— Оксан, ну не кипятись, они ж на недельку всего, — Иван осторожно потрогал её за плечо, пока она стояла на кухне с чашкой и тупо смотрела в окно.
— На недельку?! Да они тут три часа, а я уже мечтаю сбежать в монастырь. Мужской. Чтоб меня даже близко не пустили, — прошипела Оксана, не поворачиваясь.
С утра всё шло нормально. Проснулись рано, убрали квартиру, вымыли санузел до блеска, закупили продукты — целый багажник, будто собрались открывать столовку при МФЦ. А потом — звонок в домофон.
— Это мы! — звякнула по динамику бодрая интонация тётушки Зои Анатольевны. — Не открывается, шо там у вас за техника?
Через двадцать минут они уже сидели в кухне. Зоя Анатольевна удобно устроилась на табурете, раздвинув ноги в спортивных лосинах, и отчитывала Ивана.
— А чё вы без машины? Как это жить в Москве и без машины? Вы же двое, не бомжи какие. У нас в Липецке даже у Артёма права уже есть!
Артём в это время лежал на диване, грыз чипсы и листал тикток, даже не потрудившись поздороваться. Оксана сжала губы.
— А ты, Иван, кем сейчас работаешь? Я Зине говорю — наш-то Ванюша, наверное, уже начальник! Или программист там, дизайнер… вы ж в Москве все айтишники.
— Я в логистике, — вежливо ответил он, кивая. — Руководитель отдела.
— Ого! А зарплата сколько? — подскочила она с табурета, удивлённо хлопая.
— Нормальная, — ответил он спокойно, но Оксана увидела, как у него дернулась скула.
На вечер они пригласили родственников в кафе — у дома, простенькое, но с хорошей кухней.
— Мы бы, конечно, в Иль Патио пошли, — разочарованно сказала Зоя, рассматривая меню. — Ну ладно. Не Москва-Сити же, ага.
Заказала, впрочем, салат с креветками, стейк средней прожарки и вино за девятьсот. Артём потребовал бургер с картошкой и молочный коктейль.
Когда принесли счёт, Зоя ловко отодвинула папку в сторону Ивана:
— Ну шо, молодёжь, спасибо за ужин! Вот молодцы, родных встретили по-человечески. А не как некоторые, из соседей. У одних вообще нищета — курицу на всех жарили.
Оксана молча взяла карточку мужа и пошла платить.
— Ты заметила, — прошептал Иван уже дома, когда они убирали со стола, — что они даже не предложили поучаствовать в счёте? Даже символически.
— Они изначально не собирались.
— А чего они завтра хотели?
— «Погулять по центру», «в музей сходить» и «в ресторан с живой музыкой». Зоя сказала, что «раз уж в Москву вытащились, надо взять по полной».
Иван потёр лицо.
— Мне кажется, мы влипли.
— Это ты только сейчас понял?
Утром Зоя Анатольевна появилась на кухне в халате Оксаны.
— Ой, извини, твой, да? Ну ничё, я аккуратно. Мой-то промок под дождём, пока шли. Надо постирать. Где у вас тут стиралка, покажи. И заодно трусики Артёма закину.
— Да, конечно… — Оксана говорила медленно, будто через ватную пробку. — Машинка в ванной.
Зоя уже ушла, а Оксана продолжала стоять посреди кухни и смотреть на свою чашку, как на оружие убийства.
— Он хоть скажет «спасибо»? — пробормотала она вслух.
— Кто? — Иван выглянул из комнаты, протирая волосы.
— Твой Артём. Он вообще в состоянии говорить? Или его из-за стресса от сна на диване парализовало?
Иван криво усмехнулся.
— А у нас же ещё три дня…
— Четыре, — напомнила Оксана. — Они сказали, что в субботу поедут к Людмиле в Видное.
— …и снова вернутся на ночь, — вздохнул Иван. — Я запомнил.
— Оксаночка, а можешь нам заказать такси? — Зоя Анатольевна стояла у зеркала, причёсываясь её расчёской. — Там же эти ваши приложения… А нам неудобно, у нас мегафон, он тут плохо ловит.
— А вы карту добавите? Или наличкой? — без улыбки уточнила Оксана.
— А шо там карта, мы ж у вас! Закажите нам, ага? И обратно тоже. Там же всего полторы тыщонки, мы потом с пенсии переведём. Или оставим внукам.
Она засмеялась. Оксана нет.
