— Мам, ты с ума сошла? — Марина уставилась на мать округлившимися глазами. — Ты хочешь потратить все деньги на какие-то поездки?
— А что в этом такого? — спокойно ответила Валентина Сергеевна, продолжая складывать вещи в чемодан.
— Как что? У Алёшки ипотека! У меня Машка в институт поступает! А ты тут… — Марина всплеснула руками, — путешествиями вздумала заниматься!
— Марина, я вас детей рожать не заставляла, — Валентина Сергеевна даже не повернулась к дочери. — Это ваш выбор был. Вот и решайте свои проблемы сами.
— Мам! — в комнату ворвался Алексей, размахивая телефоном. — Марина мне позвонила… Это правда, что ты дачу продавать отказываешься?
— Правда, — кивнула Валентина Сергеевна.
— Но мы же договаривались! — возмутился сын. — Ты сказала, что подумаешь!
— Подумала. Решила не продавать.
— А как же внуки? — Марина схватилась за сердце театрально. — Им же учиться надо! Жить на что-то надо! Ты о семье вообще думаешь?
Валентина Сергеевна наконец повернулась к детям. На её лице не было ни тени сомнения.
— Я всю жизнь о семье думала. Сорок лет только о вас и думала. А теперь хочу о себе подумать. И дача мне нужна. Там память о вашем отце.
— Память! — фыркнул Алексей. — Мам, папы уже три года как нет! А деньги нужны сейчас! Прямо вот сейчас!
— Особенно мне, — тихо произнесла Валентина Сергеевна.
— Что? — не поняла Марина.
— Ничего. Езжайте домой. У меня самолёт через четыре часа.
— Куда самолёт? — опешил Алексей. — Ты вообще в курсе, что билеты на самолёт стоят…
— На Алтай. С Галей едем, сестрой моей. Помнишь тётю Галю?
— Мам, какой на фиг Алтай? — Марина повысила голос. — У тебя же… У тебя же давление! Сердце!
— И возраст уже не тот для путешествий! — поддержал сестру Алексей.
— Самый подходящий возраст, — улыбнулась Валентина Сергеевна. — Всё, дети, не мешайте собираться. Такси уже вызвала.
— Мам, да ты хоть понимаешь, что творишь? — Алексей преградил ей дорогу. — Люди в твоём возрасте внуков нянчат, а не по горам скачут!
— Вот и нянчи своих. Сам. А я по горам поскачу.
***
Полгода назад Валентина Сергеевна сидела в кабинете врача и смотрела на снимки. Молодой доктор что-то долго объяснял, показывал на тёмные пятна, говорил про варианты лечения, статистику, новые методики.
— Сколько? — перебила его Валентина Сергеевна.
— Что сколько? — не понял врач.
— Времени сколько, если не лечиться?
— Валентина Сергеевна, зачем вы так? Сейчас медицина творит чудеса! У нас есть прекрасные специалисты…
— Доктор, мне шестьдесят восемь лет. Я похоронила мужа. У меня взрослые дети со своими семьями. Просто скажите — сколько?
— Год. Может, полтора. С лечением — года три-четыре.
— А качество жизни?
Врач помолчал, поправил очки.
— С химией будет… тяжело. Тошнота, слабость, выпадение волос. Но шансы есть. Всегда есть шансы.
— А без химии?
— Год нормальной жизни. Потом начнёт прогрессировать.
— Спасибо, доктор. Я подумаю.
Из больницы Валентина Сергеевна поехала не домой, а к сестре. Галина жила одна в небольшой квартирке на окраине города. Младше на пять лет, она всегда была весёлой и лёгкой на подъём. В отличие от Валентины, которая всю жизнь тащила на себе семью.
— Валька! — обрадовалась сестра. — Сто лет не виделись! Ты чего такая бледная?
За чаем Валентина Сергеевна рассказала всё. Галина слушала молча, только крепче сжимала её руку.
