Письмо было коротким. «Спасибо за всё. У меня своя жизнь». Я перечитала его трижды. А потом вдруг поняла — она никогда не звала меня «мама».
Тринадцать лет назад я встретила Лину в центре помощи детям без родителей. Тогда мне было тридцать шесть, и я часто переезжала из-за работы — четыре раза за два года
Работа консультантом по международным проектам требовала мобильности, и в моей жизни не хватало постоянства. Муж ушёл пять лет назад, детей не было. Квартиру в центре города купила на свои заработанные, получив крупную премию за успешный проект в Швейцарии.
В тот день я приехала в центр с подругой Ульяной — она работала там волонтёром. Не думала, что решусь на усыновление. Но когда увидела Лину — худенькую двенадцатилетнюю девочку с необычными янтарными глазами и каштановыми волосами — что-то изменилось внутри. Она сидела в углу комнаты с книгой, не участвуя в общих играх.
— Она сирота, — тихо сказала мне заведующая. — Родители… их не стало три года назад. Родственников не нашли. Очень способная девочка, но замкнутая.
Лина подняла глаза от книги и посмотрела прямо на меня. В этом взгляде было что-то необычное для ребёнка — глубина и внимательность.
Оформление документов заняло полгода. Я сомневалась, готова ли к такой ответственности, но Лина казалась уверенной в своём выборе. На нашей второй встрече она неожиданно спросила:
— У вас есть возможность помочь мне получить хорошее образование?
Не «какая у вас квартира» или «есть ли домашние животные». Образование. В двенадцать лет.
— Если будешь хорошо учиться, конечно, — ответила я, удивлённая таким вопросом.
— Я буду, — пообещала она серьёзно.
***
И она действительно училась. Блестяще. Языки давались ей с невероятной лёгкостью — английский, немецкий, потом французский. К пятнадцати годам она уже читала сложные научные тексты в оригинале.
Наш быт был чётко организован. Лина никогда не нарушала правил, всегда выполняла домашние обязанности, но при этом между нами сохранялась дистанция. Никаких доверительных разговоров, никаких спонтанных объятий. Только вежливость и краткая благодарность за ужин, за новую одежду, за репетиторов.
— Тебе нужно больше общаться со сверстниками вживую, — говорила я, замечая, как она часами сидит за компьютером.
— Мне достаточно общения в школе, — отвечала она, не отрываясь от экрана.
Я радовалась её успехам и гордилась ими, но порой ловила себя на мысли, что мы скорее соседки, а не мать и дочь.
В редкие моменты мне казалось, что эта дистанция уменьшается. Например, когда я заболела, и Лина, тогда уже четырнадцатилетняя, заваривала травяной чай и молча сидела рядом, пока я засыпала. Или когда мы вместе смотрели старые фильмы, и она неожиданно смеялась над теми же моментами, что и я.
Но на следующий день всё возвращалось к привычному распорядку. Она — за учебниками, я — за работой.
— Знаешь, — сказала как-то Ульяна, когда мы встретились в кафе, — мне кажется, Лина слишком расчётлива для своего возраста.
— Что ты имеешь в виду? — спросила я.
Ульяна задумчиво посмотрела на меня:
— Ты даёшь ей всё, а она… Не знаю. Просто будь внимательна, Маш.
Когда Лине исполнилось шестнадцать, она объявила за ужином:
— Я нашла программу обмена для старшеклассников. Год обучения в Германии. Полностью оплачивается фондом, от тебя нужно только согласие.
Я замерла с вилкой в руке:
— Германия? На целый год?
— Это отличный шанс. Потом будет проще поступить в европейский университет.
— Но ты ещё так юна… И немецкий только начала учить…
— Я уже хорошо знаю язык, — она взглянула на меня с лёгким нетерпением. —
Я помолчала, собираясь с мыслями.
— Ты уверена, что готова? Одна, в чужой стране…
— Я справлюсь, — в её голосе звучала такая уверенность, что спорить казалось бессмысленным.
