Нина стояла у окна, сжимая в руках чашку с остывшим кофе. В комнате за её спиной шёл настоящий цирк, но она даже не думала оборачиваться. В горле стоял такой ком, что чуть не перехватывало дыхание, а в груди — тяжёлый камень, с каждым вдохом становившийся всё больше.
«Как он мог?» — подумала она, сжимающая чашку так, что её пальцы побелели.
Ваня расхаживал по комнате, явно ожидая, что она вот-вот разродится какой-то реакцией. Его голос звучал как всегда — жалобно раздражённо, будто он был жертвой, а не тем, кто всё устроил.
— Нина, ну хватит уже! Ты что, с ума сошла? Ты дурака включила? — он крутился как заведённый, на каждой фразе разводя руками, словно пытался доказать, что тут нет никакого сюрприза.
Она поставила чашку на стол с таким усилием, что чуть не разбила её. Взгляд скользнул по его лицу — и в нём было что-то такое, что заставляло её сердце сжиматься.
— Я не дуюсь, Ваня. Я просто не верю, что ты всерьёз решил за меня, как мы будем жить, — сказала она, и голос её звучал холодно, даже когда внутри всё кипело.
Он фыркнул, закатив глаза, как будто она говорила полную ерунду.
— Да перестань ты! Это просто родители! Они поживут пару месяцев, помогут с ремонтом, и всё будет ок. Ты раздуваешь из этого целую драму! — Ваня явно был уверен, что его слова — это конец всех споров.
Нина не сдержалась и резко засмеялась. Смех этот был такой же пустой, как и его доводы. В его словах не было ни капли правды.
— Помогут с ремонтом? Ты серьёзно? Твой отец последний раз гвоздь в стену забивал, когда ещё гвозди по тысяче штук за копейку продавались. А мать? Она даже чайник не выключит без напоминания! — она выдохнула, даже не пытаясь скрыть сарказм.
Ваня нахмурился, его лицо стало каменным, пальцы сжались в кулаки. Это был тот момент, когда он переставал быть просто раздражённым парнем и превращался в кого-то, кто способен на что-то большее.
— Ты хочешь сказать, что мои родители тебе не нравятся? — его голос стал низким, опасным, в нем появилась угроза.
— Я хочу сказать, что это МОЯ квартира тоже! И если ты решил, что тут будут жить ещё двое людей, ты мог хотя бы СПРОСИТЬ! — она не выдержала. Этот момент, когда кто-то решает за тебя, что будет в твоей жизни, выбивал из неё последние силы.
Он шагнул к ней, его дыхание стало горячим, почти ощутимым на её коже. Этот шаг был слишком близким. Слишком агрессивным.
— Зачем спрашивать? Ты всё равно будешь против, — он сказал это с такой насмешкой, что Нина почувствовала, как заливает её гнев. Он ещё посмел ухмыльнуться!
— Отпусти, — она выдохнула, но он схватил её за запястье, и всё стало не так просто.
— Нет. Ты сначала выслушаешь, — его хватка стала жестче.
— Я сказала — ОТПУСТИ! — она дернулась, его пальцы впились в её кожу. Боль прорезала руку, но больнее было другое — понимание, что он даже не понимает, что она сейчас чувствует.
— Ваня, ты меня пугаешь, — её слова вырвались, и она сама не ожидала, что они будут такими тихими и сдержанными.
Он замер, но это не был момент раскаяния. Это был момент осознания, что она не сходит с ума, а просто не хочет жить с ним таким.
— Вот, теперь я ещё и монстр, да? — он хмыкнул, отпуская её, но в его глазах не было ни раскаяния, ни извинений — только раздражение.
— Нет, ты просто решил, что можешь решать за нас обоих. И не подумал, что мне это не нравится, — она выдыхала, почти шепча.
Ваня отвернулся и провёл рукой по лицу. Он, наверное, думал, что всё ещё может выкрутиться.
— Ладно. Давай так: они уже едут, я не могу их остановить. Поживут пару недель, и если тебе будет совсем невмоготу — тогда разберёмся, — он предложил с таким видом, будто спасал ситуацию.
Она посмотрела на него и вдруг осознала, что он никогда не слышал её. Он слышал только себя.
