Анна опустилась на край дивана, сжимая телефон так, что костяшки пальцев побелели. Слушать это из уст младшей сестры Веры было особенно больно. Она всю жизнь боялась, что однажды семья прямо скажет ей: «Ты лишняя». И вот теперь это прозвучало как обычное требование.
— Вера… — Анна тщетно пыталась придать своему голосу спокойствие. — Ты правда думаешь, что если у меня нет мужа и детей, то мне не нужна собственная крыша над головой?
Вера вздохнула:
— Нет, конечно. Просто эта квартира большая, трёхкомнатная, а у меня… скоро свадьба, дети, нам негде будет разместиться. А ты живёшь одна — тебе будет проще в более маленьком помещении.
Анна почувствовала, как внутри у неё всё сжалось. Ведь когда-то она была уверена, что, несмотря на разницу в отношениях с матерью, у них с Верой сохраняется сестринская связь. Но, видимо, этого оказалось недостаточно.
— Может, обсудим всё лично? — предложила Анна, стараясь унять дрожь в голосе.
— Да, давай. Завтра приходи к маме, поговорим нормально, без скандала.
Сестра сбросила вызов. Анна ещё долго сидела с телефоном в руке, задумчиво глядя на семейные фотографии, расставленные на книжной полке. Даже если она давно подозревала, что её не ценят, теперь это ощущение подтвердилось окончательно.
Анна всегда была «неудобным ребёнком» для своей матери, Натальи Сергеевны. Если Вера отличалась аккуратностью, умением быстро во всём разобраться и заслужить похвалу, то Анна, казалось, была воплощением всех возможных «проблем»: рассеянная, витающая в облаках, не сразу выполняющая поручения.
Единственной отдушиной для Анны оставался отец, Сергей Иванович. Он всегда находил время поговорить с дочерью, терпеливо слушал её рассказы о книгах и планах на будущее. Когда Анне казалось, что весь мир её не понимает, отец садился рядом и говорил: — Ты имеешь право быть собой. Не позволяй никому внушать тебе обратное.
Но отец ушёл слишком рано, и после этого между матерью и Анной возникла пропасть. Вера, напротив, всё больше сближалась с Натальей Сергеевной, вместе с ней вела хозяйство и, казалось, отлично чувствовала себя в роли «главной помощницы». Анна переехала в квартиру, завещанную ей отцом, и старалась «не мешать». Но теперь, похоже, семья решила, что ей не место и там.
На следующее утро Анна обнаружила, что опаздывает к матери. Пока она крутилась перед зеркалом в ванной, в голове у неё роились противоречивые мысли:
— Может, я действительно цепляюсь за эту квартиру, как за что-то сакральное? Но ведь она и правда дорога мне из-за папы. И никто не может заставить меня отказаться от имущества только потому, что у меня нет детей…
Наконец она выбежала из дома и через полчаса уже стояла перед знакомой дверью. В нос ударил запах свежезаваренного чая — похоже, мать и Вера подготовились к разговору. Анна хотела поздороваться бодро, но, увидев лица родственниц, поняла, что «дружелюбного чаепития» не предвидится.
— Проходи, — коротко сказала мать, указывая на стул.
Вера тоже не была похожа на человека, которому не терпится обнять кого-то. Перед ней лежал альбом с проектами детских комнат, а на столе — какие-то бумаги. Анна заметила надпись «оценка квартиры» и напряглась ещё сильнее.
— Анют, — начала Наталья Сергеевна, стараясь говорить размеренно, — давай сразу к делу. Нам нужно больше места. Вера собирается замуж, скоро дети, да и я устала жить в этой тесной двушке. А у тебя квартира, где можно разместить и трёх человек.
Анна взяла чашку, сделала глоток и почувствовала горечь не только от чая, но и от ситуации.
— Понимаете, мама, — сказала она наконец, — эта квартира — единственное, что осталось у меня от отца. И по закону она моя.
