Ольга Юрьевна пришла без звонка. Как всегда.
Сначала позвонила в домофон, потом стучала в дверь костяшками пальцев, как будто играла марш, а не пыталась попасть в чужую — то есть формально, конечно, свою — квартиру. Через минуту, когда ей никто не открыл, она аккуратно щёлкнула ключом, который был у неё с тех пор, как сын переехал сюда с невесткой, и шагнула внутрь, как хозяйка.
— Ну конечно, опять никто не убрал прихожую! — театрально протянула она, вдыхая воздух, как будто пришла не в московскую двушку, а в клетку с барсуками. — Тапки где? Или мы теперь все в Европу играем — по коврам в ботинках?
Из кухни вышла Ксения — жена её сына. Волосы собраны в нечто, напоминающее гнездо, на ней — футболка с надписью «I woke up like this» и домашние шорты. И выражение лица, с которым обычно встречают налоговую, если ты забыл задекларировать подарок от бабушки.
— Ольга Юрьевна, вы могли бы хотя бы позвонить? — без сил произнесла Ксения, утирая руки о полотенце. — Или вы снова решили устроить обход владений?
— Ой, началось, — вздохнула свекровь и направилась прямиком к холодильнику. — Ты лучше скажи, чем ты моего сына сегодня кормила? Он мне вчера говорил, что у него изжога! С тридцати лет началось, господи, да что вы с ним делаете?!
— Пельменями, — коротко ответила Ксения. — Варёными. Не на моторном масле. Без сюрпризов. Всё как вы любите.
— Пельмени? Опять? А где борщ? Где мясо? Где забота о мужчине?
— А вы где были, когда ваш мужчина ушёл к медсестре из поликлиники? — в голосе Ксении прозвучала лёгкая, но ощутимая колкость. — Или вас это тоже не касалось?
Свекровь замерла у холодильника с пачкой масла в руках. Молчание повисло между ними как тяжёлая штора (в смысле метафоры, не предмета интерьера — вы же просили без этого).
— Значит так, Ксюша, — сказала она уже спокойно, даже странно спокойно, — если ты думаешь, что можешь выносить мне мозг в моей собственной квартире, ты ошибаешься. Половина этой квартиры принадлежит Андрею. А Андрей — это мой сын.
Ксения не ответила сразу. Она просто подошла к окну, посмотрела на улицу, где серые майские капли били по стеклу с азартом алкоголика по кнопке домофона, и вдруг произнесла:
— Ага. А вы уверены, что он вам всё ещё сын, а не мальчик на побегушках?
Ольга Юрьевна сжала пальцы на масле так сильно, что упаковка затрещала.
— Он мой сын. И он страдает из-за тебя. У него тень на лице, когда он приходит ко мне. Он стал молчаливым, замкнутым…
— Может, он просто вырос? — с усмешкой перебила Ксения. — Или, не знаю, устал от того, что у него две жены. Одна в спальне, вторая в WhatsApp.
Ольга Юрьевна бросила масло обратно в холодильник и села за стол, глядя на невестку, как прокурор на особо наглого свидетеля.
— Я пришла поговорить по делу. Не устраивать эти ваши склоки, к которым ты, похоже, имеешь талант. Квартира. Мы с Андреем решили: надо оформлять всё на него. И тебе, как жене, это будет спокойнее, не так ли?
Ксения засмеялась. Но это был не смех, а скорее… выдох из бездны.
— Спокойнее? Оформлять? На него? Эту квартиру купил мой отец. Он дал первоначальный взнос. Мой брат помог нам с ремонтом. А ваш Андрей внёс, прости господи, диван и плед из «Икеи». И всё. Но оформлять — на него. Логика железная.
— Но он же мужчина! — не выдержала Ольга Юрьевна. — Он должен быть хозяином!
— Хозяином чего? Меня? Или этой плиты, которую я сама чистила, пока ваш сын играл в приставку до трёх ночи? Вы хотите, чтобы я подписала отказ и сидела на чемоданах?
— Не утрируй. Просто оформим всё честно. Он всё равно будет с тобой. Если ты, конечно, не продолжишь его пилить…
— Так вы этого и добиваетесь, — вдруг тихо сказала Ксения. — Чтобы я ушла. Чтобы освободила место. Чтобы он остался с вами. С вами и этой «честной» квартирой.
Тишина. Только капли дождя, только дыхание стен.
Ольга Юрьевна встала. Поправила шарф, как будто это был мундир. Подошла к двери, обернулась.
— Ты слишком много себе позволяешь, Ксения. Ты слишком уверена, что всё под контролем. А я просто мать. Я не враг.
— Вы не враг. Вы проблема, — спокойно сказала Ксения. — И знаете что? Я поговорю с Андреем. Я не буду тянуть.
— Поговори, — с усмешкой кивнула свекровь. — Только запомни одну вещь: женщины, которые делают из мужчин тряпки, редко бывают счастливы. А ты его уже почти выкрутила.
И вышла. А Ксения села за кухонный стол, взяла кружку, в которой остывало недопитое кофе, и посмотрела в мутное окно.
