— Мам, а почему папа говорит тебе «принеси», а ты всегда приносишь?
Марина замерла с полотенцем в руках. Максим, ее семилетний сын, стоял в дверях ванной и смотрел на нее теми же серыми глазами, что и у отца. Только в детских глазах было искреннее недоумение, а не привычное равнодушие.
— Потому что… — начала она и осеклась. Потому что что? Потому что так принято? Потому что папа устает на работе? Потому что мама — это та, которая должна?
— Иди завтракать, солнышко. Папа уже ждет.
Максим пожал плечами и убежал. А Марина осталась стоять перед зеркалом, разглядывая незнакомку с потухшими глазами. Когда это случилось? Когда она перестала узнавать себя?
Десять лет назад все было иначе. Тогда подруги чуть ли не силком тащили ее в бар.
— Марин, ну сколько можно сидеть дома! — причитала Светка, копаясь в ее шкафу. — Травма травмой, но жизнь-то продолжается!
— Какая жизнь? — Марина болезненно поморщилась, потирая колено. — Я же больше никогда не смогу танцевать как раньше.
— Зато можешь учить других. И вообще, хватит ныть! Одевайся, идем знакомиться с мужиками.
В баре было шумно, душно и весело. Марина сидела в углу, потягивая мохито и наблюдая, как Светка флиртует с каким-то широкоплечим парнем. И вдруг к их столику подошел мужчина.
— Разрешите познакомиться? Артем.
Он был красив той спокойной, основательной красотой, которая внушает доверие. Костюм дорогой, часы блестящие, улыбка уверенная. На пять лет старше ее, с собственным бизнесом, машиной и квартирой в центре. Словом, принц на белом коне для девчонки из коммуналки.
— Вы такая необычная, — говорил он, заказывая ей коктейль за коктейлем. — Не как все эти… стандартные красотки.
Марина расцветала от комплиментов. После травмы, после краха мечты о большой сцене, она чувствовала себя сломанной игрушкой. А тут вдруг — принц, который видит в ней что-то особенное.
Свадьбу играли через полгода. Пышную, красивую, дорогую. Родители Артема — Владимир Петрович и Алла Георгиевна — встретили невестку настороженно, но вежливо.
— Главное, чтобы нашего мальчика любила, — сказала свекровь, окидывая Марину оценивающим взглядом. — А мы уж научим, как правильно семью вести.
Первые месяцы семейной жизни были как медовый месяц в рекламе. Артем баловал жену подарками, возил в рестораны, говорил комплименты. А потом что-то незаметно изменилось.
— Марин, а зачем тебе эти танцы? — спросил он однажды вечером, когда она собиралась на тренировку. — У тебя теперь дом, семья. Разве этого мало?
— Но это моя работа…
— Да какая там работа! Копейки одни. Лучше помоги родителям в магазине. Они уже не молодые, а дело семейное.
Магазин спортивных товаров принадлежал семье Артема уже двадцать лет. Небольшой, но прибыльный бизнес в хорошем районе. И вот Марина оказалась за прилавком вместо танцевального зала.
— Ничего страшного, — убеждала она себя. — Временно. Пока не найду что-то получше.
Но время шло, а «что-то получше» не находилось. Зато находились новые обязанности.
— Марина, дорогая, — говорила свекровь, — а не могла бы ты по воскресеньям к нам приезжать? Готовить, прибираться… У меня спина болит, а прислугу держать накладно.
— Марина, — вторил свекор, — а не забирала бы ты нашу собаку на выходные? Мы с Аллой в театр собираемся.
— Марина… Марина… Марина…
Постепенно она превратилась в универсального решателя семейных проблем. Магазин, дом, родители мужа, их знакомые, которых нужно было встречать-провожать, их дела, их заботы.
— А когда я своих родителей навещу? — робко спросила она как-то вечером.
— В следующие выходные не получится, — ответил Артем, не отрываясь от телевизора. — У нас корпоратив, потом к родителям обещал заехать. А послезавтра? У них же телефон есть, позвони.
Звонить она звонила. Каждый день. И каждый день слышала от мамы одно и то же:
— Ты же теперь замужняя дама, у тебя свои дела. Нечего тут шататься.