И она уехала. Звонила раз в неделю, коротко рассказывала об учёбе, почти никогда — о друзьях или развлечениях. Я высылала деньги, хотя она не просила.
«На карманные расходы,» — писала я. «Спасибо,» — отвечала она.
Трёхкомнатная квартира опустела. Я стала больше работать, чаще ездить в командировки. И каждый раз, возвращаясь домой, первым делом проверяла комнату Лины — не появилось ли что-то новое, не вернулась ли она неожиданно.
Но комната оставалась нетронутой — аккуратная кровать, книжные полки, стол с лампой. Ни плакатов, ни фотографий на стенах. Ничего личного, кроме стопки тетрадей и учебников.
***
Год пролетел быстро. Лина вернулась с новой стрижкой и какой-то новой уверенностью в каждом движении.
— Как Германия? — спросила я, помогая разобрать вещи.
— Очень полезный опыт, — она аккуратно раскладывала всё по полкам. — Я уже подала документы в три университета. Два в Германии, один в Нидерландах.
— Но ты же только школу закончишь. Может, сначала здесь поучиться год-два…
— Не вижу смысла, — она впервые за разговор посмотрела на меня. — У меня всё подготовлено. Рекомендации от преподавателей, языковые сертификаты, проектные работы.
— Я просто надеялась, что мы сможем провести больше времени вместе…
— Мне нужно сосредоточиться на подготовке к выпускным экзаменам, — твёрдо сказала она.
***
Лина окончила школу с золотой медалью. На выпускном я смотрела, как она получает аттестат — прямая спина, уверенная улыбка, чёткая речь благодарности учителям. Ни слова обо мне. Впрочем, я не ждала.
Через неделю пришло письмо из одного европейского университета.
— Ты представляешь! — впервые я увидела, как Лина по-настоящему радуется. — Они приняли меня!
— Поздравляю, — я обняла её, и она, что удивительно, не отстранилась. — Я так тобой горжусь.
Вечером я купила торт. Лина даже рассказала несколько забавных историй из своей жизни в Германии. Я смотрела на неё и думала: «Может, всё не так плохо? Может, она просто такая — сдержанная, целеустремлённая?»
Подготовка к отъезду шла полным ходом. Я помогала с документами, покупала необходимые вещи, планировала, как буду навещать её.
— Мне понадобится подтверждение, что ты будешь финансово поддерживать меня, — сказала Лина за две недели до отъезда.
— Конечно, — я подписала все бумаги, не читая. — Я всегда буду тебя поддерживать.
Она кивнула, забрала документы и ушла в свою комнату.
***
В день отъезда молча позавтракали. Я хотела сказать так много — о том, как изменилась моя жизнь с её появлением, о том, как я буду скучать, о том, что моя квартира всегда будет её домом. Но слова застревали в горле.
В аэропорту, перед паспортным контролем, она вдруг обернулась:
— Спасибо. За всё.
И неловко обняла меня. Я крепко прижала её к себе, чувствуя, как дрожат руки.
— Пиши, — попросила я. — И звони.
— Конечно, — ответила она, высвобождаясь из объятий.
Первые недели она действительно писала — коротко, по делу. Фотографии комнаты в общежитии, расписание занятий, список необходимых книг.
Я отправляла деньги, больше, чем она просила. Она благодарила.
Потом сообщения стали реже. «Занята», «Много учёбы», «Всё хорошо». Звонки превратились в редкость — раз в месяц, по пять минут.
На Новый год я отправила посылку с подарками и традиционными сладостями. В ответ получила фотографию: Лина с группой незнакомых ребят в праздничных свитерах. «Спасибо за подарки. Встречаю с друзьями».
Я забронировала билеты на весенние каникулы — хотела сделать сюрприз.
— Лучше предупреди заранее, — сказала Лина, когда я позвонила рассказать о планах. — На каникулах я еду с группой в учебную поездку. По университетской программе.
— А… хорошо. Тогда летом?
— Летом у меня стажировка.
Я отменила бронь.