— А ты, Андрей, когда всё-таки вырастешь?..
Андрей вернулся домой, как он это обычно делал — неслышно. Дверь открылась, словно сквозняком, куртка полетела на крючок, рюкзак шлёпнулся у обувницы. Никаких «привет», «я дома», «как дела». Как будто он не в квартиру, а в отель пришёл.
Ксения стояла у окна. У неё в руках была та самая кружка с недопитым кофе. Кофе, кстати, давно остыл, как и она сама.
— А ты вовремя, — сказала она, не оборачиваясь.
— Что? — Андрей снял кроссовки, присев на корточки, будто снова был школьником.
— Мама приходила. С ключами. Опять.
Он выдохнул, как человек, которому только что сказали, что кредит одобрен, но под девяносто процентов годовых.
— Слушай, Ксюш… — начал он, но она перебила:
— Нет, теперь ты послушай. Мне надоело жить втроём, когда нас двое. Мне надоело это ощущение, что я в коммуналке, только с «мамой главного жильца». А теперь вы решили оформить квартиру на тебя. Без меня. Так?
Андрей замолчал. Поднял взгляд. Промямлил:
— Ну… Просто так спокойнее будет. Формально. Законно. Я же не собираюсь тебя выгонять.
— Ага, — кивнула она. — Пока ты не собрался.
Он сел напротив, на край стула. Руки положил на колени, как будто сдавался. Или собирался на исповедь.
— Это всё мама, Ксю. Она переживает. Боится, что если вдруг мы…
— Что? Если вдруг мы разведёмся, и я оставлю тебя без «вашей» квартиры? — её голос стал выше. — А ничего, что за эту «вашу» квартиру платили мои родители? Что ты, когда мы въехали, даже розетку вкрутить не смог?
— Ну не начинай… — тихо сказал он, опуская глаза.
— Я уже не начинаю, я продолжаю! — Ксения повысила голос. — Ты муж или приложение к маме?
Он вскинулся:
— А ты не перегибаешь? Мама просто хочет, как лучше. Она всегда старалась нам помочь!
— Помочь? Да она даже борщ мне через тебя передавала! Как будто я в тюрьме, а она — на свиданке с передачкой!
Андрей встал, прошёлся по комнате, не глядя на неё. Подошёл к полке, достал старый альбом, полистал, словно ища в нём доказательства, что он нормальный человек.
— Понимаешь, я просто привык, что она рядом. Всегда. После отца она… стала, ну, как бы сказать… главной. И я не привык ей перечить.
— И не хочешь. Вот в чём дело, — кивнула Ксения. — Ты хочешь, чтобы мама была довольна. Но тогда будь добр, пусть мама и живёт с тобой. А я ухожу.
Он обернулся резко:
— Ты что, серьёзно?
— Абсолютно, — Ксения говорила спокойно. Слишком спокойно. — Я уже сняла квартиру. На следующей неделе переезжаю. И да, не переживай, претендовать на «вашу» квартиру не собираюсь. Даже шкаф с собой не возьму. Пусть останется в семейном музее.
— Ты… Ты с ума сошла, что ли?
— Нет, — она подошла ближе. — Просто я устала. От того, что живу с мамой. Только это не моя мама. Моя, кстати, на днях спрашивала, не вернуться ли мне обратно.
Андрей сел. Уперся ладонями в лицо. Долго сидел, молча. Потом выдохнул:
— Ты всё решила. А я?
— А ты по привычке подождёшь, что скажет мама.
Молчание.
И вдруг он встал. Подошёл к телефону. Набрал номер. Ксения, затаив дыхание, слушала.
— Алло, мам. Да. Слушай, нам надо поговорить. Нет, не по поводу квартиры. По поводу границ.
Ксения удивлённо приподняла брови. Границ? (Ладно, нарушим табу, но внутри диалога — ради красоты момента.)
— Мама, ты не обижайся, но я не могу больше. Ты заходишь, звонишь, лезешь. Это моя семья. Я взрослый. И я… я хочу сам решать, что делать.
Пауза. Он слушал. Видимо, на том конце начался спектакль.
— Мама, не надо слёз. Всё нормально. Просто… просто дай нам пожить. Без твоего сценария. И ключи… ну, ты ведь не обидишься, если я попрошу тебя отдать ключи?
Он слушал. Потом положил трубку. Медленно.
Ксения смотрела на него, как будто перед ней впервые за три года проявился настоящий мужчина.
— Поздновато, — тихо сказала она.
— Лучше поздно, чем никогда, — хрипло ответил он. — Дай мне шанс.
— Ты знаешь, — усмехнулась она, — обычно, когда мужчина просит шанс, он хотя бы шкаф сам собирает, а не зовёт маму. Но…
Она сделала паузу, обернулась к окну:
— Я подумаю. Но не здесь. Я всё равно перееду. Хотя бы на время. Посмотрим, что ты без меня скажешь маме на следующее утро.
Он подошёл ближе. Хотел обнять. Она не дала.
— Не спеши. Догони.
Через неделю в квартире стало тихо.
