Отец позвонил поздно вечером. — Мать выставила дом на продажу. За моей спиной. Покупатель приезжает завтра.
— Что значит «выставила»? Это же ваш общий дом! Тридцать пять лет…
— Был общий, — ответил отец. — Оказывается, она давно переоформила его на себя. Помнишь, когда я в больнице лежал с инфарктом? Подсунула бумаги… Я и подписал, не глядя.
— И ты позволишь ей это сделать?
— Уже сделала. Если хочешь забрать свои вещи, приезжай завтра.
За рулем я думала о том, что родительский дом, в котором прошло детство, просто исчезнет. Два часа дороги пролетели незаметно. На подъезде я увидела черный внедорожник. Покупатель уже здесь?
Отец сидел на крыльце с бутылкой виски.
— Где мама? — спросила я.
Отец кивнул в сторону дома. — Там, с покупателем. Показывает ему наш дом.
Я вошла в дом и замерла на пороге гостиной. Мама беседовала с высоким мужчиной в дорогом костюме.
— А, Катя! — сказала мама. — Познакомься, это Игорь Валентинович. Он будет развивать здесь туристический бизнес.
Мужчина протянул руку: — Очень приятно! Ваша мама рассказывала о вас.
Я не ответила на рукопожатие. — Что происходит? Почему ты продаешь дом за спиной отца?
Мамина улыбка исчезла. Она повернулась к мужчине: — Извините, семейные дела. Может, пока осмотрите сад?
Когда он вышел, она повернулась ко мне: — Не устраивай сцен. Твоему отцу хватило совести позвонить?
— Ты обманом забрала у него дом!
— Обманом? А как ты думаешь, откуда у нас долги на три миллиона? Кто проигрывал в карты наши сбережения? Кто заложил машину и мои украшения?
Я молчала. Отец никогда не рассказывал…
— Да, он не похвастался, как на годовщину свадьбы я получила повестку от коллекторов? Тридцать пять лет я терпела его выходки, измены, вранье. Ради вас с братом. А теперь я хочу хоть немного пожить спокойно.
Она отвернулась к окну. — Дом продан. Документы подписаны. Половину денег я отдам твоему отцу, хотя могла бы и не делать этого. Можешь забрать свои вещи с чердака.
Я поднялась в свою детскую комнату. Всё, что казалось незыблемым, рушилось. Родители, которых я считала единым целым, оказались чужими друг другу людьми.
На чердаке я открыла сундук с детскими вещами и нашла альбом с фотографиями. Мы с братом на фоне дома — счастливые, беззаботные. Родители обнимают нас. Идиллия… или ложь?
В дверях появился отец. — Нашла свои сокровища?
— Пап, это правда про долги? Про карточные игры?
Он отвел глаза. — Все ошибаются. Я хотел всё вернуть… Был почти шанс…
Моя картина мира рассыпалась.
— Я останусь до завтра, — сказала я. — Помогу разобрать вещи.
Вечером мы сидели за столом втроем. Чужие люди под одной крышей. Брат не приехал — «срочные дела».
— В какой-то степени я даже рад, — сказал отец. — Этот дом… в нем слишком много всего.
Мама подняла на него глаза — первый раз за вечер без презрения. — Ты серьезно?
— Помнишь, как Катя упала с крыши сарая и сломала руку? А как Димка чуть не утонул в пруду? Каждый угол здесь что-то напоминает…
— О том, как ты не приходил ночевать? — спросила мама, но уже без злости.
— И об этом тоже. Я был паршивым мужем, Лен.
Они смотрели друг на друга, и я поняла: за ненавистью скрывалась боль утраченной любви.
— Мам, я могу купить дом, — сказала я. — У меня есть накопления на первый взнос.
Мама покачала головой: — Я уже подписала документы. Завтра передаем ключи.
— Но разве нельзя расторгнуть договор?
— Три миллиона неустойки. У тебя есть такие деньги?
— И куда вы теперь?
— Я купила однушку в райцентре, — сказала мама. — Твой отец… не знаю.
Ночью я бродила по дому, прощаясь с каждым уголком. Из окна был виден сад — яблони, посаженные дедушкой, скамейка под вишней, где мы с братом прятались от взрослых.
Утром я проснулась от звука мотора. Черный внедорожник стоял у крыльца. Игорь Валентинович с двумя рабочими обходил дом, что-то отмечая в планшете.
Мама упаковывала вещи. Отец курил на крыльце. Я помогала собирать посуду с нарастающим чувством протеста.
— Простите, — Игорь Валентинович заглянул на кухню, — когда будет полное освобождение помещения? Бригада приезжает завтра, начнем демонтаж.
