Рита сидела за кухонным столом, пальцы вцепились в чашку так, будто могли выжать из неё хоть каплю тепла. Чай остыл давно. И что-то внутри тоже.
— Ты серьёзно? — голос её ровный, но внутри всё грохнулось и осыпалось.
Олег стоял у окна, спиной к ней. Боится, конечно. И правильно делает.
— Да. Я не хочу врать. Мы с Вероникой… Это серьёзно.
— А мы с тобой что, шутка была? — чашка с глухим звоном встала на стекло стола.
Олег повернулся. Лицо у него было такое, будто он сейчас объяснит ей что-то важное, доброе. Только вот объяснять было уже нечего.
— Не надо истерик. Мы взрослые люди. Ты же понимаешь, что между нами уже давно ничего нет.
— Понимаю. — Рита медленно поднялась. — Понимаю, что ты трус. Что у тебя не хватило яиц сказать это раньше. Что ты десять лет кормил меня сказками про «всё ради семьи», а теперь вдруг проснулся и понял, что несчастен?
Олег нахмурился.
— Прекрати. Я не хочу ссориться.
— А я хочу! — её голос дрогнул, но не сломался. — Хочу, чтобы ты услышал, как звучит твоя ложь! Ты не уходишь, потому что полюбил. Ты сбегаешь, потому что испугался, что я раскусила тебя. Что ты пустышка. Что вся твоя уверенность — это пыль.
Олег резко шагнул к ней, глаза сузились.
— Ты переходишь черту.
— Какую ещё черту?! — Рита рассмеялась, но в этом смехе было больше боли, чем веселья. — Ты уже всё перешёл. Иди к своей Веронике. Только вот вопрос — она знает, какой ты на самом деле?
Олег схватил куртку и вышел, хлопнув дверью.
Рита осталась одна. В тишине.
***
Через три месяца Олег стоял на том же пороге. Без чемодана. Без той глупой уверенности в глазах.
— Можно войти? — голос его был тихим, почти детским.
Рита скользнула по нему взглядом. Помятая рубашка, тени под глазами.
— Что случилось? — спросила она, хотя уже знала ответ.
— Она… Вероника… — Олег замялся. — Она была с Денисом. С самого начала. Они… Они просто использовали меня.
Рита медленно кивнула.
— Ах вот как. Значит, не такая уж ты и заоблачная любовь, да?
— Рита, пожалуйста… — он протянул руку, но она отступила.
— Нет. Ты знал, куда шёл. Ты выбрал это. Теперь живи с этим.
Олег опустил голову.
— Я… Я не знаю, куда идти.
— Ну, — Рита скрестила руки на груди, — теперь ты понимаешь, каково это. Когда тебя бросают. Когда тебе лгут. Когда твою жизнь превращают в мусор.
Олег молчал.
— Можешь остаться, — неожиданно сказала Рита. — На неделю. Потом — решим.
Олег поднял глаза. В них была надежда. Глупая, наивная.
— Спасибо.
— Не благодари, — Рита повернулась к окну. — Я не для тебя это делаю.
***
Прошло ещё два месяца. Олег спал на диване. Искал работу. Пытался заговорить с Ритой, но она отвечала односложно.
Однажды вечером он не выдержал.
— Ты ненавидишь меня, да?
Рита подняла глаза от книги.
— Нет. Мне просто всё равно.
Олег сжал кулаки.
— Как ты можешь так говорить? Мы были вместе десять лет!
— Были, — Рита отложила книгу. — А потом ты ушёл. И эти десять лет для тебя вдруг ничего не значили. Так почему они должны что-то значить для меня?
Олег опустился на стул.
— Я был идиотом.
— Да, — согласилась Рита. — Но это уже не моя проблема.
***
Он ушёл через полгода. Без слов. Просто собрал вещи и оставил ключ на столе.
Рита взяла ключ, положила его в ящик.
И впервые за долгое время вздохнула свободно.
***
Неузнанный
Олег замер посреди аэропорта, будто в него ударили током.
Рита.