— Да кто спорит с законом? — Вера вздохнула, убирая волосы за ухо. — Но давай по-человечески. Ты ведь одна, можешь сдать эту квартиру, переехать в студию, а на вырученные деньги жить нормально. Зачем тебе весь этот простор?
— Сдача? — Анна с трудом сдержала иронию. — Чтобы я чувствовала себя гостьей в своей собственной жизни?
— Ну не надо так всё утрировать, — мать перешла на более строгий тон. — Это вопрос семьи, а не только твой. Папа не хотел, чтобы между вами были разногласия.
— Смешно слышать про «не хотел раздора» сейчас, когда вы, по сути, требуете от меня отдать свой дом, — вскинулась Анна. — Вы говорите о папе. А помните, что он оставил мне квартиру именно потому, что боялся: без него я останусь никем?
Мать поджала губы, Вера пожаловалась, что сейчас у неё «нет шансов на ипотеку без первоначального взноса». Анна слушала и чувствовала, как внутри нарастает обида за все эти годы, когда её не слышали, критиковали и сравнивали с Верой.
— Вы никогда не считались с моими чувствами, — сказала она чуть дрогнувшим голосом. — Мама, тебе всегда было удобнее с Верой, которую можно похвалить и поставить в пример. А меня ты списала со счетов. Так вот, сейчас я говорю: квартиру я не отдам.
Вера сделала глубокий вдох и вдруг сказала:
— А ты хоть раз подумала о том, каково было мне? Ты была папиной любимицей. Он проводил с тобой вечера, а меня вообще не звал. Я росла с постоянным ощущением, что мне нужно доказывать: я не хуже тебя. Зато мама меня ценила…
Анна замолчала. В глазах Веры читалась настоящая боль. Получалось, что пока Анна страдала от отсутствия материнской любви, Вера мучилась, считая, что отец предпочитает ей Анну.
— Значит, всё это время мы обе пытались привлечь чьё-то внимание, — тихо ответила Анна, — только с разных сторон. Но я… я не виновата в том, что отец любил меня. Я не должна расплачиваться за это.
— А я не виновата в том, что мама держалась ближе ко мне, — с горечью заметила Вера. — Но что есть, то есть.
— Вы опять со своими трагедиями, — не выдержала мать. — У меня уже голова болит! Скажите по существу: вы согласны продать квартиру и разделить деньги или нет?
Анна глубоко вздохнула, подняла взгляд на мать:
— Нет. Если хотите, подавайте в суд.
На кухне воцарилась тишина, казалось, даже чай перестал испускать пар. Первой не выдержала Анна: она встала и, стараясь не разрыдаться, вышла из квартиры. Дверь хлопнула, как выстрел. Всё, пути назад уже не было.
Несколько дней Анна не брала трубку, игнорируя звонки и сообщения от родных. Наконец, однажды вечером раздался стук в дверь. Она открыла — на пороге стояла Вера с папкой документов и усталым взглядом.
— Можно войти? — спросила сестра, делая шаг внутрь.
Анна молча кивнула. Они прошли в гостиную, где на фоне старой советской мебели лежали фотографии отца. Вера устало опустилась на диван, разглядывая снимки.
— Я всё думаю об этих бумагах, — призналась она. — Мама хочет решить вопрос без суда, чтобы ты отдала хотя бы половину. Она твердит, что мы все одна семья, а ты нас «предаёшь».
— Пусть говорит, — Анна пожала плечами. — Это мой дом. Мне не хочется быть врагом, но отдавать квартиру только потому, что у вас «план на жизнь», несправедливо.
Вера провела рукой по фотографии, где отец обнимает двух маленьких девочек:
— Я не хочу, чтобы всё закончилось враждой, — тихо произнесла она. — Понимаешь, мама переживает, что теперь ты совсем отгородишься от нас. Говорит, что ты «искусственно» раздуваешь конфликт, а она просто хочет помочь мне обзавестись семьёй.
