Звонок в дверь нарушил тишину дачи. За четыре дня, проведенных здесь, это был первый внешний звук, кроме шелеста страниц книги.
Я никого не ждала. Потому и приехала на родительскую дачу – чтобы побыть одна после развода.
Звонок повторился настойчивее. В стеклянной вставке двери мелькнул силуэт.
– Вера! Открывай, я знаю, что ты там!
Алина. Младшая сестра, с которой мы не разговаривали по-настоящему больше года. После маминого юбилея, когда она пыталась подбодрить меня фразой: «Ну и что, что Костя ушел? Найдешь кого помоложе — только брови подкрась».
За дверью обнаружилась Алина в коралловом платье, с новой стрижкой и спортивной сумкой. За ее спиной стоял незнакомый мужчина.
– Сестренка! – Алина обняла меня. – Не ожидала? Мы с Маратом решили съездить на дачу на выходные.
– Привет. Ты могла бы позвонить.
– И ты бы сказала «приезжай»? – Алина подняла бровь. – Брось, я знаю тебя. После развода ты никого не хочешь видеть. Мы приехали тебя спасать! – Она обернулась. – Марат, занеси наши вещи.
Мужчина поднял сумки и шагнул в прихожую. Он был старше Алины, около сорока – с проседью в волосах и спокойным взглядом.
– Добрый день. Марат. Извините за вторжение.
Пока Алина осматривала гостиную, комментируя «музей советского стиля», он негромко добавил:
– Я предлагал позвонить заранее.
– Располагайтесь в гостевой, – сказала я, указав на маленькую комнату.
Алина оглянулась:
– Ты шутишь? Там невозможно спать вдвоем. Мы займем родительскую.
– Я сплю в родительской.
– Вер, тебе не кажется, что это нездорово? Спать в родительской, когда папы уже год как нет, а мама в своей квартире. Ты слишком цепляешься за прошлое.
– А тебе не кажется нездоровым заявляться без предупреждения и оценивать мою жизнь?
Марат прокашлялся:
– Мы можем съездить в гостиницу…
– Нет! – одновременно ответили мы с Алиной.
Потом Алина засмеялась, и я невольно улыбнулась. В этом смехе мелькнуло детство, когда мы были не просто сестрами, а подругами. До моего отъезда в университет, после которого Алина осталась с родителями.
– Ладно, – сказала я. – Берите родительскую. Я перейду в гостевую.
Вечер оказался неожиданно приятным. Марат приготовил ужин – он работал шеф-поваром в ресторане. Алина открыла вино, и после первого бокала атмосфера стала теплее.
– Помнишь, как мы строили шалаш на яблоне? – спросила Алина, когда мы сидели на веранде. – Папа ругался, что мы обломаем ветки, а мама тайком носила нам печенье…
– Помню. А потом ты свалилась и сломала руку. И соврала родителям, что упала с качелей, чтобы меня не ругали.
– Ты тогда просидела со мной все шесть часов в травмпункте. Знаешь, я всегда завидовала тебе.
– Мне? Чему тут завидовать?
– Ты всегда знала, чего хочешь. Училась на пятерки. Поступила в университет с первого раза. Вышла замуж за человека, которого все обожали…
– И развелась в тридцать пять. Великий успех.
Марат, куривший в стороне, спросил:
– Что случилось с твоим мужем?
– Встретил двадцатитрехлетнюю секретаршу. Классическая история.
– Он всегда был придурком, – заявила Алина. – Я говорила тебе еще на свадьбе.
– Нет, не говорила. Ты была моей подружкой невесты и расхваливала его всем. Говорила, что я самая счастливая женщина.
Алина отвела взгляд.
– Не хотела портить твой день. Ты так его любила.
Марат встал:
– Пойду принесу еще вина.
Когда он ушел, Алина подалась вперед:
– Слушай, я не просто так приехала.
– Что случилось?
– Мама хочет продать дачу.
По спине пробежал холодок.
– Почему?
– Говорит, ей тяжело следить за участком, а денег не хватает на лекарства. Я пыталась ее отговорить.
После папиной смерти мама замкнулась, отвергая помощь и настаивая на своей независимости, несмотря на артрит и проблемы с сердцем.
– Почему она не сказала мне?
– Ты не брала трубку, когда она звонила.
Я вспомнила пропущенные вызовы на прошлой неделе – я разбирала вещи Кости и не могла говорить.
– Но при чем тут Марат? Зачем ты привезла его?
Сестра смутилась.
– Он хороший человек, Вера. Мы недавно вместе, но он делает меня лучше. И потом, – она усмехнулась, – он единственный, у кого есть машина. Моя в ремонте.
Марат вернулся с новой бутылкой, и разговор сменил направление.