Она шла по залу, держась за руку какого-то мужчины. Высокого, уверенного, с лёгкой сединой у висков. Она смеялась, запрокинув голову, и этот смех — звонкий, беззаботный — резанул Олега по живому.
Она счастлива.
Он машинально шагнул вперёд, рука уже поднялась, чтобы помахать, окликнуть… Но вдруг остановился.
Рита прошла мимо, даже не взглянув в его сторону.
Она не узнала.
Олег почувствовал, как что-то внутри него сжалось, превратилось в комок горечи. Он был для неё пустым местом. Призраком. Тенью, которую даже не заметили.
— Эй, ты как, летишь или нет? — кто-то грубо толкнул его в плечо.
Олег моргнул, очнувшись.
— Летим, — буркнул он и потянул чемодан к выходу на посадку.
Последний раз он обернулся. Рита и тот мужчина уже исчезли в толпе.
Как он сам когда-то исчез из её жизни.
***
Олег сидел в углу, как подбитая птица, и щелкал каналами, пытаясь забыться. В комнате пахло пивом и чем-то несвежим. Диван был пообтёртый, и, как всегда, чипсы под ногами. Ну и что, если чипсы? Они всё равно когда-то станут пылью, как и всё остальное. Он накинул на себя футболку, которая уже начала терять свою форму, и продолжил искать что-то, что отвлечёт его от головы, полной звенящих мыслей. Но вдруг он нажал на одну кнопку — и его мир как-то резко повернулся.
Рита.
Её лицо на экране в четкости, что-то вроде HD. Всё по-прежнему — дорогой блейзер, руки, скрещённые как в какой-то деловой рекламе, уверенная улыбка, которая не менялась всё время, пока они были вместе. И вот она на экране, как некая чужая богиня, расплывающаяся в своих «победах». Ну конечно, она победила. Почему бы и нет?
— …и ваша компания сейчас оценивается в 20 миллионов долларов. Невероятный успех! — ведущий сглотнул слюну, поддаваясь своей жалкой роли.
Олег только мог зыркать, кидая взгляды на экран, где она сидела, как будто всё было нормально. И вот тут…
— Спасибо, но путь был нелёгким. — Рита наклонила голову, её глаза снова говорили то, что всегда было скрыто. Привычка. Привычка к фальшивым словам, которые она произносила так спокойно. Он вспоминал, как она смотрела на него, когда в их квартире пахло кофе и амбициями. А потом был этот удар.
— А как вы справлялись с трудностями? — ведущий не отпускал её от взгляда, старательно пытаясь не выглядеть полным идиотом.
— Меня бросил муж. Это было лучшее, что он для меня сделал. — Рита взглянула в камеру и прям на него. Он был уверен, что это была её первая честная фраза за всё время их знакомства.
«Лучшее, что он для меня сделал.»
Олег взорвался. Это было как удар по голове. Он рванул пульт, не понимая, как он врезал в стену. Гипс треснул, кровь брызнула с пальцев. Он закашлялся от боли, но в горле уже горело что-то более сильное, чем физическое страдание. Что-то бесконечное.
— Сука! — вырвалось у него, и он сжал кулаки, с бешенством в глазах вырубая телевизор.
Тишина. Он ощутил её почти физически. Пустота, которая заполнила комнату. Дыхание его вырывалось тяжело, его тело как-то замерло, не зная, что делать с этой странной болью, что поселилась в груди. Он поднял глаза и снова увидел её. Эту старую фотографию на стене. Рита, счастливая, улыбающаяся, обнимающая его, как если бы ничего не было. Он когда-то обещал себе, что не тронет эту фотографию, что оставит всё как есть.
Но вот она снова.
«Лучшее, что он для меня сделал.»
— Сука… — он прошептал, как будто хотел, чтобы слова вернулись обратно, чтобы он мог всё это не услышать.
Он подорвался с дивана, как обезумевший, сорвал фотографию с гвоздя, и разорвал её пополам. Картон щёлкнул, как голова, которую он так давно хотел разбить. Кровь с пальцев стекала на пол, и было всё равно.