Апогей случился вечером четвёртого дня, когда Артём включил музыку в колонке и орал под неё в три ночи. Иван встал, подошёл, выключил и спокойно сказал:
— Если ты это ещё раз включишь, я выброшу колонку в окно. Понял?
— Это комната временно моя, — буркнул Артём.
— Это наша квартира. Ты — гость. Учись вести себя.
Из кухни выплыла Зоя.
— Ой, что началось! Артёму нельзя музыку, а вам можно храпеть на всю квартиру, да? Это ж Москва, тут все тусуются ночью!
— У нас работа, — твёрдо сказал Иван. — Мы не на каникулах.
— Ага. Мы, значит, мешаем, да? Так и скажите: жлобы. Сами не гуляете и нам не даёте. Всё экономия, всё счёты. Тьфу, скукотища.
Оксана вышла из спальни, накидывая халат.
— Так, всё. Хватит. Вы нас, конечно, простите, но это уже перебор. Мы четыре дня молчим, тащим кафе, такси, кино и даже вон Артёма вашего развлекали в «Океане» — а теперь мы ещё и жлобы?
— А шо, неправда? — фыркнула Зоя.
Оксана подошла вплотную. Голос был тихий.
— Завтра вы уезжаете. Рано утром. Без «передумаем», без такси за наш счёт, без криков. Всё.
Зоя открыла рот, но Иван встал рядом.
— Всё, Зоя Анатольевна. Конец гастролям. Мы вас любим, но не настолько, чтобы продавать почку.
— Ах вот как! Вот вы какие… — Она задохнулась. — Мы вас, как детей… А вы! Мы ж родня! Родня же!
— Именно, — спокойно сказал Иван. — А не спонсоры.
Утром чемоданы были у двери. Артём, не прощаясь, вышел к лифту. Зоя, сжав губы, набрала на телефоне кого-то:
— Зина? Да, уезжаем. Тут жлобы. Не то что у нас, в Липецке…
Оксана закрыла дверь медленно, будто ставила точку. Потом повернулась к Ивану:
— Пиццу?
— С грибами и сыром. И вина. Только чтобы без гостей.
Они рассмеялись. Впервые за эти дни.
***
— Ты слышал, они маме уже позвонили! — Оксана захлопнула ноутбук с таким выражением, будто закрывала крышку гроба. — И сказали, что мы их выгнали. И Артёму негде было даже зарядить телефон, «даже розетки не дали». Ты прикинь?
— Ну… с розетками они не соврали, — хмыкнул Иван и отхлебнул кофе. — Я ж реально выдернул зарядку из стены и сказал: «Хватит паразитировать».
— Ты вообще видел, что творится в семейном чате? — Оксана схватила телефон и ткнула пальцем. — «Мы с мужем в шоке от поведения молодых», «Не ожидали такого приёма в столице»… И Зоя ещё добавила фотку стейка с подписью: «Последний обед, перед тем как нас выгнали». Последний, Карл!
Иван усмехнулся, но глаза его были усталые. Не выспался, видимо. Три ночи подряд с бургерным дыханием Артёма в коридоре кому угодно сон нарушат.
— Пусть пишут. Может, хоть теперь никто не приедет.
— Не обольщайся. Сегодня уже звонила Людмила. Та самая из Видного. Хочет «заехать послезавтра на денёк, просто переночевать».
— Вот чёрт…
На работе у Ивана навалилось. Новый поставщик, проблемы с документами, водитель потерял накладные, бухгалтерия — нервы. А вечером — снова кухня, чай, и список новых желающих «погостить».
Оксана нервно листала мессенджер:
— Слушай: «Привет, дорогая! Мы с Колей подумали, может, махнём к вам на следующей неделе? Сами понимаете, жильё в Москве — это ой, как дорого. А у вас просторно, и вы молодцы!» Вот это я понимаю — приглашение по-нашему.
— Мы что, сняли лофт для релокации всей липецкой диаспоры?
— Не-не, подожди, вот ещё: «Если что, мы на полу, в спальниках. Не капризные». Ага. Только потом «А где тут у вас полотенца и халатики?»
— Всё, стоп. Надо границы расставить.
— Границы? Иван, у нас тут не границы — у нас дыра в заборе! Через которую они толпой прет.
В субботу, на закате, они ехали в Ашан. Не за вином, не за креветками. А за новым утюгом — Артём, как выяснилось, случайно уронил их старый за балкон, «думал, он сушка для вещей».