— Вот сволочь эта жизнь, — наконец выдохнула она. — Только Серёжу похоронила, и на тебе…
— Знаешь, что я всегда хотела? — вдруг спросила Валентина Сергеевна.
— Что?
— Путешествовать. Серёжа всё обещал — вот выйдем на пенсию, поедем посмотрим мир. Вот детей на ноги поставим, внуков дождёмся… А потом…
— А потом он умер, — закончила Галина. — Валь, а что тебя сейчас держит?
— Как что? Дети же… Внуки… Марина постоянно просит с Машкой посидеть. Алёшка свою притаскивает каждые выходные…
— Которые только и ждут, когда ты дачу продашь? — Галина покачала головой. — Валь, ты им уже всё дала, что могла. Квартиры помогла купить, за свадьбы платила, внуков нянчила. С кредитами их вытаскивала. Может, хватит?
— Галя, ну как же так… Я же мать…
— А они взрослые люди! Марине сорок два! Алёшке тридцать восемь! Это не дети, Валь! Это давно взрослые люди, которые привыкли на твоей шее сидеть!
— Не говори так…
— А я буду говорить! Знаешь, сколько раз Маринка тебе звонила за последний год? Только когда деньги нужны были! А Алёшка? Привезёт своих оболтусов — и айда по своим делам! А ты сиди с ними!
Валентина Сергеевна молчала. Она знала, что сестра права.
— Поедем на Алтай? — вдруг предложила Галина. — Я всегда мечтала! Горы, озёра, чистый воздух…
— Поедем, — неожиданно для себя согласилась Валентина Сергеевна.
***
Перед отъездом она всё-таки не выдержала. Позвонила Марине.
— Доча, я на две недели уеду. С тётей Галей на Алтай.
— Мам, ты что! — сразу взвилась Марина. — А кто с Машкой будет? У меня работа! Сессия скоро!
— Найми няню.
— На какие деньги? Ты же знаешь, что у нас каждая копейка на счету!
— Марина, это твой ребёнок. Ты разберёшься.
— Мам, ну нельзя же так! Мы на тебя рассчитывали! У Андрея командировка, мне надо на работе задержаться… Ну перенеси свою поездку!
— Нет.
— Что значит «нет»? Мам, ты вообще нормальная? У людей внуки, а ты по каким-то Алтаям собралась шастать!
Валентина Сергеевна положила трубку. Через минуту телефон разрывался от звонков. Она выключила его.
Первая поездка изменила всё. Горы, будто подпирающие небо. Бирюзовые озёра. Воздух, от которого кружилась голова. И тишина. Настоящая тишина, без вечного «мам, дай», «мам, помоги», «мам, приедь срочно».
— Как же хорошо, — выдохнула Валентина Сергеевна, стоя на берегу Телецкого озера.
— Вот и живи так, — сказала Галина. — Сколько осталось — живи для себя.
Вернувшись домой, Валентина Сергеевна первым делом включила компьютер. Внучка научила пользоваться интернетом — пригодилось. Египет, Тунис, Турция, Индия… Столько мест, где она никогда не была.
Через три дня заявилась Марина. С порога начала скандал.
— Мам, ты вообще совесть имеешь? Я из-за тебя чуть с работы не вылетела! Машку к соседке пристроила, та теперь денег требует!
— Не кричи на меня, — спокойно сказала Валентина Сергеевна.
— А что мне делать? Ты же с ума сошла! В твоём возрасте по горам лазить! А если б что случилось?
— Ничего не случилось.
— Мам, хватит дурью маяться! Ты нам нужна здесь! Алёшка вон ремонт затеял, помощь нужна. И денежная, и с детьми посидеть…
— Марина, — Валентина Сергеевна посмотрела дочери в глаза. — Я еду в Египет через две недели.
— Куда?!
— В Египет. Пирамиды хочу посмотреть.
— Мам, откуда у тебя деньги на это всё?
— Это мои деньги. Как хочу, так и трачу.