Ксения действительно съехала. Взяла только одежду, ноутбук, книги и кофеварку. «Остальное — пусть останется в музее совместной жизни», — написала она Андрею в мессенджере. Больше она не звонила.
Андрей ходил по квартире, как привидение, которое умерло, но ещё не осознало, что его время вышло. Он пил растворимый кофе, потому что не знал, как включается эспрессо-машина. Смотрел сериалы, которые Ксения когда-то включала «на фон». Слушал тишину.
Ольга Юрьевна объявилась через три дня.
— Ну что, пожил один — понял, как без неё хорошо? — спросила она, улыбаясь, но глаза её бегали.
— Мама, — Андрей сел напротив и говорил сдержанно, — я просил тебя не приходить без звонка. Ключи?
Она сделала паузу. Потом с грохотом положила их на стол, как будто била чекушку о край лавки.
— На. Но если она тебя бросила — я буду рядом.
— Она не бросила. Она ушла, потому что я был тряпкой. Потому что я всё ещё знал, что ты можешь войти в любой момент. И потому что в нашей жизни ты была третьим человеком. Только не ребёнком.
— Андрей, ты не понимаешь, — свекровь подняла голос. — Она манипулировала тобой. Строила из себя святую. А сама хотела квартиру. Чтобы потом, когда разведётесь, половина ей осталась.
— Мы не разводимся, — спокойно сказал он. — Пока. Но даже если бы и так — ты сделала всё, чтобы нас подтолкнуть к этому.
Она посмотрела на него. Впервые без защиты. Без иронии. Просто — как мать, которой нечего больше сказать.
— Ты выбираешь её? — спросила она тихо.
— Я выбираю себя. И, возможно, ещё не поздно выбрать и её.
Ксения в это время сидела в кафе на Таганке. Напротив — Дмитрий, её бывший. Юрист. Смешной, немного несуразный, но всегда предельно прямой.
— Значит, оформляли квартиру не на себя? — он поднял брови. — О, Ксю, ну ты даёшь. Это же не «дом-2». Это реальная жизнь.
— Знаю, — вздохнула она. — Вот теперь и живу отдельно.
— Ты хочешь развод? Или хочешь, чтобы он боролся?
— Хочу, чтобы он, наконец, стал взрослым. А там — как получится.
Он кивнул. Заказал им чай. Потом вдруг посмотрел на неё внимательно:
— А давай я тебя выкуплю.
Ксения поперхнулась:
— Что?
— Ну, не буквально. У тебя же половина брачного имущества? Я тебе отдам деньги, ты мне передаёшь свою долю, и всё. Шутка, конечно. Но ты подумай — у тебя есть право. В этой стране с чувствами плохо, но с договорами всё строго.
— Я не хочу ни денег, ни мести, — тихо сказала она. — Я хочу, чтобы меня выбрали не как мебель, а как человека.
— Тогда ты рискуешь остаться одна, — пожал плечами Дмитрий.
— Может быть. Но лучше одна, чем под крылом его мамы.
Через пару дней Андрей всё же позвонил. Сказал: «Давай встретимся». В кафе на Полянке. Она пришла. Он — тоже. Без цветов, без пафоса. Просто с папкой в руках.
— Что это? — насторожилась она.
— Бумаги. Я оформил нотариальное обязательство. Если мы расстанемся — квартира делится пополам, независимо от формальных прав.
Ксения замолчала.
— Я подписал это без тебя. Ты даже можешь не подписывать. Просто знай — я не хочу, чтобы всё в этой жизни решалось через маму, юристов или обиды.
— Ты всё ещё хочешь, чтобы я вернулась? — спросила она тихо.
Он кивнул.
— Но не просто вернулась. А чтобы мы начали всё иначе. Без третьих людей в браке. Даже если они с ключами.
Она взяла папку. Полистала.
— Бумаги — это хорошо. А как насчёт действий?
— Я снял квартиру. В другом районе. Без мамы. Без воспоминаний. Просто чистый лист.
Ксения вдруг рассмеялась. Лёгко. Искренне.
— А кофеварка?
— Куплю новую. Сам. И научусь варить. Даже капучино.
Она вздохнула. Взяла чай. Сделала глоток.
— Ты вырос.
— Не без тебя.
— Тогда давай попробуем. Только одно условие: твоя мама в гости — по предварительной записи. С паспортом и без еды в судочках.
Он улыбнулся. Первый раз за много дней — по-настоящему.
— Договорились.
Эпилог.
Через месяц Ксения вернулась. Не потому что простила, а потому что поняла — всё-таки любит. А он — понял, что значит быть мужем, а не сыном.
Ольга Юрьевна звонила реже. Правда, один раз всё же пришла без звонка. С тортиком.
Ксения открыла. Молча посмотрела на свекровь. Та покосилась на бумажку с подписью нотариуса, торчащую из ящика в прихожей.
— На чай? — спросила Ксения с холодной вежливостью.
— Нет, я просто мимо шла, — смутилась Ольга Юрьевна. — Тортик занесу, и пойду.
— Хорошо, — кивнула Ксения. — Только обувь — снимите.
И Ольга Юрьевна сняла.