Иван вёл молча. Потом вдруг выдохнул:
— Слушай, а может, ну его… продадим эту квартиру и уедем? В Питер, в Тверь… хоть в Ярославль. Где никто не знает, что у нас две комнаты и свободный балкон.
— Ага. Чтобы потом Зоя сказала, что мы специально от них сбежали. Ты же знаешь, они и в Ярославль приедут. «Проведать». На неделю.
Оксана потёрла лоб.
— Я серьёзно, Ваня. Я не могу так больше. Мы пашем, экономим, едим дома, в кафе выбираемся два раза в месяц. А потом приезжают родственники и за неделю сжирают наш месячный бюджет. А на выходе — «жлобы».
Он молчал. Потом повернулся к ней, и в голосе его прозвучало:
— Давай сделаем чётко: с этого дня — никаких гостей без согласования. Даже если мама. Даже если твоя тётя. Даже если инопланетяне, только вежливые. Все через общее собрание. Повестку днём раньше, поведение — по инструкции.
— Ты шутишь, а мне плакать хочется.
— Мне хочется купить пиццу и вырубить телефон.
— Мне хочется, чтобы нас оставили в покое.
— Это и будет наш план.
План рухнул через два дня. Потому что в понедельник к Оксане в офис пришёл перевод от Зои — на 500 рублей.
В сообщении — «На такси, как обещали. Не обеднели?»
Вторая строка:
«Артём, кстати, остался без телефона. Ваш вай-фай — сплошной позор, сигнал срывался. Купили бы нормальный роутер».
Оксана трясущимися руками положила телефон в ящик стола. Достала шоколадку. Потом снова открыла ящик и оттуда — свою маленькую серебристую фляжку.
Сотрудница напротив приподняла брови.
— Оксан… ты в порядке?
— Да, да. Просто родственники были в гостях.
— А, ну всё ясно.
Вечером они с Иваном разложили бюджет. Табличка Excel, цветные колонки, сумма «минус 27 000» — расходы за шесть дней.
— Вот тут — кафе.
— Тут — кино.
— Вот такси.
— Это молоко с овсянкой, которое Артём «просто так налил, но пить расхотелось».
— И утюг. Не забывай про утюг.
Иван потёр виски.
— Нам либо новых родственников заводить, либо старых — в чёрный список.
— Я уже добавила. В Телеграме. Заблокировала. Серьёзно.
— …Оксан. Ты только что отрезала Зою Анатольевну.
— Угу. И маму.
— Маму?!
— Ну а что? Она сразу на сторону Зои встала: «Вы молодёжь нынче бездуховная», «Раньше родных за хлебом и в три района провожали».
— А ты?
— Я сказала: у нас тут не СССР, и не турбаза. Мы не гостиница. И не банк.
Иван вечером открыл ноутбук. Написал короткий текст:
Уважаемые родственники!Мы вас любим, но у нас — новая политика. Приезды заранее согласовываются.
Визиты не оплачиваются нами.
Квартира — не бесплатный хостел.
Спасибо за понимание. Или его отсутствие.
— Отправишь?
— Уже. На семейную почту. И в Viber. И даже в Одноклассники.
— Одноклассники! Вот теперь точно все узнают.
Через три дня у них дома был… тишина. Никто не звонил. Не писал. Не просил ночлег, «просто в аэропорт заехать», не «одолжить на билеты, потом скинем».
Только мама скинула гифку с цветами и подписью:
«Как ты могла».
Оксана заплакала. Но не от вины. От облегчения.
***
— Алё, Оксана? Это Тамара Семёновна. Мама твоей троюродной сестры Лены… ну, ты помнишь! Мы как-то в Туапсе в одной комнате жили, когда тебе было шесть…
— Тамара Семёновна, вы хотите у нас переночевать? — голос у Оксаны был ровный, как у нотариуса.
— Ну… Да. Мы тут с внучкой едем на конкурс чтецов, и гостиницу… представляешь, отменили! Говорят, заселение после двух, а у нас электричка с утра…
— Простите, но мы сейчас никого не принимаем. У нас ремонт.
— А! Ну что ж… — пауза. — Обидно, конечно. Стали бы вы человеком, если бы мы тогда в Туапсе вас не прикрыли… ну, ладно. Бывай.
Щелчок. Гудки.