— «Помочь»? — тихо повторила Анна. — Ценой моего дома? Вера, я вам не враг, но впервые в жизни я говорю «нет». И это не против тебя лично. Мне просто надоело постоянно чувствовать себя на втором плане. Я не виновата, что папа любил меня, и не обязана компенсировать тебе его внимание.
Вера закрыла глаза, будто вот-вот расплачется:
— Я понимаю. Честно. Знаешь, я уже не уверена, что эта затея с судом — правильная. Никита давит, мама тоже… А я сама не хочу быть «захватчицей». Но пока я не могу им ничего объяснить.
— Попробуй, — предложила Анна. — Или не пробуй. Это твой выбор, я не буду тебя уговаривать.
Вера помолчала, потом покачала головой:
— Я подумаю… Может, и правда пора остановиться, пока мы совсем не растеряли остатки близости.
С этими словами она встала и вышла, оставив бумаги на столе. Анна подняла их и горько усмехнулась: оценка квартиры, нотариальные документы. Их ровные печати выглядели абсурдно среди старых выцветших фотографий. Впервые за долгое время Анна почувствовала не только обиду, но и крошечную искру надежды: может быть, у них ещё есть шанс сохранить в себе человеческое.
На следующее утро Анну ждал неприятный сюрприз — официальное письмо. Мать и Вера действительно подали досудебную претензию, требуя признать квартиру «общесемейной». Анна медленно прошлась по квартире с конвертом в руках. Она вгляделась в знакомые обои, в старый шкаф, который смастерил отец. Каждый уголок пропитан его присутствием. И теперь её вынуждают «поделиться» тем, что принадлежит ей по праву.
Анна вздохнула и решительно набрала номер матери. Наталья Сергеевна ответила быстро, как будто ждала звонка.
— Да, Анна?
— Я получила бумаги. Значит, всё серьёзно? Вы намерены добиваться этого через суд?
— У нас нет выбора, — мать произнесла это с привычной холодной уверенностью. — Ты ставишь себя выше семьи.
— А может, я просто хочу быть частью семьи, которую уважают? — Анна старалась сдержаться, но в её голосе прозвучала горечь. — В любом случае, увидимся в суде.
— Ясно, — коротко ответила мать и бросила трубку.
Анна закрыла глаза. Несмотря на твёрдое решение, внутри у неё всё сжималось от осознания того, что её собственная мать готова пойти на крайние меры. Но она больше не хотела быть «дочерью, которая всегда уступает». Как сказал отец, «не позволяй никому внушать тебе, что ты не имеешь права на себя».
Мать медленно убрала телефон и посмотрела на старую фотографию, лежавшую на столе. На снимке маленькая Анна сидела на коленях у отца и звонко смеялась. Наталья Сергеевна не любила вспоминать тот день — это было как раз перед каким-то семейным скандалом. Глядя на фотографию, она машинально провела пальцем по лицу Анны, на мгновение задержалась, словно вглядываясь в утраченную радость. Но тут же опомнилась, отвела руку и отложила снимок в сторону. Наверное, она никогда не признается, что тоже боится окончательно потерять дочь.
Вечером Анна распаковала новую книжную полку. Когда-то она боялась менять хоть что-то в квартире, чтобы не «уничтожить» присутствие отца. Но теперь она поняла: папина любовь не зависит от старых досок и гвоздей, она живёт в сердце.
Закрепляя полку, Анна сверлила стены, вбивала дюбели и с каждым ударом молотка чувствовала, как утверждается в своём праве распоряжаться пространством. Это была её квартира, её выбор.
— Я не должна расплачиваться за то, что отец любил меня, — тихо повторила она, закручивая последний шуруп. — И я не виновата в том, что мать видела во мне лишь «ошибку», а Вера ревновала к папе. Я тоже хочу жить так, как считаю нужным.
Занавески на окне зашевелились — лёгкий вечерний ветерок проник в комнату. Анна оглядела новую полку и улыбнулась: теперь это действительно её дом не только на бумаге. И, пожалуй, впервые в жизни она ощущала не страх, а внутреннюю свободу.
Источник