— Хорошо, — сказала она тихо, почти как признание поражения.
— Вот видишь, а ты панику разводила, — он усмехнулся, довольный собой.
— Но свадьбы не будет, — её голос был твёрд, как никогда.
Улыбка на его лице моментально исчезла, и в его глазах появился страх. Страх не от того, что она его не любит, а от того, что он вообще не знал, как с ней быть.
— ЧТО? — он охнул.
— Я сказала — свадьбы не будет. Я не выйду замуж за человека, который даже не посчитал нужным спросить меня, кто будет жить в нашем доме! — её слова были как нож, вонзающийся в его гордость.
Он застыл, глаза его расширились, лицо искажено от ярости.
— Ты… ты шутишь? — его голос дрожал, как будто он не мог поверить, что она это говорит всерьёз.
— Нет. — её ответ был коротким, твёрдым.
— Ты всё портишь! Из-за какой-то ерунды! — он сорвался, готов был на всё, чтобы она уступила.
— Для тебя это ерунда. Для меня — нет. — она стояла перед ним, не отступая ни на шаг.
Он задышал часто, глаза метались, а в его голове явно было не место для мыслей, что она может быть права.
— Ты пожалеешь, — прошипел он.
— Возможно. Но сейчас я чувствую только облегчение. — она развернулась и вышла, хлопнув дверью так, что он снова что-то швырнул в стену.
Но Нина уже не обернулась.
Чужие стены
Нина сидела за кухонным столом, уткнувшись в телефон, но не читала сообщений. Просто пряталась за этим экраном, как за щитом. Не хотела встречаться взглядом с Валентиной Петровной, которая уже третий час болтала без умолку, как заведённая.
— Нинок, а ты не могла бы подвинуться? Мне нужно разложить свои вещи, — голос Валентины Петровны был сладким, но с едва скрытым раздражением, которое вот-вот вырвется наружу.
Нина медленно подняла глаза и едва заметно скривила губы.
— Валентина Петровна, у вас есть своя комната. — она говорила спокойно, но в её тоне сквозила та же едкость, что и в словах старшей женщины.
Валентина Петровна нахмурилась, чуть приподняв бровь, и подалась вперёд.
— Но мои платья нужно развесить! А этот шкаф такой маленький… — она это произнесла с таким выражением, будто шкаф лично ей должен был служить как гардеробная.
Нина сжала зубы. Чувствовала, как внутри неё закипает раздражение.
— Это мой шкаф. С моими вещами, — выдавила она сквозь зубы.
Валентина Петровна надула губы, как обиженный ребёнок, и подняла подбородок.
— Ну и что? Ты же всё равно замуж выходишь, скоро общее хозяйство будет!
Нина выдохнула, словно пытаясь успокоиться, но только добавила масла в огонь.
— Я передумала выходить замуж, — ответила она тихо, но уверенно.
В дверях кухни замер Ваня, и его лицо вдруг исказилось, как у того, кто наткнулся на что-то неприятное.
— Опять начинаешь?! — его голос был низким, почти угрожающим.
— Я ничего не начинаю. Просто констатирую факт. — Нина встала с места, её руки слегка дрожали от напряжения, но она стояла твёрдо.
Валентина Петровна, как по команде, схватилась за сердце, будто её только что пытались убить взглядом.
— Ванюша, что она говорит?! — её голос был высок и жалобен, как у обиженной старой кошки.
Ваня снова фыркнул, взгляд его был полон ненависти.
— Мама, не волнуйся, это просто её бзик, — он бросил на Нину взгляд, полный презрения, почти как на человека, который случайно зашёл в чужой двор.
— Бзик? — Нина вскочила, её руки дрожали, но уже не от страха. Она была на грани. — Ты привёз своих родителей жить ко мне, даже не спросив. Ты серьёзно думаешь, что я после этого захочу быть с тобой?!
— Ты вообще понимаешь, как себя ведёшь?! — Ваня шагнул вперёд, схватил её за плечо. Его пальцы впились в кожу, и Нина почувствовала, как её терпение вот-вот лопнет.
— Отпусти. — она выдохнула, пытаясь вырваться.