Оксана сидела на краешке дивана, глядя в выключенный телефон. Потом пошла на кухню и сварила кофе. Настоящий, в турке, с корицей. Без гостей. Без разговоров про стейки и «не того уровня вай-фай».
С момента «манифеста» Ивана прошло десять дней. Впервые за долгое время было ощущение… что они живут дома, а не в аренду у родни.
Никто не топал по ночам в туалет, не занимал ванну на сорок минут, не выскакивал в трусах за хлебом, забыв ключ. Никто не требовал «ещё чаю, но не чёрного, а того, что с цветочками».
В квартире пахло… тишиной и жареным сыром.
Но было кое-что странное. Как будто за эту свободу они платили. Не деньгами — отношениями. Репутацией. Своим «хорошим именем». За спиной шептались, делились скриншотами, пересылали записи.
— Ну что, теперь вы «эти»? — звонила мама. — Которые гостей выгоняют и закрывают дверь даже перед родственниками?
— Мы не выгоняли. Мы просто сказали: хватит. Всё.
— Зоя в больнице была. Давление. После вашего «крутого приёма». Артём писал, что ему теперь «стыдно за взрослое поколение».
— Ему — стыдно? За поколение?
— Оксана, ты всегда была такая душевная девочка. А теперь…
— Мама, я больше не девочка. Я — замужняя женщина, которая хочет просто… нормально жить. Без гостей в тапках мужа.
Потом наступило воскресенье.
Иван жарил мясо. Оксана резала салат, как в рекламе: лениво, с вином в бокале. По телевизору — что-то ненапряжное. И тут — звонок в домофон.
Они переглянулись.
— Кто-то из наших? — тихо спросил Иван.
— Смотри. — Оксана подошла к панели.
На экране — женщина лет шестидесяти. Уставшая, с дорожной сумкой, с глазами «как у мамы перед скандалом». Рядом — подросток, в наушниках. И лицо знакомое…
— Это… Лена. Та самая. С Тамарой Семёновной.
— Ты же сказала, мы никого не принимаем.
— Я сказала. Но они всё равно пришли.
Иван молча подошёл к панели. Нажал на кнопку.
— Алло? Вы к кому?
— Оксаночка, здравствуй! Не поверишь, нас выгнали с вокзала. Сказали, дочка слишком громко пела! У вас свет был — мы подумали, может, хотя бы часик погреться?
— У нас ремонт, — ровно сказал Иван. — И политика — без гостей.
— Но мы же не навсегда! — подскочила Лена. — Всего на ночь! Я же не просто так… вы же родня…
Оксана взяла трубку. Вдохнула. Потом выдохнула.
— Простите. Нет.
И отключила.
Тишина повисла как-то страшно. Даже телевизор замолчал. Оксана смотрела в темнеющий экран домофона. Руки тряслись. Иван подошёл и обнял её за плечи.
— Всё правильно сделала. Всё.
Она не ответила. Просто сидела так, с закрытыми глазами.
— Может, мы правда уехали бы? — шепнул он. — Купили бы домик где-нибудь, в Калужской. Интернет — только по праздникам. И никого не предупреждали.
— И почту отключили. И Viber. И даже… Одноклассники.
Они засмеялись. По-настоящему. Впервые за долгое время.
Через неделю мама снова позвонила. Но не ругаться.
— Зоя вам передачу передала. Через Валю. Там варенье, таблетки и книга «Как сохранить семью». У неё сейчас рефлексия, или как это называется.
— Поняла, мама. Спасибо.
— И знаешь… Может, вы и правы. Я вот вспомнила, как к нам сестра приезжала — тоже с ребёнком и мужем. Мы потом месяц лапшу ели. А ты тогда маленькая была, всё спрашивала: «А почему мы не можем жить как раньше?» Наверное, вы и правда устали.
— Мы не против семьи, мама. Мы против… вторжения.
— Ну, посмотрим, сколько вы выдержите в этой вашей «тишине». Только если вдруг… помни: я всегда могу приехать.
— Мама…
— Шучу, шучу. Я — по согласованию.
Вечером Оксана и Иван сидели на балконе. Без утюга. С бокалом вина. Заказали пиццу. Включили сериал. Просто жили. Без гостей, визитёров, тётей, племянников и стейков.
Они смотрели друг на друга. С улыбкой. С пониманием. И с чётким решением — никогда больше не терять границы. Ни ради родни. Ни ради «так надо». Ни ради «чтобы не обиделись».
И в этом была их маленькая, взрослая победа.