Даже родная мать была на стороне мужа. Даже она считала, что обеспеченная замужняя женщина не имеет права на недовольство.
Через три года родился Максим. Марина думала, что материнство изменит все, даст ей новый смысл, новую опору. И в каком-то смысле так и произошло. Ребенок стал ее миром, ее воздухом, ее единственной радостью.
Но и новой цепью тоже.
— Теперь точно никаких танцев, — заявил Артем. — Ребенок — это серьезно. Нужно полностью посвятить себя семье.
— Но работать-то можно…
— Работать? С грудным ребенком? Да ты что! Алла Георгиевна правильно говорит — до трех лет мать должна быть с ребенком неотлучно.
Алла Георгиевна вообще много чего говорила. И о том, как правильно кормить внука, и о том, какую одежду ему покупать, и о том, что Марина слишком балует мальчика. А еще о том, что хорошая жена не должна пилить мужа по пустякам.
А пустяками, оказывается, считались звонки незнакомых женщин на телефон Артема. И его задержки до ночи без объяснений. И странные смски, которые он прятал от жены.
— Ты что, ревнуешь? — удивлялся муж, когда Марина робко заикалась об этом. — Да у меня куча деловых контактов! Или ты думаешь, я изменяю тебе? Боже, какая глупость!
И Марина верила. Хотела верить. Потому что альтернатива была слишком страшной.
Годы летели. Максим пошел в школу, потом родилась Катя. Еще одна радость, еще одна цепь. Марина металась между детьми, домом, магазином, родителями мужа, их бесконечными просьбами и требованиями.
— Марин, а не могла бы ты…
— Марина, а забеги за…
— Марина, а свези туда…
— Марина, а приготовь…
Она превратилась в невидимку, в удобный механизм для решения чужих проблем. У нее не было времени на себя, на свои желания, на свои мечты. Даже на то, чтобы понять — а есть ли у нее еще желания и мечты.
Единственным человеком, который видел ее настоящую, была Светка. Подруга детства, которая так и не вышла замуж, делала карьеру в рекламе и жила яркой, свободной жизнью.
— Марин, да ты же умираешь! — говорила она, когда они редко встречались в кафе. — Посмотри на себя! Где та девчонка, которая мечтала танцевать на большой сцене?
— Она выросла, — отвечала Марина. — У нее теперь дети, семья, обязанности.
— У нее есть право на счастье! Брось все и поехали со мной в отпуск. Хоть на неделю.
— Ты что! А дети? А муж? А магазин?
— А ты? Ты где в этом списке?
Марина не знала, что ответить. Потому что себя в этом списке действительно не было.
Измены Артема стали очевидными, когда Кате исполнилось два года. Марина случайно увидела переписку в его телефоне — страстную, откровенную, полную обещаний. С какой-то Настей из офиса.
В ту ночь она не спала, рыдала в подушку, а утром как ни в чем не бывало приготовила завтрак и собрала детей в сад и школу.
— Артем, нам нужно поговорить, — сказала она вечером.
— О чем? — он даже не поднял глаз от планшета.
— О Насте.
Тогда он посмотрел. Удивленно, почти с интересом.
— А, ты узнала. Ну и что?
— Как что?! Ты мне изменяешь!
— И? — он пожал плечами. — Марин, ну мы же взрослые люди. Это ничего не значит. Просто… разрядка. У всех мужчин такое бывает.
— У всех?!
— Конечно. Мои родители прекрасно это понимают. Главное — семья крепкая. А все остальное… мелочи.
Марина смотрела на него как на инопланетянина. Этот красивый, уверенный мужчина, отец ее детей, говорил об измене как о походе в спортзал.
— Но я же… я же страдаю…
— А зачем? — искренне удивился он. — Ты что, думаешь, я тебя брошу? Да никогда в жизни! У нас же дети, дом, общее дело. Это навсегда.
Навсегда. Это слово прозвучало как приговор.
С Аллой Георгиевной разговор был еще хуже.
— Деточка, — сказала свекровь, когда Марина попыталась пожаловаться, — а ты что думала? Мужчины все такие. Главное, чтобы домой возвращался, деньги приносил, детей любил. А остальное… ну перебесится и успокоится.
— Но мне больно!