— Но мы же твои дети! — Марина даже всплакнула для убедительности. — Нам помогать надо! Алёшке ипотеку закрывать, мне Машку в институт пристраивать… Платный же только остался!
— Поступит — будете платить. Не поступит — пойдёт работать.
— Мам! Ты что несёшь? Это же твоя внучка!
— Которую родила ты. Вот и думай, как её учить.
Скандал был грандиозный. Марина кричала, плакала, грозилась больше не приходить. Потом приехал Алексей. Орал про неблагодарность, про то, что отец бы в гробу перевернулся.
— Папа всю жизнь мечтал со мной путешествовать, — спокойно ответила Валентина Сергеевна. — Только вот вас растил. А потом умер. Так и не увидев ничего, кроме дачи.
— И что, теперь ты решила за двоих путешествовать? — съязвил Алексей. — На наши деньги?
— На свои.
— Которые могла бы внукам оставить!
— Алексей, иди домой. И Светку свою научи сначала борщ варить, а не полуфабрикатами тебя кормить. А то приезжаете каждые выходные ко мне обедать.
— Мы тебя навещаем!
— Со своей стиркой и пустыми желудками. Всё, разговор окончен.
***
После Египта был Тунис. Сахара поразила своей бесконечностью. Валентина Сергеевна стояла на вершине дюны и думала: «Какая же я дура была. Сорок лет прожила для других. А для себя — ни дня».
— О чём задумалась? — спросила Галина.
— О том, что зря так долго ждала.
Китай встретил Великой стеной и сумасшедшим ритмом городов. Вьетнам — изумрудными бухтами и улыбчивыми людьми. В Турции они добрались до Каппадокии — полетали на воздушном шаре над марсианскими пейзажами.
— Валь, гляди-ка! — Галина показала на телефон. — Твоя Маринка в соцсетях пишет.
Валентина Сергеевна прочитала: «Моя мать сошла с ума. Бросила внуков и укатила развлекаться. В её возрасте! Стыд и позор!»
— Пусть пишет, — пожала плечами Валентина Сергеевна.
Дети звонили всё реже. Сначала требовали, потом уговаривали, потом угрожали. Алексей даже приезжал с каким-то психологом — доказывать, что у матери деменция.
— Молодой человек, — сказала психологу Валентина Сергеевна, — у меня рак. Неоперабельный. Мне осталось жить год, может меньше. И я хочу провести этот год так, как хочу я. А не так, как хотят мои дети. Это деменция?
Психолог покраснел и ушёл. Алексей остался.
— Мам… Почему ты не сказала?
— А что бы изменилось? Начали бы жалеть? Или считать, сколько на лечение потратить придётся?
— Мам, ну как ты можешь так говорить!
— Могу. Знаешь, сколько раз ты мне звонил за последние три года? Двенадцать. И каждый раз что-то нужно было. Денег, посидеть с детьми, помочь с ремонтом… А просто так — ни разу.
Алексей молчал.
— Иди домой, сынок. Живи своей жизнью. А я поживу своей. Сколько осталось.
***
Индия стала откровением. Гоа с его бесконечными пляжами, Дели с безумием улиц, Агра с белоснежным Тадж-Махалом.
— Знаешь, что это? — спросила Валентина Сергеевна сестру.
— Тадж-Махал же. Мавзолей.
— Это памятник любви. Муж построил для умершей жены. А мой Серёжа даже в Турцию меня не свозил. Всё некогда было.
— Валь, не грузись.
— Я не гружусь. Я просто думаю — почему мы всегда откладываем жизнь на потом? Вот вырастут дети — поживём. Вот внуки появятся — тогда отдохнём. А потом — раз, и всё.
В Варанаси они наблюдали за кремацией на берегу Ганга. Валентина Сергеевна смотрела на погребальные костры и не чувствовала страха.
— Галь, когда я умру, не говори им сразу.
— Валя!
