— Нет у меня для тебя ничего! И не будет! — кричала свекровь, тряся жёлтой рубахой перед моим лицом. — Думала, что и дальше на нашей шее сидеть будешь? Хватит!
Я стояла в коридоре нашей когда-то общей квартиры и не верила своим ушам. Неприятный холодок растекался по груди. Мой муж Артём погиб два месяца назад, а теперь его мать выгоняла меня из дома. Меня. Беременную невестку на восьмом месяце.
— Галина Петровна, вы что? — слёзы стояли в глазах, но я сдерживалась. — Куда мне идти? У меня никого, кроме вас!
— А это уже не мои проблемы! — свекровь отрезала путь в комнату, загородив дверной проём своей грузной фигурой. — Мы всё для вас делали. Квартиру купили, машину. Артём на двух работах пахал! А теперь ни сына, ни внуков. Только ты — напоминание о моём горе!
Сердце пропустило удар. Я медленно опустилась на банкетку в прихожей.
— Галина Петровна… это же ваш внук, — я положила руку на живот. — Артём так радовался…
— Откуда я знаю, чей он? — в её глазах мелькнуло что-то жестокое. — Может, ты нагуляла, пока мой сын деньги зарабатывал!
Волна гнева накрыла меня с головой.
— Да как вы смеете! — я резко встала. — Я пять лет с вашим сыном прожила, любила его больше жизни! А вы… вы…
— Я даю тебе неделю, чтобы собрать вещи, — отрезала свекровь. — Квартира записана на меня. Тебе здесь ничего не светит.
Выйдя из подъезда, я набрала подругу Марину. Она ответила после первого гудка.
— Привет! Что случилось? У тебя голос странный.
— Марин, она меня выгоняет, — мой голос дрожал. — Свекровь. Говорит, что у меня неделя на сборы.
— Господи, да она с ума сошла! — воскликнула подруга. — Ты же беременна!
— Она сказала, что ребёнок, возможно, не от Артёма, — я всхлипнула. — Как она может такое говорить? Она же знает, как мы любили друг друга!
— Так, — решительно сказала Марина. — Никуда не уходи. Я сейчас приеду.
Через час мы сидели в маленьком кафе возле дома. Марина смотрела на меня с тревогой, пока я рассказывала обо всём, что произошло.
— А завещание? — спросила она. — Артём оставил что-то?
Я покачала головой:
— Он был молод, всего тридцать два. Кто думает о завещании в таком возрасте?
— А имущество? Машина, счета? Вы же вместе покупали?
— Всё оформлено на свекровь, — вздохнула я. — Она настояла, когда мы только поженились. Говорила, что так надёжнее.
Марина сжала зубы:
— Аня, да она всё подстроила! Они с самого начала тебя обманули с наследством. Посадила всех вокруг себе на шею и везёшь, как лошадь вьючная!
Я уставилась на подругу с диким взглядом:
— Что ты такое говоришь? Артём любил меня. Он бы не стал…
— Артём, может, и любил, — перебила Марина. — А вот мамочка его всё просчитала. И теперь, когда сын погиб, ты ей больше не нужна. Даже внук не нужен.
Я вспомнила, как свекровь постоянно вмешивалась в наши отношения. Как настаивала, чтобы мы жили с ней. Как контролировала расходы Артёма. Держала на короткой привязи… А я молчала, не хотела конфликтов. Наступала на горло собственной гордости.
— И что мне теперь делать? — спросила я, ощущая полную беспомощность. — Я без работы, на восьмом месяце, без жилья…
— Для начала нам нужен адвокат, — решительно сказала Марина. — Хоть что-то да получится отсудить. Квартира пусть на свекровь записана, но вы жили вместе пять лет. Должны быть права.
Через два дня мы сидели в офисе адвоката — Сергея Михайловича, старого друга отца Марины.
— Ситуация непростая, — вздохнул он, изучив документы. — Но варианты есть. Во-первых, ребёнок имеет право на долю наследства отца. Во-вторых, мы можем доказать, что вы участвовали в покупке имущества, даже если оно не на вас оформлено.
— Как? — я покачала головой. — У меня ничего нет.
— Свидетельские показания, банковские переводы, общие фотографии, — перечислил адвокат. — Любые доказательства совместной жизни. И ещё, вы сказали, что свекровь сама признала, что сын работал на двух работах ради семьи?
— Да, она кричала, что Артём «пахал» ради нас.
— Отлично, — кивнул Сергей Михайлович. — Это уже кое-что. Теперь расскажите, вы работали?
— Да, первые три года. Потом свекровь настояла, чтобы я уволилась. Говорила, что дома нужна хозяйка, что Артём и так хорошо зарабатывает…
— И вы согласились? — поднял бровь адвокат.