***
Лина отучилась первый курс. Приехала на две недели — похудевшая, с новым акцентом в речи. Привезла сувениры — магнитик на холодильник, коробку местного печенья.
— Как твои успехи? — спросила я за ужином в её первый вечер дома.
— Отлично, — она улыбнулась. — Лучшие оценки на потоке. Профессор предложил участвовать в исследовательском проекте.
— Это замечательно!
— И ещё я встретила кое-кого, — она впервые смутилась. — Его зовут Ник. Он из Дании.
Я удивлённо подняла брови:
— Расскажешь?
— Он изучает международную экономику. Мы познакомились в библиотеке, — она помешала чай ложечкой. — Он очень умный.
— И красивый? — я не удержалась от улыбки.
— И красивый, — она неожиданно рассмеялась.
В те две недели мне казалось, что стена между нами стала тоньше. Лина рассказывала об учёбе, о новых друзьях, о планах на будущее. Мы даже сходили в театр — я купила билеты заранее, боясь, что она откажется.
В последний вечер перед отъездом Лина сидела на балконе с ноутбуком. Я принесла ей чай.
— Что-то интересное? — спросила я, присаживаясь рядом.
— Оформляю документы на летнюю стажировку, — она не отрывалась от экрана. — И ещё… я решила поменять фамилию.
— Что? — я не была уверена, что правильно расслышала.
— Фамилию. Хочу взять фамилию моих биологических родителей.
Я осторожно поставила чашку на стол.
— Но… зачем?
— Это важно для меня, — она наконец подняла взгляд. — Я хочу помнить о своих корнях.
— А как же… — я не договорила. Как же я? Как же наши отношения?
— Спасибо за чай, — она снова сосредоточилась на ноутбуке.
***
Второй курс. Третий. Лина приезжала всё реже — на неделю, на пару дней. Однажды пропустила весь зимний перерыв — «Много учёбы, не получается приехать». Я отправляла деньги ежемесячно, хотя она уже не просила. По привычке.
В её социальных сетях появлялись новые фотографии: Лина в Париже, Лина в Барселоне, Лина с компанией друзей на отдыхе. На одной из фотографий я увидела высокого светловолосого молодого человека, стоящего рядом с ней. Ник?
Я написала комментарий: «Выглядишь счастливой! Это Ник?» Ответа не последовало.
Через неделю доступ к её аккаунту был ограничен.
***
Последний год обучения. Лина защитила диплом с отличием. Я предложила приехать на церемонию вручения.
— Не стоит, — ответила она в сообщении. — Там будет скучно. И дорого лететь.
Я всё равно прилетела. Сидела в последнем ряду, наблюдая, как она, элегантная в чёрной мантии, получает диплом. После церемонии я хотела подойти, но увидела, как её обнимают незнакомые люди — видимо, родители Ника. Они выглядели как одна семья. Я развернулась и ушла.
Вечером в отеле я написала сообщение: «Поздравляю с окончанием университета! Горжусь тобой. Я была сегодня там.»
Ответ пришёл через два часа: «Спасибо. Почему не подошла?»
«Не хотела мешать. Ты была с родителями Ника?»
«Да. Мы помолвлены.»
Я положила телефон на кровать. Помолвлены. И я узнаю об этом так.
Последний раз Лина приехала через полгода после выпуска — за оставшимися вещами. Сказала, что подала документы на гражданство, что они с Ником переезжают в Копенгаген, что ей предложили работу в международной компании.
— Ты… — я запнулась, не зная, что спросить первым. — Вы планируете свадьбу?
— Да, через полгода. Скромную. Только близкие.
Я кивнула, борясь с комом в горле:
— Пришлёшь приглашение?
Она замялась:
— Конечно. Если выберешься…
— Я приеду, — сказала я твёрдо.
Лина собрала оставшиеся книги, зимнюю одежду, несколько сувениров. Комната опустела полностью.
— Ты можешь использовать её как гостевую, — сказала она, оглядываясь. — Или кабинет.