— Нет, послушай. Кремируй меня и развей прах где-нибудь красивом. Над морем. Или в горах. А им скажешь потом. Не хочу, чтобы они на похоронах делили имущество.
— Не говори так.
— Надо говорить. Я уже всё решила. Квартиру и дачу продам. Часть — тебе, за всё. Часть — в детский дом переведу. А детям — ничего.
— Валь, они же…
— Что они? Взрослые люди. Пусть сами зарабатывают. Хватит на моей шее сидеть.
Через полгода путешествий Валентина Сергеевна почувствовала, что силы уходят. Боли стали чаще, слабость накатывала волнами. Но она упрямо покупала билеты, паковала чемодан, глотала обезболивающие.
— Может, хватит? — осторожно спросила Галина после того, как Валентина Сергеевна упала в обморок в аэропорту Стамбула.
— Ещё немного. Хочу в Грецию. На Санторини.
Санторини встретил их белыми домиками и невероятными закатами. Валентина Сергеевна сидела на террасе, пила вино и смотрела, как солнце тонет в море.
— Красиво, — прошептала она.
— Очень, — согласилась Галина, украдкой вытирая слёзы.
Ночью стало плохо. Вызвали врача, тот покачал головой — надо в больницу. Валентина Сергеевна отказалась.
— Домой. Хочу домой.
***
В самолёте ей стало лучше. Она даже улыбалась, разглядывая фотографии в телефоне.
— Смотри, Галь. Это мы на Великой стене. А это — в Сахаре. Помнишь, как верблюд тебя укусить хотел?
— Помню, — Галина сжимала её руку.
— Хорошо пожили напоследок. Правда?
— Очень хорошо, Валечка.
Дома первым делом Валентина Сергеевна вызвала нотариуса. Руки дрожали, когда подписывала документы, но решимости не убавилось.
— Всё, что останется после продажи недвижимости и оплаты хосписа — в детский фонд. Вот реквизиты.
— А родственники? — осторожно спросил нотариус.
— У меня есть только сестра. Ей — отдельное завещание.
Дачу продали быстро. Место действительно было замечательное — лес, река, тишина. Покупатель, пожилой профессор, долго тряс ей руку.
— Спасибо вам. Я всю жизнь мечтал о таком месте.
— Пользуйтесь на здоровье. Там яблони старые, антоновка. Муж сажал.
Квартиру продавать было сложнее. Столько лет прожито, каждый угол помнит…
— Не передумаешь? — спросила Галина.
— Нет. Не хочу, чтобы они тут делёжку устроили. Пусть лучше чужие люди живут.
Деньги разделила: часть — на хоспис, лучший в городе. Часть — Галине. Остальное — в фонд.
Переехала к сестре. Та выделила ей лучшую комнату, обставила цветами.
— Не надо, Галь. Я же ненадолго.
— Надо. Ты у меня королева. Все эти месяцы — лучшее, что было в моей жизни.
Дети узнали о продаже квартиры через месяц. Скандал был чудовищный. Приехали оба, орали так, что соседи полицию вызвали.
— Ты что наделала! — кричал Алексей. — Это же наша квартира!
— Была моя. Теперь — чужая.
— Мы тебя через суд недееспособной признаем! — грозилась Марина. — Ты больная! Не имела права!
— Попробуйте, — спокойно ответила Валентина Сергеевна. — У меня все справки есть. И психиатра, и нотариуса. Всё законно.
— Как ты могла! Чужим людям! А мы?
— А вы — взрослые. С руками, ногами и головами. Проживёте.
— Мама, — Марина перешла на слёзы. — Ну мы же твои дети… Как же ты так…
— А как вы? Три года отца нет. Кто из вас на могилу ездил? Кто цветы носил? Только я. А вы только и ждали, когда я помру, чтобы дачу поделить.
— Неправда!
— Правда. Помню, как ты с Алёшкой шептались на кухне. Прикидывали, кому какая комната достанется. Когда меня ещё и хоронить не успели.
