Звонок застал Нину в такси. Она ехала с очередного собеседования — третьего за неделю. Увидев имя сестры мужа на экране, Нина на секунду задумалась, стоит ли отвечать. Отношения с Дашей всегда были прохладными, но сейчас звонок от родственницы казался особенно неуместным.
— Алло, — всё же ответила Нина, глядя на проплывающие за окном магазины.
— Нина, ты должна вернуться, — голос Даши звучал устало и напряженно. — Малышу нужна мать.
Нина сглотнула комок в горле и крепче сжала телефон. Прошло две недели с тех пор, как она тихо собрала чемодан и ушла из квартиры, оставив спящего месячного Кирюшу и записку для Максима: «Забочусь о ребёнке, как ты и хотел. По-своему».
— Послушай, — Нина старалась, чтобы голос звучал твердо, — я уже сказала Максиму, что вернусь через месяц только для того, чтобы оформить развод. Не звони мне больше.
— Но как же ребёнок? — в голосе Даши слышалось искреннее непонимание. — Ты же его мать!
— Мать по принуждению, — тихо ответила Нина. — Ребёнка, которого я не хотела заводить. О чём говорила Максиму еще до свадьбы.
Таксист бросил на неё любопытный взгляд через зеркало заднего вида. Нина отвернулась к окну, пытаясь сдержать подступающие слёзы.
— Максим сказал, что ты просто не была готова, — продолжала Даша. — Что вы договорились подождать.
Нина горько усмехнулась.
— Договорились? Он проколол презервативы, Даша. И когда я узнала о беременности, признался в этом. Сказал, что знал — я никогда сама не решусь, поэтому «помог событиям».
В трубке повисла тяжелая пауза.
— Он мне сказал, что это случайность, — наконец выдавила Даша. — И что ты была счастлива, когда узнала…
— Счастлива? — Нина ощутила, как внутри поднимается волна гнева. — Я была в ужасе. Я работала над крупным проектом, готовилась к повышению. У меня были планы на жизнь, которые не включали ребёнка в ближайшие пять лет! Но Максим… он всё решил за меня.
Даша опустила телефон и посмотрела на племянника, мирно спящего в кроватке. Маленький Кирюша не подозревал о буре, разыгравшейся в семье из-за его появления. Из кухни доносилось позвякивание посуды — брат готовил ужин, отказавшись от её помощи.
С того момента, как Нина ушла, Даша переехала к брату, взяв отпуск на работе. Оказалось, что Максим совершенно не был готов к роли отца-одиночки — он понятия не имел, как менять подгузники, как часто нужно кормить новорождённого и почему тот может плакать часами.
— Она согласилась вернуться? — Максим стоял в дверях, вытирая руки полотенцем. В его взгляде читалась надежда.
Даша медленно покачала головой.
— Ты мне солгал, — тихо сказала она. — Нина говорит, ты намеренно сделал так, чтобы она забеременела. Без её согласия.
Максим отвёл глаза и опустился на стул у кроватки.
— Она всё равно бы никогда не согласилась, — пробормотал он. — А я хотел семью, настоящую. С детьми.
— Так ты решил обмануть собственную жену? — Даша не верила своим ушам. — Макс, это… это ужасно.
— Я думал, когда ребёнок родится, она полюбит его и всё изменится, — Максим потер лицо руками. — Так всегда бывает, разве нет? Материнский инстинкт и всё такое…
— Это не сериал, Макс, — тихо сказала Даша. — Это реальная жизнь. Ты отнял у неё право выбора.
Кирюша заворочался в кроватке и тихонько захныкал. Максим неуверенно поднялся и взял сына на руки, неловко прижимая его к груди.
— Я думал, что делаю всё правильно, — прошептал он. — Что однажды она поблагодарит меня за это.
Нина сидела в маленькой съёмной квартире и бессмысленно листала вакансии на экране ноутбука. Подруга Света, у которой она остановилась на первое время, оставила ей ключи от своей квартиры-студии на время командировки. Стены давили. Тишина оглушала после бесконечных месяцев колыбельных и детского плача.
Каждую ночь Нине снились кошмары — она просыпалась от воображаемого детского крика, автоматически тянулась к кроватке, которой здесь не было. Проснувшись окончательно, она проклинала себя за эти рефлексы. «Ты же не хотела ребенка,» — напоминала она себе. — «Ты свободна теперь.»
На экране телефона высветилось сообщение. Фотография Кирюши. Даша прислала снимок, где малыш спал, подложив крошечную ладошку под щёку. Нина почувствовала, как что-то сжалось у неё внутри — знакомая боль, наполовину из злости на Максима, наполовину из нерационального чувства вины перед малышом. Она не хотела этого ребёнка, но теперь он существовал. И был частью её, хотела она того или нет.