— Не знаю, — я пожала плечами. — Посмотрим.
Перед уходом она обняла меня — быстро, формально.
— Спасибо за всё. Я напишу, когда буду в городе.
— Конечно, — я улыбнулась через силу.
***
Приглашение на свадьбу не пришло. Ни по почте, ни по электронке. Я узнала о церемонии из соц.сети общей знакомой — случайно промелькнула фотография. Лина в белом платье, Ник в костюме, счастливые улыбки.
Я отправила сообщение: «Поздравляю! Вы прекрасная пара.»
«Спасибо,» — ответила она через два дня.
А теперь это письмо. Короткое. Финальное.
«Спасибо за всё. У меня своя жизнь».
И документы — об отказе от моей фамилии, о получении гражданства, о разрыве всех юридических связей.
Я сидела на кухне, перечитывая письмо снова и снова. За окном шёл дождь, квартира казалась огромной и пустой.
Тринадцать лет. Я отдала ей тринадцать лет жизни, тысячи часов, сотни тысяч рублей. Я волновалась, когда она болела. Радовалась её успехам. Ждала её возвращения. И вот — «Спасибо за всё».
Я сидела на кухне, перечитывая письмо снова и снова. За окном шёл дождь, квартира казалась огромной и пустой.
Телефон завибрировал. Ульяна.
— Привет, как ты? Давно не виделись.
— Нормально, — ответила я, не вдаваясь в детали.
— Слушай, у меня идея. Помнишь, ты говорила, что хотела бы снова поработать с детьми? В нашем центре открывается новая программа…
Я посмотрела на письмо, лежащее на столе.
— Знаешь, — сказала я, — не думаю, что это хорошая идея.
— Почему? — удивилась Ульяна. — Ты же любишь детей.
Я глубоко вздохнула:
— Потому что иногда не имеет значения, сколько заботы ты даёшь. Некоторые люди берут всё, что могут, и уходят. Не оглядываясь.
— Лина? — тихо спросила она.
— Да. Она получила всё, что хотела. Образование, гражданство, новую жизнь. А я… я была просто ступенькой.
— Маш…
— Нет, всё в порядке, — я попыталась улыбнуться, но не получилось. — Всё честно. Я хотела дочь. Она хотела шанс на лучшую жизнь. Мы обе получили, что хотели. На время.
— Может, она просто ещё не повзрослела? Ещё молодая…
— Ей двадцать пять, Уля. Она знала, что делает, с самого начала. А я… я просто не хотела замечать.
Мы помолчали.
— Приезжай ко мне, — предложила Ульяна. — Не сиди одна.
— Может, завтра. Сегодня хочу побыть дома.
Закончив разговор, я встала и пошла в комнату Лины. Пустые полки, голые стены, аккуратно застеленная кровать. Ни следа тринадцати лет.
Я открыла шкаф — пусто. Выдвинула ящики стола — пусто. Может, хоть что-то осталось? Какая-нибудь мелочь, забытая второпях?
На самом дне последнего ящика лежал сложенный вчетверо лист бумаги. Я развернула его — рисунок. Старый, выцветший. Домик, яркое солнце, две фигурки, держащиеся за руки. Подпись внизу детским почерком: «Моя новая мама. Лина, 12 лет».
Первый и единственный её рисунок. Я даже не помнила его. Возможно, она нарисовала его в центре, ещё до нашей встречи. Возможно, это была просто часть её замысла — тронуть сердце потенциальной приёмной мамы.
А может…
Я аккуратно сложила рисунок и положила в карман. Потом вышла из комнаты и тихо закрыла дверь.
Завтра я позвоню дизайнеру и закажу ремонт. Сделаю здесь кабинет или гостевую. Начну новую жизнь.
И, может быть, однажды она вернётся. Не потому, что ей что-то нужно, а просто так. Чтобы рассказать о своей жизни. Показать фотографии детей. Спросить, как у меня дела.
А может и нет. Но рисунок я сохраню. На всякий случай.