Ночью, лежа в гостевой комнате и слушая приглушенные голоса за стеной, я думала о том, как мы с Алиной оказались в таких разных мирах. Я – всегда следующая плану, строившая карьеру бухгалтера, вышедшая замуж «как положено» и так же потерпевшая крах. Она – порхающая с места на место, меняющая работы и мужчин.
И обе одинаково несчастные по-своему.
Из родительской донесся смех Алины – звонкий, беззаботный.
Мой телефон на тумбочке показывал пустой экран. Костя не писал с тех пор, как забрал последние вещи два месяца назад. Подруги отдалились – кто занят семьей, кто работой, а я сама отталкивала каждого.
Я подошла к окну. Луна серебрила сад, превращая знакомые с детства яблони и кусты смородины в нечто иное. На заднем плане выделялась яблоня, на которой мы строили шалаш – выше, но с тем же узнаваемым изгибом ствола.
Утром я проснулась от запаха выпечки. На кухне Марат в папином фартуке работал с тестом.
– Доброе утро. Не разбудил вас? Привычка раннего подъема.
– Ничего. – Я налила кофе из его турки. – Где Алина?
– Спит. Она никогда не встает раньше десяти.
В детстве это доводило маму до белого каления – особенно в школьные дни.
– Вы давно знакомы? – спросила я, пробуя кофе.
– Три месяца. Понимаю, странно приезжать с ней, когда мы едва знакомы.
– Почему вы согласились?
Он помедлил.
– Она говорила о вас. Часто. О том, как вы защищали ее от хулиганов. Учили кататься на велосипеде. Как поссорились перед вашей свадьбой…
– Мы не ссорились перед свадьбой.
– Она сказала, что кричала на вас, что вы делаете ошибку.
– Этого не было.
– Прости, наверное, я что-то перепутал. В любом случае, она беспокоится о вас. Говорит, после развода вы отдалились от всех.
– Алина волнуется обо мне? Она даже не позвонила, когда Костя ушел. Узнала от мамы через две недели и прислала сообщение: «Крепись, сестренка».
В этот момент на кухню вошла Алина в шелковом халате.
– Вы обо мне говорите?
– Нет, – одновременно ответили мы.
Алина поцеловала Марата в щеку – простой домашний жест, от которого я отвела глаза.
– Я хотела позвонить, – сказала Алина, глядя на меня. – Когда узнала про Костю. Набирала твой номер много раз. Но не знала, что сказать. «Я же говорила»? «Мне жаль»?
– А может, надо было просто приехать? Постучать в дверь. Обнять.
– Как ты, когда я рассталась с Сергеем?
Я замерла. Три года назад Алина разошлась с мужчиной, с которым жила два года. Я была занята проблемами на работе и ограничилась несколькими сообщениями.
– Я…
– Забудь. Дело прошлое. Что у нас на завтрак?
День прошел в перемирии. Мы втроем убирали в саду – я косила траву, Марат чинил лестницу, а Алина начала с клубничных грядок, но быстро устроилась в шезлонге с журналом. Типично для нее – начать с энтузиазмом и бросить. Но сегодня это вызвало только усмешку.
За ужином Алина вернулась к теме дачи:
– Что будем делать? Мама настроена решительно. Уже говорила с риэлтором.
– Мы могли бы помогать ей финансово. Я отправляю ей деньги каждый месяц.
– Она не берет. Говорит, что справляется.
– А ты предлагала?
Алина отвела взгляд:
– У меня сейчас не лучший период с финансами. В агентстве сократили премии…
– Или ты потратила все на новую машину? – вспомнила я ее посты в инстаграме с хэштегом #моя_новая_девочка.
– Которая сейчас в ремонте и стоит кругленькую сумму. Не все могут быть такими предусмотрительными, как ты. Некоторые просто живут.
– И живут за счет других. Как всегда.
Марат прокашлялся:
– Может, есть другой выход? Сдавать дачу летом?
– Или мы могли бы поговорить с мамой вместе, – предложила Алина. – Объединить усилия. Я могла бы приезжать сюда чаще, помогать… – она запнулась. – Я знаю, что ты мне не веришь. Но я могла бы постараться.
В ее голосе звучала искренность. Я видела не только взрослую женщину с ее ошибками, но и проблески той девочки, которую защищала. Которой читала сказки. Которая плакала, когда я уехала учиться, и звонила каждый день первые две недели.
– Хорошо. Давай поговорим с ней вместе. Завтра.
После ужина Марат принес из машины гитару, и мы устроились на веранде. Он играл бардовские песни – те, что любил папа.
Алина села рядом со мной, как в детстве. От нее пахло вином и шампунем, которым она пользовалась всегда. Я вспомнила, как мы сидели здесь прошлым летом – всей семьей, еще до папиного инфаркта. Он пел ту же песню Окуджавы, а мама смотрела на него с той же нежностью, что и сорок лет назад.