Нина откинулась на спинку стула и закрыла глаза. Перед внутренним взором всплыло лицо Максима, каким она увидела его в тот день, когда всё раскрылось.
Тогда она случайно нашла в ящике стола маленькую иголку и несколько упаковок презервативов с крошечными дырочками. Сначала не поверила своим глазам, решила, что это какая-то ошибка. Но когда прямо спросила Максима, он не стал отрицать.
— Ты же сама говорила, что не уверена, — сказал он тогда, глядя ей прямо в глаза. — Я просто принял решение за нас обоих.
В тот момент что-то оборвалось внутри Нины. Будто рухнул мост между прошлым и будущим. Она смотрела на человека, с которым прожила три года, и не узнавала его.
Телефон снова завибрировал. На этот раз звонил Максим. Нина сбросила вызов и отправила короткое сообщение: «Не звони мне. Я приеду через три недели для развода».
Через минуту пришёл ответ: «А как же Кирюша?»
Нина уставилась на экран. Что ей делать с ребёнком, которого она не планировала? С малышом, которого она родила, но к которому не была готова?
Даша кормила племянника из бутылочки, когда в дверь позвонили. Максим был на работе — ему пришлось вернуться в офис, несмотря на ситуацию дома. Денег теперь требовалось больше: на детское питание, подгузники, одежду.
На пороге стояла немолодая женщина с усталым взглядом.
— Здравствуйте, — женщина протянула удостоверение. — Орлова Тамара Сергеевна, органы опеки. Мы получили сигнал о возможном неблагополучии ребёнка.
У Даши внутри всё похолодело.
— Какое неблагополучие? — она крепче прижала к себе малыша. — Ребёнок накормлен, одет, за ним ухаживают.
— По нашим данным, мать оставила месячного ребёнка, — Тамара Сергеевна сделала пометку в блокноте. — Мы обязаны проверять такие случаи.
— Его тётя здесь, — Даша указала на себя. — И отец. Мы заботимся о нём.
— А мать? — спросила женщина, проходя в квартиру и оглядываясь.
— Она… в командировке, — соврала Даша, не зная, что ещё сказать.
Инспектор осмотрела детскую кроватку, шкаф с вещами, кухню.
— Когда вернётся мать?
— Через пару недель, — ответила Даша, чувствуя, как пот выступает на лбу.
— Хорошо, — женщина записала что-то в блокнот. — Мы придём ещё раз, когда она вернётся. И будем вынуждены задать вопросы о причинах её отсутствия.
Когда инспектор ушла, Даша опустилась на диван, дрожащими руками набирая номер брата.
Максим сидел в темной кухне, когда зазвонил телефон. Увидев имя Нины на экране, он вздрогнул и торопливо ответил:
— Нина? Ты вернёшься?
— Даша сказала, к вам приходили из опеки, — голос бывшей жены звучал напряженно. — Максим, что происходит?
— Не знаю, — честно ответил он. — Наверное, кто-то из соседей заметил, что тебя нет, и сообщил.
— Они могут забрать ребёнка, если решат, что он брошен, — в голосе Нины звучало беспокойство, которое удивило Максима.
— Ты волнуешься о нём? — тихо спросил он.
Последовала пауза.
— Я не хотела его, Максим, — наконец сказала Нина. — Но я не желаю ему плохого. Это не его вина, что его отец — манипулятор.
Максим вздрогнул от этих слов.
— Что ты собираешься делать? — спросил он.
— Я приеду завтра, — ответила Нина. — Но не ради тебя. Чтобы разобраться с опекой и… посмотреть на Кирюшу.
Нина стояла у двери своей бывшей квартиры, нервно сжимая в руке ключи. Уходя две недели назад, она не думала, что вернётся так скоро. Глубоко вздохнув, она вставила ключ в замок.
В квартире было тихо. Даша, увидев её, молча кивнула из кухни и исчезла в комнате, оставляя их с Максимом наедине.
— Где Кирюша? — спросила Нина, снимая пальто.
— Спит, — Максим указал на детскую кроватку в углу гостиной. — Только что покормил его.
Нина подошла к кроватке и заглянула внутрь. Малыш спал, тихонько посапывая. Крошечное личико было удивительно спокойным. Нина невольно протянула руку и легонько коснулась его щеки.
— Ты правда думал, что я буду благодарна тебе за… это? — тихо спросила она, не оборачиваясь.
Максим опустился в кресло, глядя на свои руки.
— Я думал, что знаю, что для тебя лучше, — признался он. — Что ты просто боишься перемен. Что материнство изменит тебя к лучшему.
