В семью… — задумчиво повторила я. — А что я от этой семьи получила?
Муж отложил пульт и посмотрел на меня:
— Что за разговоры? У нас хорошая семья. Сын вырос, внуки подрастают.
— Хорошая, — согласилась я. — Только почему-то за праздничным столом для меня места не нашлось.
— Ну не было места, не было! Что теперь-то?
ЧТО ТЕПЕРЬ-ТО?
Вот именно что теперь-то. Мне шестьдесят два года. Геннадию Кирилловичу шестьдесят пять. Он на пенсию собирается, дачу покупать мечтает. А я что? Так и буду стоять у стены с фартуком?
— Гена а ты когда-нибудь думал о том, чего я хочу?
— Чего ты хочешь? — удивился он. — А чего ты можешь хотеть? У тебя всё есть.
Всё есть… Квартира есть — но я в ней прислуга. Муж есть — но он меня не видит. Сын есть — но он приходит только деньги просить.
— А если я захочу тоже дачу купить? Свою?
— Зачем тебе дача? У нас общая будет.
— А если я не хочу общую?
Гена встал с кресла и подошёл ко мне:
— Клара, что с тобой сегодня? Какие-то странные разговоры. Может, устала очень? Иди ложись.
Устала… Да, я устала. Устала быть невидимкой в собственном доме.
— Знаешь что, Гена, — твёрдо сказала я, — завтра я пойду в банк. Узнаю, сколько стоит моя половина квартиры.
— Зачем?!
— А затем, что я решила дачу купить. Себе. И может быть, не только дачу.
Муж вытаращил глаза:
— Ты что, с ума сошла? Какую ещё половину? Мы в браке живём!
— Живём. Сорок лет живём. Только ты — как муж, а я — как прислуга.
— Прислуга?! Да ты что говоришь!
— А как ещё назвать? Я готовлю, убираю, стираю, глажу. А ты с друзьями за столом сидишь и истории рассказываешь. И даже не замечаешь, что я рядом стою.
— Клара, ну хватит! Что за разговоры!
Но я уже не могла остановиться. Словно сорок лет молчания прорвались наружу:
— Что за разговоры? А то, что ты сегодня при гостях обо мне в третьем лице говорил — это нормально? «Наша Клара мастерица», «жена на даче пусть огород ведёт»… Как будто я не человек, а вещь какая-то!
— Да что ты выдумываешь!
— Ничего я не выдумываю! — повысила голос я. — Я сорок лет была твоей тенью! Делала то, что ты хочешь! Жила так, как тебе удобно! А теперь хочу жить для себя!
ДЛЯ СЕБЯ!
Гена молчал, видимо, не ожидая такого разговора.
— И знаешь что ещё, — продолжала я, — сегодня я поняла, что не хочу больше быть удобной женой. Не хочу стоять у стены, пока ты с друзьями веселишься.
— Клара, успокойся. Давай завтра обсудим. На свежую голову.
— Нет, — решительно сказала я. — Обсуждать нечего. Завтра я иду к юристу. Узнаю, как делится имущество при разводе.
— При разводе?! — ахнул муж. — Ты что, разводиться собралась?!
А и правда — собралась ли? Минуту назад я об этом даже не думала. Но сейчас это слово прозвучало, и я поняла: да, собралась.
— Да, — спокойно ответила я. — Собралась.
— Из-за чего?! Из-за того, что стояла на празднике?!
— Не из-за того, что стояла. А из-за того, что никто не предложил сесть. Даже ты. Мой муж.
Гена опустился обратно в кресло:
— Клара, ну не говори глупости. Куда ты в наши годы разводиться? Мы же столько лет вместе!
— Вместе… — грустно улыбнулась я. — А сегодня я поняла, что мы не вместе. Мы рядом. Это разные вещи.
Рядом, но не вместе.
— Но ведь мы семья! У нас сын, внуки!
— У нас сын, который приходит только деньги просить. И внуки, которые бабушку видят только на праздниках.
— Клара, ну что ты такое говоришь!
— Правду говорю. Горькую правду.
Я сняла фартук и повесила его на крючок. Посмотрела на гору немытой посуды в раковине.
— А посуду кто мыть будет? — растерянно спросил муж.
— А вот это, Геночка теперь не моя проблема.
И пошла в спальню. Достала из шкафа чемодан — тот самый, с которым когда-то переехала к мужу после свадьбы. Начала складывать вещи.
— Клара, ты куда? — встревоженно спросил муж из дверей.
— К сестре, — ответила я, не оборачиваясь. — Переночую у неё, а завтра буду решать, что дальше делать.