По моей щеке скатилась слеза.
– Эй, – тихо сказала Алина. – Все будет хорошо, сестренка.
– Прости меня, – сказала она. – За то, что не была рядом, когда тебе было плохо.
– И ты меня прости. За то, что всегда пытаюсь учить тебя жизни.
Мы обнялись – как давно не обнимались.
Утром я проснулась с ощущением легкости. За окном сияло солнце. Но из кухни доносились голоса – Алина и Марат спорили.
– Сегодня, – настаивал Марат. – Ты должна сказать ей сегодня.
– Я не могу. Она не поймет.
– Если не скажешь ты, скажу я. Это нечестно по отношению к ней.
– Ты не посмеешь. Я тебе никогда этого не прощу!
Что они скрывают? Может, с мамой что-то случилось? Или дача уже продана?
Я оделась и вышла на кухню. Они замолчали. Между ними лежали бумаги, которые Алина поспешно убрала в папку.
– Доброе утро.
– Доброе, – улыбнулась Алина. – Как спалось?
– Нормально. О чем вы говорили?
Они переглянулись. Марат выпрямился:
– Алина должна…
– Я беременна, – перебила его Алина. – Два месяца.
Я едва не выронила чашку.
– От Марата?
– Конечно от него! За кого ты меня принимаешь?
Марат выглядел смущенным.
– Поздравляю. Вы поэтому приехали? Сообщить о ребенке?
Алина странно посмотрела на Марата:
– Да… то есть, нет. Я правда хотела поговорить о даче. И о ребенке тоже. Я подумала… может мы с Маратом могли бы жить здесь? После рождения малыша. В городе такая экология… А здесь воздух, и место для детской, и…
– Ты хочешь переехать на дачу? Ты? Человек, который всегда говорил, что это «медвежий угол»?
– Люди меняются, – сказала Алина, положив руку на живот. – Когда узнаешь, что станешь мамой, многое переоцениваешь.
– А мама знает?
Алина покачала головой:
– Я хотела сначала поговорить с тобой.
Это было необычно – обычно Алина первым делом бежала к маме.
– И ты правда готова жить здесь? Зимой тут холодно, до магазина пятнадцать минут на машине, автобус ходит раз в три часа…
– Мы все продумали. Марат может работать из дома, он давно хотел открыть кулинарный блог. Я могу заниматься фрилансом.
Что-то звучало фальшиво, но сама идея – Алина с ребенком на даче – казалась правильной. Наши дети могли бы играть на той же яблоне, где когда-то играли мы…
Стоп. У меня нет детей, и после развода перспектива их появления стала еще более туманной.
– Это нужно обсудить с мамой. Но если она согласится… я не против.
Алина бросилась меня обнимать. Поверх ее плеча я заметила, как Марат отвернулся.
После завтрака Алина ушла в душ, а я решила собрать клубнику. Проходя мимо спальни, увидела выпавший из папки лист бумаги. Я подняла его – и замерла.
Доверенность. На Алину. Для продажи дачи. Датированная прошлым месяцем.
В ушах зазвенело. Все эти разговоры о совместном решении, о переезде… обман?
– Она нашла, – сказал Марат за моей спиной.
– Что происходит? Что это за доверенность?
– Я говорил ей, что это плохая идея. Что нужно быть честной с тобой. Но она боялась твоей реакции.
– На что именно? На то, что она собирается продать нашу семейную дачу без меня?
Из ванной вышла Алина – с мокрыми волосами, в полотенце. Увидев бумагу, она замерла.
– Вера…
– Не смей. Что это значит? Мама правда хочет продать дачу, или это твоя идея?
Алина взглянула на Марата, который покачал головой.
– Мама правда дала мне доверенность. Но мы договорились сначала поговорить с тобой. Я не собиралась ничего делать за твоей спиной!
– Разве? А эти документы? И вся история про беременность и переезд…
– Я правда беременна. Это не ложь. Но… – она опустила глаза.
– Но что?
– Мы с Маратом не вместе, – сказал он. – То есть, не совсем. Мы знакомы три месяца, это правда. Но я просто… друг, который согласился помочь.
– Помочь с чем?
– Перевезти вещи. И… убедить тебя. Мне нужны деньги, Вера. За квартиру. У меня долги, много долгов. Мама согласилась продать дачу, чтобы помочь мне. А за ребенком я буду следить, клянусь!
– Вы разыграли спектакль. Зачем? Почему просто не поговорить со мной?
– Потому что ты бы не согласилась! – воскликнула Алина. – Ты бы прочитала мне лекцию о том, как я безответственна! А мне нужна помощь, а не нотации!
– Я твоя сестра. Не враг. Неужели ты думаешь, что я бы не помогла, если бы ты просто попросила?