Он стоял, сжимающий в руках половину фотографии. Разорванной, но ещё живой. Всё казалось таким далеким и одновременно таким близким.
«Лучшее, что он для меня сделал.»
Он не знал, кто это сказал — Рита или эта часть его, которая просто не хотела больше терпеть.
— Ты что, с ума сошел? — вдруг раздался голос из кухни. Маша, соседка с этажа, крикнула, заглянув через дверь. Словно, её смех был только слышен на расстоянии, а не по-настоящему.
— Ты что, ебанулся совсем?! — Маша вышла в коридор и увидела его стоящим с разорванной фотографией в руках.
Олег кивнул, даже не пытаясь оправдываться.
— И что ты хочешь? Чтобы я, как все, тоже собрал свои игрушки и пошёл по миру, улыбаясь? — сказал он, почти тихо, так, как всегда.
— Нет, ты просто был идиотом. — Маша коротко усмехнулась. — Но кто тебе теперь поможет? Уж точно не твоя Рита.
Он вдруг понял, что Маша была права.
***
Олег стоял в лифте, как привязанный, сжимая руки в кулаки, будто они должны были вцепиться в воздух и не отпускать. Глаза его были пустыми, как те самые моменты, когда не знаешь, что с собой делать. Лифт тронулся, но что ему это дало? Лишь простое движение вниз. Сплошная пустота. Руки не отошли от дверей, а он только стоял, заливаясь своим внутренним бессилием.
Когда двери раскрылись, он не стал ждать. Вышел, но не в сторону дома. Нет, в сторону улицы, где дождь был как зловещая метафора — всегда когда хуже всего. Он раскурил, закурив небрежно, как будто это может хоть как-то отвлечь. Первая затяжка, и, словно какой-то яд, он почувствовал, как лёгкие сжались. Вдруг — кашель, резкий, отрывающий. Мокрота на тротуаре, а он, не замечая этого, вытирает рот рукавом, как будто и правда не видел ничего.
«Худшее, что ты для меня сделала…»
Он не мог остановиться. Ощущение, что каждое слово, что она сказала, вот так и будет выжигать его. Развернулся. Не к метро, а в темноту. В темноту, где неоновые вывески мигают, как предсмертные судороги.
Зашел в ближайший бар. «У Геннадия». Пахло дешевым перегаром, ноги прилипали к полу. Словно вся атмосфера была сделана из боли и забытой жизни. Из колонок не прекращался хриплый голос Шанфра, и это должно было успокаивать. Ну да, успокаивать. Бармен, похожий на выдохшегося боксера, даже не поднял глаз.
— Чё дать? — его голос был таким же изношенным, как и всё вокруг.
— Что-нибудь… чтобы забыть, — Олег бросил пятитысячную на стойку. Последнюю.
Бармен хмыкнул, взял стакан, налил что-то мутное. Всё, что он мог, — это смотреть на этот стакан, как на последний шанс. Хотя что это был за шанс? Тот, что затмит всё остальное?
Олег выпил залпом. Жгло, будто сама жизнь залезла в горло. И было ещё хуже, чем её слова. Она, наверное, смеялась. Где-то там. Где-то далеко, с тем своим идеальным лицом, которое он когда-то считал своим.
Он достал телефон. Перебрал контакты и нашёл её — «Рита». Палец замер над кнопкой удаления, но не мог двигаться.
— Ещё, — хрипло сказал он, толкая стакан к бармену.
Бармен снова налил.
Олег поднял стакан. В мутной жидкости он увидел себя — отражение, которое он пытался бы давно игнорировать. Но не мог. Это было слишком больно.
— За лучший поступок в моей жизни, — хрипло проговорил он, поднимая стакан.
Залп. Стакан был пуст. Он посмотрел на экран телефона, который выпал с его руки и треснул. «Рита» всё ещё светилась на экране, как какая-то боль, которая не исчезала. Но что с того? Он даже не стал поднимать телефон.
Он просто встал. Вышел в дождь. И растворился в нём, как старое воспоминание, которое никто не может вернуть.