— Демонтаж?
— Да, сносим всё, кроме фундамента. Здесь будет современный рекреационный комплекс.
— Вы снесете дом?
— Естественно. Это же древность, никакой функциональности. Только земля представляет ценность.
Он вышел, а я повернулась к маме: — Ты знала?
— Какая разница? Меня это уже не касается.
— А яблони? Те, что дедушка посадил?
— Вырубят, разумеется. Всё, Кать, хватит драматизировать. Жизнь идет дальше.
Я вышла на крыльцо к отцу.
— Ты правда проиграл три миллиона?
Он кивнул. — И еще два занял у людей, которым лучше вовремя отдавать.
— Почему, пап?
— Знаешь, иногда смотришь на свою жизнь и понимаешь: всё пошло не так. Работа, которую ненавидишь, жена, которая давно тебя не любит… И ищешь выход. Я выбрал карты. На короткое время чувствуешь себя живым.
— И что теперь?
— Перееду в город, найду работу. Начну заново.
Я смотрела на него и понимала: я совсем не знаю этого человека. Ни его, ни маму. Всю жизнь я видела лишь то, что они хотели мне показать.
— Уже собрались? — Игорь Валентинович вошел в дом. — Тогда подпишем акт приема-передачи.
Мама подписала документы. Отец забрал чемодан и в последний раз оглядел дом. Игорь Валентинович вертел в руках ключи.
— А можно посидеть немного в саду? — попросила я.
— Конечно. Только недолго.
Я пошла к скамейке под вишней. Села, закрыла глаза, впитывая в себя этот момент — ветер, запах яблок, скрип древесины.
Скамейка скрипнула — рядом села мама. — Знаешь, я купила эту скамейку на свою первую зарплату. Дуб. Кто бы мог подумать, что она переживет наш брак.
— Мам, я…
— Здесь ты сказала свое первое слово, — продолжила она. — «Яба». Хотела сказать «яблоко», но не получилось.
— И здесь же я узнала, что твой отец мне изменяет. Сидела на этой скамейке всю ночь, решала, что делать.
— Почему ты не ушла тогда?
— Из-за вас с братом. Но сейчас мне кажется, это была ошибка. Нельзя жертвовать собой ради других, даже ради детей. В конце концов, все несчастны.
Она встала: — Пойдем, пора прощаться с прошлым.
У машин ждали отец и покупатель. Мама протянула отцу конверт: — Твоя доля. Надеюсь, не проиграешь сразу.
Отец взял конверт. — Спасибо, Лен. И… прости. За всё.
Мама повернулась ко мне: — Не плачь. Это всего лишь дом. Настоящий дом — это люди, не стены.
Я обняла её. — Приезжай на выходных, — сказала мама. — У меня маленькая квартирка, но для тебя всегда найдется место.
Отец стоял рядом. — И ко мне заезжай. Как устроюсь, сообщу адрес.
Я обняла их обоих — впервые за много лет они стояли так близко друг к другу. — Буду приезжать. К обоим.
Три машины разъехались в разные стороны. В зеркале заднего вида я видела, как уменьшается родительский дом, уходя в прошлое.
Я не плакала. Внутри была пустота и странное облегчение. Я поняла, что тоже хотела освободиться — от иллюзий счастливого детства, от необходимости поддерживать видимость идеальной семьи.
В понедельник я вернулась на работу. Вечером позвонил брат. — Не могу поверить, что они продали дом. Нужно было с нами посоветоваться!
— А ты бы что сделал? Купил бы его? Погасил бы долги отца?
Брат замолчал. — Нет, но…
— Вот и я не смогла. Отпусти, Дим. Это их жизнь, их решение.
Через месяц я проезжала мимо деревни и свернула на знакомую дорогу. На месте дома был котлован. Рабочие в оранжевых жилетах, гудящая техника. От сада остались только пни.
Я смотрела на это место и не чувствовала боли. Только принятие: всё меняется. Дом перестал существовать, но остался в моей памяти — таким, каким был в лучшие времена.
Через полгода мама прислала фотографию — она на фоне моря, с приятным мужчиной. «Это Сергей, познакомились на экскурсии. Катя, я счастлива, как никогда в жизни».
Отец устроился охранником, снимал комнату в общежитии. При встрече рассказал, что ходит к психологу, бросил пить и играть. «Знаешь, иногда нужно всё потерять, чтобы понять, что важно».
А я перестала оглядываться назад. Нашла силы жить настоящим, не цепляясь за призраки идеального прошлого, которого, возможно, никогда и не было.
Иногда разрушение — это начало чего-то нового. Для каждого из нас.