— Я думала, это временно, — я опустила глаза. — А потом забеременела, и вопрос отпал сам собой.
Следующие десять дней превратились в кошмар. Я жила у Марины, а Сергей Михайлович собирал доказательства. Мы подали иск о признании права на часть имущества и о выделении жилого помещения для беременной вдовы.
Свекровь пришла в бешенство, когда получила повестку в суд. Она позвонила и орала так, что пришлось отключить телефон.
— Ты что творишь, дрянь неблагодарная? — кричала она. — Мы всё для вас делали, а ты нас засудить хочешь?
В тот же вечер я получила странное сообщение от Кати, жены брата Артёма:
«Аня, нам надо поговорить. Одной. Без адвокатов. Это важно».
Марина была против встречи, но я решилась. Мы встретились в том же кафе возле дома. Катя выглядела измученной.
— Слушай, — начала она, нервно вертя в руках чашку. — Я знаю, что Галина Петровна поступает ужасно. Но тебе лучше отозвать иск.
— Что? Почему? — я не верила своим ушам.
— Потому что… — Катя замялась. — В общем, квартира, в которой вы жили, не принадлежит свекрови. Она записана на моего мужа. На Диму. И машина тоже на нём. Галина Петровна просто… управляет всем.
Я застыла от шока. Катя продолжала:
— Когда Артём женился на тебе, Галина решила подстраховаться. Она заставила его отказаться от своей части наследства в пользу брата. Официально по документам у Артёма ничего не было, но они с Димой договорились, что фактически половина квартиры принадлежит вам. А тебе сказали, что всё на свекрови, чтобы ты… ну…
— Чтобы я не претендовала, — закончила я, чувствуя, как холод растекается по телу. — Она всё продумала с самого начала.
— Прости, — Катя опустила глаза. — Я не лезла в их отношения. Дима — безотказный, всегда слушал мать. Но сейчас… он не хочет судиться с беременной женой брата. Он против того, что затеяла Галина Петровна.
Я сидела, пытаясь осмыслить услышанное. Всё это время меня обманывали. Держали на расстоянии от финансов, от собственности. Мой муж… Неужели и он участвовал в этом?
— Артём знал? — тихо спросила я.
Катя помолчала, затем кивнула:
— Он не хотел, но мать настояла. Сказала, что иначе не поможет с первым взносом за квартиру. Он собирался всё исправить позже, когда встанет на ноги… Но не успел.
По моим щекам покатились слёзы.
— Что мне теперь делать? — прошептала я.
— Поговори с Димой, — предложила Катя. — Он хороший. Он хочет помочь, но боится мать. Если ты отзовёшь иск и поговоришь с ним напрямую… может, удастся договориться мирно.
На следующий день я позвонила Диме. Мы встретились в парке — я не хотела, чтобы свекровь узнала о нашем разговоре.
— Аня, я… мне так жаль, — начал он, и его плечи затряслись. — Артём был лучшим братом. Он не хотел обманывать тебя, просто мама…
— Я знаю, — перебила я. — Катя рассказала. Я не виню Артёма. Я просто хочу понять, на что могу рассчитывать. У меня будет ребёнок, Дима. Твой племянник или племянница.
Дима глубоко вздохнул:
— Хоть юридически всё оформлено на меня, но по нашей с Артёмом договорённости половина квартиры принадлежит ему и его семье — тебе и ребёнку. Я хочу оформить это официально. Но мама… она сожрёт меня, если узнает.
— Значит, не надо, чтобы она узнала, — я посмотрела ему прямо в глаза. — Мы можем оформить дарственную? Или продажу за символическую сумму?
— Можем, — он задумался. — Но как объяснить, почему я вдруг продаю часть квартиры?
— Скажем, что тебе срочно нужны деньги. На лечение или бизнес. А я как раз получила наследство от дальней родственницы.
Дима улыбнулся впервые за весь разговор:
— А ты хитрая. Артём говорил, что ты умнее всех нас вместе взятых.
Следующий месяц мы с адвокатом разрабатывали план. Сергей Михайлович помог составить договор купли-продажи, по которому я приобретала у Димы долю в квартире — по сути, ту самую половину, которая по справедливости принадлежала Артёму.
Галина Петровна пришла в ярость, когда узнала. Она влетела в квартиру Марины с дикими глазами:
— Ты что творишь? — кричала она на сына. — Продал квартиру этой… этой…
— Мама, хватит! — неожиданно твёрдо сказал Дима. — Артём хотел бы, чтобы его жена и ребёнок жили достойно. И я тоже этого хочу.
— Дурак! — выплюнула свекровь. — Она же вас разорит! Думаешь, она остановится? Следующим будет твоя квартира!
— Галина Петровна, — я спокойно посмотрела ей в глаза. — Я не претендую ни на что, кроме доли Артёма. Это справедливо, и вы это знаете.