— Нет. Ты будешь вести себя нормально. Перед моими родителями. — его слова стали тяжёлыми, и Нина почувствовала, как её плечо сжалось под его хваткой.
Она резко дёрнулась, освободившись от его руки, и вскочила с места.
— Ты больше не имеешь права меня трогать, — её голос был холодным и твёрдым, как лёд.
Валентина Петровна фыркнула, сделав вид, что это вообще её не касается.
— Ой, какие мы нежные, — сказала она с таким выражением лица, будто Нина только что заплакала по поводу упавшего пирога. — Ваня, может, найдёшь себе девушку попроще?
Нина не удержалась и засмеялась, её смех был коротким, но с едва скрытым сарказмом.
— Пожалуйста. Ищите. Только не в моей квартире. — она покачала головой, словно удивляясь, как быстро её жизнь превращается в цирк.
Ваня побледнел. Его щеки покраснели от ярости.
— Ты что, нас выгоняешь? — голос его был полон недоумения и злости.
— Да. — Нина выдохнула, не отводя взгляда.
— Ты с ума сошла! Это мои родители! — Ваня не верил своим ушам, он явно не знал, как реагировать на такую резкость.
— И пусть едут к себе домой. — Нина сказала это с таким спокойствием, будто только что предложила ему выпить чашку чая.
Валентина Петровна вдруг разрыдалась, её рыдания были такими громкими, что на мгновение Нина даже усомнилась, не орёт ли это кто-то на улице.
— Как ты можешь так с нами поступать?! Мы же семья! — её голос был полон драмы, как у актрисы в старом фильме.
Нина посмотрела на неё, и вдруг осознала — они все одинаковые. Все такие люди, которые считают, что могут влезть в чужую жизнь и диктовать свои правила, не считая чужих чувств.
— Вы не моя семья. И уже никогда ей не будете, — её слова были твёрдыми, без жалости.
Она развернулась и пошла в спальню, громко хлопнув дверью.
За дверью начался скандал. Ваня кричал, Валентина Петровна выла, как сирена.
Но Нина уже доставала чемодан.
Последний аргумент
Нина застёгивала чемодан, едва не ломая молнию, когда дверь спальни распахнулась с таким звуком, будто кто-то влетел в стену. Она даже вздрогнула от неожиданности. Ваня стоял на пороге, как загнанный зверь, его глаза горели, как огонь в ночи.
— Ты реально собралась уйти? — голос у него был такой, что Нина интуитивно отшатнулась, но не потому, что испугалась, а потому что не могла больше терпеть.
Она аккуратно застегнула чемодан и подняла голову.
— Да, — она ответила ровно, почти без эмоций.
Ваня шагнул вперёд, и с каждым его движением Нина ощущала, как его раздражение накрывает её, как волна. Он был готов к любому исходу, лишь бы не отпустить её.
— Из-за какой-то ерунды?! — он прямо заорал, и это было не просто возмущение, а скорее полное недоумение, как будто она предала его нечто священное.
— Для тебя — ерунда. Для меня — принцип. — её слова прозвучали, как приговор, и Нина была этим приговором готова жить.
Он остановился на шаг от неё, его дыхание тяжёлое, с каким-то отчаянием.
— Ты не уйдёшь. — сказал он, как окаменелый камень, уверенный, что его слова — это закон, а её воля не имеет значения.
Нина посмотрела на него, как на скалу, которая не даёт пройти. Её ответ был коротким, но дерзким.
— Попробуй меня остановить. — она не отводила взгляда, в её глазах была не просто решимость, а железная уверенность.
И вот, он схватил её за руку. Его пальцы сжались, и Нина почувствовала, как его сила её сдавливает.
— Я сказал — НЕТ! — это было не просто крик. Это было требование, требующее исполнения.
Она попыталась вырваться, дернув руку, но его хватка была сильнее, чем она ожидала. Гнев бурлил в её теле, и она чувствовала, что вот-вот сгорит.
— Ваня, ты переходишь черту. — её голос звучал холодно, будто ледяной водой обрушившейся на лицо.
— Какая ещё черта?! Ты моя невеста! — его глаза метали искры, и каждый его шаг был попыткой утвердить свою власть.