Дети ушли, хлопнув дверью. Больше не приходили. Только Марина раз позвонила — узнать, не передумала ли мать.
— Нет, — ответила Валентина Сергеевна и отключила телефон.
***
Последние месяцы были тяжёлыми. Боль накатывала волнами, морфий помогал всё меньше. Но Валентина Сергеевна не жалела ни о чём.
— Знаешь, Галь, — сказала она как-то. — Я за этот год жизни прожила больше, чем за предыдущие шестьдесят восемь.
— Не говори так.
— Почему? Это правда. Я увидела мир. Я сделала то, что хотела. Я пожила для себя. И это было… прекрасно.
Когда стало совсем плохо, Галина отвезла её в хоспис. Частный, дорогой, где к пациентам относились как к людям, а не как к обузе.
— Позвонить им? — в последний раз спросила Галина.
— Нет. Пусть запомнят здоровой. Злой и здоровой, — Валентина Сергеевна слабо улыбнулась. — А ты… ты молодец, сестрёнка. Спасибо тебе. За всё.
Она умерла тихо, во сне. Галина выполнила её просьбу — кремировала без огласки, прах развеяла над морем в Крыму. В том месте, где они с Серёжем когда-то проводили медовый месяц.
Детям сообщила через две недели. Нотариус пригласил их для оглашения завещания.
— Что?! — Марина не поверила своим ушам. — Всё в детский дом? Всё?!
— Не всё, — поправил нотариус. — Часть — сестре покойной. За уход и заботу.
— Мы будем оспаривать! — кричал Алексей. — Она была больна! Не отдавала отчёт!
— Пожалуйста, — нотариус достал папку. — Вот заключение психиатра. Вот заключение консилиума. Вот видеозапись составления завещания. Всё абсолютно законно.
— Как она могла… — Марина разрыдалась. — Мы же её дети…
— Которые год не интересовались, жива ли она, — тихо сказала Галина. — Которые только и ждали, когда она умрёт. Вот и дождались.
— А ты хороша! — набросилась на неё Марина. — Небось всё себе отхватила!
— Она мне оставила ровно столько, сколько потратила на ваши свадьбы. До копейки посчитала. Сказала — чтобы справедливо было. А остальное — детям. Только не вам. Тем, кому действительно нужно.
Галина встала и пошла к выходу. В дверях обернулась.
— Знаете, что она мне сказала перед смертью? «Я прожила настоящую жизнь. Жаль, что так мало». А вы… вы своими детьми займитесь. Пока не поздно. Пока они от вас не отвернулись так же, как вы от неё.
На кладбище поставили скромный памятник. Марина с Алексеем приходили редко. Им было стыдно. И обидно. Но больше — стыдно.
А где-то в детском доме на деньги Валентины Сергеевны строили новый корпус. Директор показывала проект воспитателям.
— Будет спортзал, библиотека, компьютерный класс. Дети наши наконец-то заживут по-человечески. Спасибо той женщине. Царствие ей небесное.
— А почему своим детям не оставила? — спросила молодая воспитательница.
— Не знаю. Может, были причины. Но нам… нам она подарила будущее. Сорок детей получат шанс на нормальную жизнь. Это ли не память?
А Галина перебирала фотографии. Валентина на фоне пирамид — счастливая, загорелая. На Великой стене — смеющаяся. В Индии — задумчивая. На Санторини — умиротворённая.
«Ты всё правильно сделала, сестрёнка, — думала она. — Пожила для себя. И другим жить помогла. А что дети… Дети получили самый важный урок в жизни. Может, хоть своих детей по-другому воспитают».
Последнее путешествие Валентины Сергеевны закончилось. Но где-то там, в детском доме, начиналось путешествие сорока маленьких жизней. В лучшее будущее. И это, наверное, самый правильный финал для истории женщины, которая научилась жить для себя слишком поздно. Но всё-таки научилась.