— Не уходи, прошу тебя! Мы всё обсудим, всё решим!
Обсудим… Сорок лет я ждала, когда мы что-то обсудим. А обсуждали только то, что нужно было ему.
— Знаешь, — сказала я, закрывая чемодан, — а ведь у меня тоже есть мечты.
— Какие мечты?
— Хочу научиться водить машину. Хочу съездить к морю — не на неделю, а на целый месяц. Хочу прочитать все книги, на которые не хватало времени.
— Так читай! Кто тебе мешает?
— Мешает то, что после работы, готовки, уборки и стирки у меня сил не остаётся даже книгу в руки взять.
А теперь остаётся.
Я взяла чемодан и пошла к выходу. В прихожей надела пальто, сапоги.
— Клара, не делай глупостей! — умоляюще сказал муж. — Останься! Мы поговорим!
Поговорим… А о чём говорить? О том, что он наконец заметил меня? Только после того, как я собралась уходить?
Открыла дверь.
— Клара!
— До свидания, Геннадий Кириллович.
Вышла на лестничную площадку и закрыла за собой дверь. За дверью стояла тишина.
На улице было холодно. Я шла по знакомым дворам к дому сестры и думала о том, что происходит в моей жизни.
Страшно ли мне? Да, страшно. В шестьдесят два года начинать жизнь заново — это не шутка. Но ещё страшнее было бы остаться и дальше стоять у стены в фартуке.
У подъезда сестры я набрала её номер:
— Алёнка, это я, Клара. Можно к тебе на ночь?
— Конечно! А что случилось?
— Расскажу, когда приду.
Поднялась на пятый этаж. Сестра встретила в халате и тапочках, обняла:
— Что стряслось-то?
— Да так… — устало сказала я. — Надоело быть невидимкой.
Она не смогла прийти из-за плохого самочувствия, поэтому за чаем я рассказала Алёнке о сегодняшнем вечере. О том, как стояла у стены. О том, как муж говорил обо мне в третьем лице. О планах на дачу, где я должна буду огород вести.
— Знаешь, — сказала сестра, — а я тебя понимаю. Помню, как ты в молодости была живая, весёлая. А потом как будто погасла.
— Погасла…
— Ну да. Всё время только о доме думала, о семье. А о себе забыла.
О себе забыла. Точно. Забыла, что у меня есть своя жизнь, свои желания, свои мечты.
— А что теперь делать будешь? — спросила Алёнка.
— Не знаю пока. Завтра к юристу схожу, узнаю про развод. Потом посмотрим.
— А вдруг Гена одумается? Изменится?
Я покачала головой:
— Не изменится. Сорок лет жил удобно — зачем ему меняться?
Утром позвонил Петя:
— Мам, что случилось? Папа говорит, ты к тёте Алёне ушла.
— Ушла, — коротко ответила я.
— Но почему? Из-за чего поссорились?
— Не поссорились мы, сынок. Просто я решила, что пора жить по-своему.
— Мам, ну это же глупости! Приезжай домой, всё уладим!
Все уладим… Интересно, кто эти «все»? И что именно нужно уладить? То, что я хочу, чтобы меня замечали? То, что хочу быть равной в семье?
— Петя, — сказала я сыну, — а ты помнишь, когда последний раз интересовался, как у меня дела?
— Как дела? Да у тебя всегда всё хорошо…
— А откуда ты знаешь, что хорошо?
— Ну… ты же никогда не жаловалась.
Не жаловалась. Потому что считала: жаловаться неприлично. Надо терпеть, надо быть сильной, надо всех устраивать.
— А если бы я пожаловалась? Что бы ты сделал?
Петя замолчал. Видимо, не знал, что ответить.
— Мам, ну приезжай домой. Папа переживает.
— Переживает, что посуду мыть некому?
— Мам!
— Ладно, Петя. Я подумаю.
Но думать было не о чем. Решение уже созрело.
***
Через неделю я подала на развод. Гена сначала не верил, потом злился, потом пытался уговаривать. Обещал измениться, по-другому относиться.
— Поздно, — сказала я ему. — Надо было об этом думать раньше.
— Но ведь мы столько лет вместе!
— Не вместе. Рядом.
Квартиру мы продали. Деньги разделили пополам. Гена купил себе однокомнатную на окраине. А я — однушку рядом с парком.
Первое, что я сделала в новой квартире, — купила большой обеденный стол на восемь персон. И теперь, когда приходят гости (а они стали приходить!), всем хватает места. И мне тоже.
Записалась на курсы английского языка. Купила машину — подержанную, но надёжную. Выучилась водить.