— Ты не имел права решать это за меня, — Нина повернулась к нему. — Всю жизнь я боролась за право самой принимать решения. А ты… ты просто отнял его.
— Я знаю, — глухо отозвался Максим. — Теперь знаю. Но я не жалею. Если бы не сделал этого — у нас бы не было Кирюши.
Нина посмотрела на мужа новым взглядом. До неё вдруг дошло, что он по-настоящему не раскаивается. Что жалеет лишь о последствиях, а не о самом поступке.
— Ты не понимаешь, да? — тихо спросила она. — Ты всё еще считаешь, что был прав. Что мне нужно было просто «перерасти» мои желания, принять твои и стать счастливой матерью.
— А разве нет? — Максим подошел и встал рядом с кроваткой. — Посмотри на него, Нина. Разве он не стоит всего этого?
Нина внезапно почувствовала, как внутри поднимается ярость — чистая, холодная и оглушающая. В голове внезапно всплыли воспоминания: её мать, которая бросила карьеру ради семьи и потом годами напоминала об этой «жертве»; бабушка, повторявшая, что «женщина без детей — не женщина»; десятки книг и фильмов, где женщины «находили счастье» в материнстве, отказавшись от своих мечтаний.
— Что ты собираешься делать? — спросил Максим, нарушая тяжелую тишину.
— Я не знаю, — честно ответила Нина, борясь с противоречивыми чувствами. — Но точно знаю, что с тобой я больше жить не буду. Никогда.
Прошла неделя. Нина вернулась в квартиру, но спала в другой комнате. Дом, казавшийся раньше уютным, теперь ощущался клеткой. Ночами она лежала без сна, слушая дыхание ребенка через детский монитор и задаваясь вопросом, что она делает со своей жизнью.
Когда пришла инспектор из опеки, Нина сдержанно сказала, что была в срочной командировке, а сейчас вернулась к семье. Женщина с проницательными глазами, казалось, не поверила, но лишь предупредила, что будет наблюдать за семьёй.
— Знаете, — негромко сказала инспектор перед уходом, когда Максим вышел из комнаты, — материнство не для всех. Ребенку нужен тот, кто действительно хочет и может о нем заботиться. Иногда лучшее, что может сделать мать — это признать свои ограничения.
Эти слова преследовали Нину. «Я плохая мать,» думала она. «Монстр, который не любит собственного ребенка.» Но движимая то ли виной, то ли упрямством, она начала проводить с Кирюшей понемногу времени.
Сначала неловко держала его на руках, как чужого, затем, пересиливая себя, начала сама менять подгузники. Через несколько дней даже стала кормить из бутылочки — процедура, прежде казавшаяся такой интимной, что она не могла заставить себя ее выполнять.
Даша молча наблюдала за этим с облегчением — скоро ей нужно было возвращаться на работу. Максим же, напротив, с беспокойством смотрел на отстраненные, механические движения Нины при обращении с ребенком. Это была не та материнская нежность, о которой он мечтал.
Однажды вечером, когда Максим задержался в офисе, а Даша ушла за покупками, Нина осталась с Кирюшей одна. От этой мысли её охватил страх — а что если она не справится? Что если сделает что-то не так? Что, если подсознательно не захочет о нем заботиться?
Преодолевая панику, она заставила себя подойти к кроватке. Кирюша не спал и внимательно смотрел на неё своими тёмными глазами, так похожими на её собственные. В этом взгляде не было обвинения или страха — лишь чистое, невинное любопытство.
— Знаешь, — тихо сказала Нина, наклоняясь к нему, — я не хотела тебя. Но это не твоя вина.
Она коснулась его щеки кончиками пальцев, и внезапно горло перехватило от нахлынувших эмоций. Вся боль предательства, весь гнев на Максима, все ее разрушенные планы — ничто из этого не имело отношения к этому крошечному существу.
— Я не знаю, смогу ли быть хорошей матерью, — прошептала она. — Но я обещаю, что никогда не заставлю тебя стать кем-то против твоей воли. Не буду навязывать тебе свои мечты. Не лишу тебя свободы выбора, как лишили меня.
Кирюша вдруг улыбнулся — первая настоящая улыбка, не связанная с газиками, как объясняла Даша. Что-то дрогнуло внутри Нины. Не материнский инстинкт, не внезапная любовь, а что-то более глубокое — осознание ответственности и странная солидарность с этим маленьким человеком, начинающим свой путь в мире, где так легко могут нарушить его границы.
— Может, я не умею любить тебя так, как положено матери, — тихо сказала она, осторожно беря его на руки, — но я умею уважать. И я буду защищать твое право быть собой.