— Бывшая. — Нина сжала губы, словно пытаясь угадать, когда он осознает, что всё, что между ними было, — это уже прошло.
Его пальцы впились в её кожу, как будто хотели оставить отпечаток. Нина ощутила боль, но не отступила.
— Нет. Ты никуда не уйдёшь. — его слова звучали как приговор. Нина поняла — он действительно думает, что имеет право удерживать её.
Тогда в её голове что-то щёлкнуло. Она больше не могла терпеть.
Она сделала шаг назад, резко подняла руку и ударила его. Ладонью, со всей силы, прямо по лицу. Этот удар был не просто физическим — это был акт освобождения. Ваня отшатнулся, глаза его округлились от шока.
— Ты… ты ударила меня?! — его голос дрожал от недоумения и, возможно, даже от страха.
Нина стояла, тяжело дыша. Но её взгляд не дрожал, не изменился.
— А ты что делал? — она не отводила глаз. Это было не просто обоснование, это был вопрос, который требовал ответа.
Ваня замер, его лицо побледнело. Он не знал, что сказать. В голове у него, наверное, прокручивалась мысль, что всё это не может быть правдой.
— Ты пожалеешь об этом. — его слова были полны угрозы, но Нина почувствовала, что это уже не имеет значения.
— Я уже пожалела только об одном — что не разорвала эти отношения раньше. — её голос был тихим, но в нём не было ни капли сомнения.
Она схватила чемодан и пошла к двери, не оглядываясь, словно не существовало больше ничего, что могло её остановить.
На лестничной площадке стояла Валентина Петровна. Её вопль прозвучал, как звон разбившегося стекла.
— Куда ты?! — завизжала она, пытаясь её остановить, но Нина только усмехнулась.
— Прочь от вашей «дружной семьи». — её слова были твёрдыми, с подтекстом, который Валентина Петровна не могла понять. Она просто стояла, как статуя.
И Нина ушла. Навсегда. Ушла от них, от всего, что пыталось её сломать.
Свобода
Три месяца. Три месяца без них. Без этого всего, без их гнёта. Нина сидела в кафе, пьющая латте, будто мир наконец-то стал простым и понятным. Она подняла взгляд, когда в дверь вошёл он.
Ваня. Он стоял в дверях, как человек, который только что пережил катастрофу. И когда его взгляд встретился с её, он замер. Наверное, надеялся, что всё это — какой-то дурной сон.
Он медленно подошёл и осторожно спросил:
— Привет. — его голос был таким же неуверенным, как у человека, который наступил на мину.
— Привет, — она даже не подняла глаз от своего латте. Она не собиралась возвращаться в это болото.
— Можно? — он кивнул на стул, словно рассчитывал, что она его снова впустит в свою жизнь.
— Нет. — коротко, как ножом.
Он сжал губы, но Нина видела, как в его глазах плескался страх. Он знал, что это не просто отказ, а финал.
— Нина, я… — он замялся, как-то даже смутился.
— Что, Ваня? Извиниться пришёл? Или просто проверить, не вернулась ли я в твои цепкие лапы? — её слова были полны сарказма, но в этом сарказме была правда, которую он давно не хотел видеть.
Он покраснел.
— Я был неправ. — его слова прозвучали, как признание, но она знала, что это не больше, чем обрывок из того, что он должен был сказать.
— Ура. Осознание. — она усмехнулась.
— Я… я хочу всё исправить. — Ваня не знал, как выговорить это, как залатать раны, которые он сам же и причинил.
Нина наконец подняла взгляд и посмотрела на него. Она встретила его глаза с холодом, который только время мог создать.
— Поздно. — её ответ был прямым, как выстрел.
Он молчал, а потом тихо спросил:
— Ты нашла кого-то? — его вопрос был почти исподтишка, но Нина не могла позволить себе обман.
— Да. — она улыбнулась, и это была та самая улыбка, которая могла бы убить его.
— Кого? — спросил он, будто пытался понять, что стоит за этим.
Нина встала и бросила свой последний взгляд на него.
— Себя. — это было её окончательное решение. Она не принадлежала ему, не принадлежала никому.
Она вышла, оставив его одного за столом.
На улице светило солнце. И это было настоящим освобождением.