А позавчера встретила в парке Михаила Степановича — нашего бывшего соседа. Овдовел недавно, живёт один. Мы разговорились, погуляли. Оказалось, у нас много общего.
— А не хотели бы вы как-нибудь в театр сходить? — спросил он на прощание.
— Хотела бы, — улыбнулась я.
И правда хотела. Я давно не была в театре. Всё некогда было.
Теперь — когда есть.
***
Вчера позвонил Петя:
— Мам, а как дела-то?
— Хорошо, сынок. А у тебя как?
— Да нормально. Слушай, а правда, что ты с Михаилом Степановичем встречаешься?
— А тебя это беспокоит?
— Да не беспокоит… Просто необычно как-то.
Необычно… А мне не необычно. Мне хорошо. Впервые за много лет — хорошо.
— Мам, а ты счастливая?
Я задумалась. Счастливая ли?
— Знаешь, Петя, а ведь да. Счастливая.
— Это здорово, — искренне сказал сын. — Правда здорово. А папа… папа, кстати, тоже вроде как устроился.
— Да? — удивилась я.
— Ага. Познакомился с какой-то тётей Валей из соседнего дома. Она к нему в гости ходит, щи варит.
Щи варит… Значит, нашёл себе новую хозяйку. Что ж, пусть. Может, с тётей Валей ему будет проще — она, наверное, не будет требовать места за столом.
— Мам, а можно мы с мальчишками к тебе в субботу приедем? Посмотрим на твою новую квартиру?
— Конечно, приезжайте. Только предупреди заранее — я теперь занятая дама.
И это правда. Бассейн по вторникам и четвергам. По пятницам хожу в клуб любителей книги — мы читаем и обсуждаем новинки. А по выходным… По выходным у меня свои планы.
Сегодня суббота. Я встала в семь утра — не потому, что надо было готовить завтрак мужу, а потому, что хотела встретить рассвет в парке. Надела спортивный костюм, кроссовки и пошла на пробежку.
В парке уже было много народу. Бегуны, как я, мамы с колясками, пенсионеры на скамейках. Жизнь кипела, и я была её частью.
Пробежала три километра — мой новый рекорд. Год назад я бы и подумать не могла, что буду бегать по утрам. Но оказалось, что в шестьдесят два года можно начинать жизнь заново.
Дома приняла душ и заварила кофе.В десять позвонил Михаил Степанович:
— Клара Дмитриевна, как насчёт театра сегодня?
— С удовольствием, — ответила я.
— Тогда встречаемся у театра в шесть?
— Договорились.
После завтрака села за швейную машинку. Да-да, я снова шью. Но теперь не на заказ из-за денег, а для души. Яркие, стильные, такие, какие мне нравятся.
Сейчас дошиваю синее платье с белым воротничком. В нём пойду сегодня в театр. В нём я буду красивой, уверенной, счастливой.
***
Год прошёл с того памятного юбилея. Гена женился на Вале. Они живут тихо, мирно. Она готовит ему щи, он чинит ей кран. Всё просто и понятно.
А я… я живу полной жизнью. Купила себе новую машину — красную, яркую. Съездила на море с Михаилом Степановичем, потом в Европу — одна, с туристической группой.
Записалась в танцевальную студию. Да-да, в шестьдесят три года я учусь танцевать! И у меня неплохо получается.
Михаил Степанович предложил пожениться. Я подумала и… отказалась. Не потому, что он плохой. Он замечательный. Просто я не хочу больше быть чьей-то женой. Хочу быть собой.
— Но мы же можем быть вместе и без штампа в паспорте? — спросил он.
— Конечно, можем, — согласилась я.
И мы вместе. Встречаемся, путешествуем, ходим в театры и музеи. А живём каждый в своей квартире. У каждого своя жизнь, свои интересы. И это прекрасно.
***
Позавчера мне исполнилось шестьдесят четыре. Устроила себе праздник — пригласила друзей, накрыла стол. И знаете что? Все сидели за столом. И я тоже. Во главе стола, как хозяйка, как королева своей жизни.
Вечером, когда гости разошлись, я стояла у окна и смотрела на город. Он жил своей жизнью, полной огней и движения. И я жила своей — полной смысла и радости.
На кухне в раковине стояла посуда после праздника. Но теперь это была не гора немытых тарелок, которую я должна была убирать одна. Это были следы хорошего вечера, которые помоет посудомоечная машина.
А я пойду на утреннюю пробежку, потом в бассейн. Потому что у меня есть время. Время для себя. Время для жизни. И это время принадлежит только мне.