— Ты… — она осеклась, поняв, что проигрывает. — Хорошо. Но не думай, что я когда-нибудь признаю этого ребёнка. Это не Артёмин сын!
— Дочь, — поправила я. — У нас будет дочь. И тест ДНК можно сделать, если вы настаиваете.
Свекровь развернулась и хлопнула дверью так, что зазвенели стёкла.
Через месяц я родила здоровую девочку. Мы назвали её Алисой — как хотел Артём. Я вернулась в нашу — теперь уже мою — квартиру. Галина Петровна к тому времени уже переехала в свою однокомнатную квартиру на другом конце города. Оказалось, у неё всегда было своё жильё — просто она предпочитала жить с нами, контролируя каждый наш шаг.
Когда мы с малышкой переступили порог нашего дома, я ощутила вкус свободы. Теперь это был наш с дочкой уголок, и никто не мог нас выгнать.
Дима с Катей часто приходят к нам в гости. Они души не чают в племяннице. Катя однажды шепнула мне на кухне, пока Дима возился с малышкой в комнате:
— Знаешь, Галина Петровна и нас пыталась стравить. Говорила, что ты хочешь отнять всё имущество, что подала в суд на всю семью…
— Бумеранг прилетел, — я невесело усмехнулась, разливая чай. — Она так боялась потерять контроль, что в итоге потеряла всех нас.
Галина Петровна не появлялась в нашей жизни целый год. Мне рассказывали, что она сильно сдала после всего случившегося. То ли горе по сыну, которое она пыталась заглушить злостью, наконец настигло её, то ли одиночество оказалось тяжелее, чем она ожидала.
Однажды я случайно встретила её в поликлинике. Алиса только начала ходить и радостно топала по коридору, держась за мою руку. Свекровь замерла, увидев нас. В её глазах мелькнуло что-то… тоска? Раскаяние?
— Это она? — тихо спросила она, глядя на девочку.
— Да, это Алиса, — я не стала ни отворачиваться, ни уходить. — Ваша внучка.
Алиса, словно почувствовав что-то, посмотрела на незнакомую женщину и неожиданно улыбнулась. Галина Петровна судорожно вздохнула.
— Копия Артёмка в детстве, — пробормотала она, и я заметила, как её руки задрожали. — Такие же глаза… и улыбка точь-в-точь как у него.
Я могла бы уйти. Могла бы сказать что-то злое, напомнить, как она выгнала меня, беременную, на улицу. Как обвиняла в измене. Но глядя на эту постаревшую, одинокую женщину, я вдруг поняла — перед нами стоит человек, потерявший сына. Как бы она ни обращалась со мной, её боль была не меньше моей.
— Хотите познакомиться с внучкой поближе? — спросила я после долгой паузы. — Может быть, зайдёте к нам на чай в выходные?
Свекровь подняла на меня удивлённый взгляд:
— После всего… ты позволишь?
— Не ради вас, — честно ответила я. — Ради Артёма. И ради Алисы. Она заслуживает знать свою бабушку.
Первый визит был неловким. Галина Петровна принесла игрушку — плюшевого медведя — и сидела на краешке дивана, боясь лишний раз пошевелиться. Я видела, как она украдкой вытирает слёзы, глядя на Алису.
— Я была неправа, — сказала она, когда я провожала её до двери. — Ты хорошая мать. И… ты любила моего сына. Я просто не хотела этого видеть.
Прошло ещё полгода, прежде чем наши отношения стали хоть немного теплее. Теперь Галина Петровна иногда сидит с Алисой, пока я на работе. Мы не стали лучшими подругами и никогда ими не будем. Но когда я вижу, как она читает книжки моей дочери, как учит её печь пирожки — те самые, которые так любил Артём — я понимаю, что мы все нашли путь к исцелению.
Марина говорит, что я слишком добрая. Может быть. Но я не хочу, чтобы моя дочь росла с обидой и злостью. Я хочу, чтобы она знала: семья — это самое ценное, что у нас есть, даже если иногда эта семья далека от идеала.
На днях я нашла старую фотографию Артёма. Показала Алисе:
— Смотри, это твой папа.
— Папа, — повторила она, трогая пальчиком фотографию. — Где?
— Он далеко, солнышко. Но он очень-очень любит тебя.
Иногда мне кажется, что Артём всё видит. Что он смотрит на нас и улыбается. Что он гордится мной за то, что я не позволила его матери разрушить нашу семью, за то, что нашла в себе силы простить, за то, что сумела сохранить главное — его частичку, нашу дочь.
А что думаете вы? Смогли бы простить предательство ради ребёнка? Или я слишком мягкая? Напишите в комментариях, как бы вы поступили на моём месте!