Алина молчала. Марат выглядел пристыженным.
– Я пытался сказать ей, что затея плохая. Но она была уверена, что ты не согласишься, если узнаешь правду. Я сам рос без отца и знаю, каково это.
– Значит, ты не отец, – я посмотрела на Алину. – Кто тогда?
– Это не имеет значения. Он не хочет иметь ничего общего ни со мной, ни с ребенком. Я одна, Вера. С долгами и беременностью.
В ее голосе звучало столько отчаяния, что мой гнев начал утихать.
– Поговорим в гостиной. Оденься.
– Сколько? – спросила я, когда мы расселись. – Сколько у тебя долгов?
Алина назвала сумму.
– Как ты умудрилась?
– Кредит на машину. Потом ремонт. Пришлось взять кредитную карту. Потом еще одну. Я думала, что справлюсь, но потом… – она кивнула на живот.
– А мама? Она правда согласилась продать дачу?
– Да. Она сказала, что все равно здесь не бывает. И что ей тяжело следить за участком.
Сколько воспоминаний связано с этой дачей. Папин яблоневый сад. Мамины грядки. Наш шалаш. Как можно это продать?
И в то же время я понимала желание матери помочь дочери любой ценой.
– Я не хочу, чтобы дача уходила из семьи. У меня есть сбережения…
– Нет. Я не возьму твои деньги.
– Почему? Ты готова взять деньги от продажи семейной дачи, но не от меня напрямую?
– Дача – это наследство. Общее. А если ты мне дашь деньги… я буду чувствовать себя неудачницей.
Марат прокашлялся:
– Может, есть компромисс? Возможно, Вера могла бы выкупить долю Алины? Это будет справедливо – Алина получит деньги, Вера сохранит дачу в семье.
– Неплохая идея, – сказала я.
– Выкупить мою долю? – Алина нахмурилась. – Но тогда дача будет только твоей.
– Необязательно. Мы можем заключить соглашение. Ты получишь деньги сейчас, а я буду единственным владельцем, пока ты не будешь готова выкупить свою долю обратно. Без процентов и сроков.
– А если я никогда не смогу выкупить?
– Тогда дача останется мне, а тебе и твоему ребенку – право пользоваться ею в любое время. Мне не жалко делиться, Алина. Ты моя сестра.
Ее глаза наполнились слезами:
– После всего, что я наговорила? После того, как солгала?
– Семья – это сложно. Но это единственное, что у меня осталось.
Алина обняла меня. Я гладила ее по спине, как в детстве, когда она приходила ко мне после кошмара.
Марат вышел, оставив нас вдвоем.
– Я все верну, – сказала Алина.
– Я знаю. А теперь расскажи про ребенка. Это правда?
Она кивнула:
– Два месяца. Тошнит по утрам.
– А отец…
– Женат. Обещал развестись, а когда узнал про беременность, исчез. Я сама виновата.
Я сжала ее руку:
– Ты справишься. Мы справимся. Вместе.
Перед отъездом Алина помогала мне убираться – впервые на моей памяти добровольно занявшись домашней работой. Марат загружал вещи в машину.
– Он хороший человек, – сказала я.
– Да. Мы познакомились, когда я брала интервью для рекламы его ресторана. Подружились. Он сразу понял, что я в беде, даже до того, как я сама это осознала.
– Тебе повезло с другом.
– Знаешь, я всегда хотела быть похожей на тебя. Такой же уверенной, такой же… цельной.
– Цельной? Я развелась в тридцать пять, сбежала на дачу зализывать раны и читаю любовные романы. Какая уж тут цельность.
– Но ты всегда знала, кто ты и чего хочешь. А я до сих пор не знаю.
Я увидела в сестре не легкомысленную девочку, а женщину, такую же растерянную и ищущую себя, как я сама.
– Ты будешь хорошей мамой. Потому что тебе не все равно.
Мы обнялись – по-настоящему.
– Приезжай в следующие выходные, – сказала я, когда она уже стояла у машины. – Начнем готовить детскую.
– Детскую? Но я думала, мы договорились, что я буду жить в городе…
– Ребенку нужен свежий воздух. И, выкупая твою долю, я становлюсь хозяйкой. И приглашаю тебя жить здесь. Хотя бы летом.
Она засмеялась легко. Марат улыбнулся:
– Думаю, это отличная идея.
Когда машина скрылась, я осталась на крыльце. В траве что-то блеснуло – бежевая босоножка Алины, оставленная впопыхах.
Я подняла ее. Такая же элегантная и немного неуместная на даче, как и сама Алина. Теперь эта неуместность вызывала только улыбку.
Я поставила босоножку на полку в прихожей. Пусть ждет хозяйку. Она вернется.