Когда вернулась Даша, она замерла в дверях, увидев Нину, сидящую в кресле с Кирюшей на руках и тихо напевающую колыбельную. Не ту приторно-сладкую песенку, которую пел Максим, а старую балладу о свободе и выборе своего пути.
— Ты остаёшься? — осторожно спросила Даша.
Нина медленно покачала головой, не отрывая взгляда от ребенка.
— Нет. По крайней мере, не с Максимом. Но я не могу просто исчезнуть из жизни Кирюши. — Она подняла глаза на Дашу. — Я даже не знаю, хорошая ли я мать. Но я точно лучше, чем отец, который считает, что обман — это проявление любви.
Через месяц Нина сидела в кабинете юриста, оформляя документы на развод. Рядом был Максим, непривычно тихий и покорный.
— Что насчёт ребёнка? — спросил юрист. — Вы определились с опекой?
— Основную часть времени Кирилл будет жить со мной, — ответила Нина. — Но отец сможет видеться с ним по выходным.
Максим поднял на неё удивленный взгляд.
— Я думал… ты не хотела его.
— Не хотела, — согласилась Нина. — Но он есть. И я не позволю ему вырасти с отцом, который считает, что манипуляции и обман — это нормальный способ получить желаемое.
Позже, когда они вышли из офиса юриста, Максим остановился у машины Нины.
— Я правда думал, что делаю как лучше, — тихо сказал он. — Для нас обоих.
— Знаешь, в чём твоя проблема, Максим? — Нина посмотрела ему в глаза. — Ты решил, что твоё желание иметь ребёнка важнее моего права выбирать свою жизнь. И даже сейчас ты не понимаешь, насколько это было неправильно.
— А в чём твоя проблема, Нина? — неожиданно спросил он. — Почему ты так боялась стать матерью?
Нина задумалась на мгновение.
— Я не боялась, — наконец сказала она. — Я просто хотела, чтобы это было моим решением. В моё время. На моих условиях.
Она села в машину.
— Наш сын будет знать, что у него есть отец, — сказала Нина через открытое окно. — Но он также будет знать, что уважение к чужому выбору — это основа любых отношений.
Пять лет спустя…
Нина сидела на скамейке в осеннем парке, перебирая рабочие документы на планшете. Через неделю предстояла важная презентация — её проект наконец выходил на международный уровень. Подняв глаза, она наблюдала, как Кирюша, теперь уже школьник, носится по детской площадке. Рядом стояла Даша, приехавшая навестить племянника.
— Максим звонил, — негромко сказала Даша. — Просил еще раз поговорить с тобой насчет увеличения его времени с Кирюшей.
Нина напряглась.
— Суд определил порядок общения. Если он хочет что-то изменить, пусть обращается к моему адвокату.
— Он говорит, что изменился. Что понял свои ошибки.
— Даша, — Нина отложила планшет, — за эти годы он ни разу не извинился. Ни разу не сказал «я был неправ». Он по-прежнему считает, что «осчастливил» меня, лишив выбора.
Даша кивнула, глядя на племянника, который сейчас, хохоча, съезжал с горки.
— Знаешь, я тогда тоже не понимала тебя, — призналась она. — Думала, что ты просто капризничаешь. Что все женщины в глубине души хотят детей.
— А теперь?
— Теперь я вижу, что некоторые действительно не созданы для этого. И что быть честной в этом вопросе — значит проявить уважение и к себе, и к потенциальному ребенку. — Она помолчала. — Хотя ты оказалась лучшей матерью, чем многие из тех, кто мечтал о детях.
Нина слабо улыбнулась.
— Я помню, как боялась, что никогда не смогу полюбить его. Что буду ненавидеть напоминание о предательстве Максима. Каждый день был борьбой.
— Когда это изменилось?
Нина задумалась, вспоминая бессонные ночи, слезы от усталости, обиду, чувство вины, постоянный страх навредить ребенку своим отношением.
— Не было какого-то одного момента. Скорее… я поняла, что Кирюша — это не проект Максима. Не продолжение нашего брака. Не средство удержать меня. Он — отдельный человек. И имеет право на мою поддержку не потому, что я должна быть «хорошей матерью», а потому что это правильно.
— А как же твоя карьера? Ты ведь отложила те большие планы.
— Я не отказалась от них, — Нина кивнула на планшет. — Просто это заняло больше времени. Я научилась не ставить материнство в центр своей идентичности, как от меня ожидали. Кирюша знает, что я люблю его, но знает и то, что у меня есть своя жизнь. Мне кажется, это делает его более самостоятельным.
Кирюша подбежал к ним, протягивая найденный в песочнице камушек.
— Мама, смотри! Он похож на сердце!
Нина присела на корточки, внимательно разглядывая находку.
— Действительно похож, — улыбнулась она. — Как и ты.