— А кому не больно? Ты думаешь, мне с Владимиром Петровичем легко было? Но я терпела, семью сохранила, и вон какой сын вырастила. А ты что, развестись хочешь? С двумя детьми? Да кто тебя такую возьмет!
Даже мама, когда Марина решилась ей пожаловаться, сказала почти то же самое:
— Машенька, милая, а что ты хотела? Ты же живешь как королева — дом, машина, дача, дети в хороших школах. А он что, пьет? Бьет? Деньги на семью не дает? Нет? Ну так и терпи. Не дураки же другие женщины терпят.
И Марина терпела. Что ей оставалось? Дети привыкли к определенному уровню жизни, у нее не было ни профессии, ни денег, ни даже уверенности в себе. Она так долго была удобной женой, что разучилась быть самостоятельным человеком.
Годы шли. Дети росли. Артем менял любовниц как перчатки, но домой действительно возвращался. Приносил деньги, играл с детьми, выполнял роль образцового семьянина. А Марина превратилась в тень, в удобную деталь семейного механизма.
И вот сегодня семилетний сын задал ей вопрос, который она боялась задать себе.
— Мам, а почему папа говорит тебе «принеси», а ты всегда приносишь?
Марина медленно спустилась на кухню. Артем сидел за столом с кофе и планшетом, Катя возилась с кашей, Максим что-то рисовал в тетради.
— Артем, — тихо сказала она, — мне нужно с тобой поговорить.
— Ага, — не поднимая глаз, ответил муж. — Только после работы, ладно? Сейчас некогда.
— А когда мне время?
Он удивленно посмотрел на нее:
— Что?
— Когда мне время? Когда у меня будет время поговорить с собственным мужем? Когда у меня будет время поехать к родителям? Когда у меня будет время подумать о том, чего я хочу?
— Марин, ты чего? — Артем отложил планшет. — У тебя что, нервы сдали?
— Может, и сдали, — она села напротив него. — Артем, я несчастна.
— Как это несчастна? — он говорил так, будто она сообщила ему, что у нее выросли рога. — У тебя же все есть!
— У меня ничего нет. У меня нет жизни. Я просто… существую. Выполняю функции.
— Какие еще функции? Ты — жена, мать, у тебя семья, дом…
— А я где? Где я во всем этом?
Артем смотрел на нее с искренним недоумением. Он правда не понимал, о чем она говорит.
— Мам, — тихо сказал Максим, — а ты плачешь?
Марина не заметила, как слезы потекли по щекам.
— Нет, солнышко, просто… мама устала.
— А отдохнуть можешь?
Детский вопрос прозвучал как гром среди ясного неба. Отдохнуть? Когда? Как? От чего? От своей жизни?
— Марин, — Артем встал, подошел к ней, — ну что ты завелась? Устала — так отдохни. Съезди к подружке этой… как ее… Светке. Погуляй, развейся.
— На час? На два? А потом опять — «Марина, принеси», «Марина, сделай», «Марина, реши»?
— А что не так-то? — он начинал раздражаться. — Семья — это же командная работа!
— Команда? — Марина рассмеялась, но смех получился горьким. — В команде все равны. А у нас что? Ты решаешь, я выполняю. Ты хочешь, я обеспечиваю. Ты живешь, я обслуживаю.
— Да ты сегодня какая-то странная! — Артем схватил куртку. — Поговорим вечером, когда успокоишься.
Он ушел, хлопнув дверью. Марина осталась на кухне с детьми, которые смотрели на нее широко открытыми глазами.
— Мама, — сказала четырехлетняя Катя, — а папа тебя не любит?
— Катюш, что ты такое говоришь…
— А он же на тебя кричит. И никогда не обнимает. И ты всегда грустная.
Из уст младенца. Марина поняла, что дети все видят, все чувствуют. Они растут в доме, где мама несчастна, а папа равнодушен. Они усваивают модель отношений, где женщина — это удобная прислуга, а мужчина — господин.
Вечером позвонила Светка.
— Марин, как дела?
— Света… — голос дрогнул. — Я кажется… я кажется, больше не могу.
— Наконец-то! — в голосе подруги прозвучало облегчение. — Приезжай ко мне. Прямо сейчас.
— Не могу. Дети…
— А кто их отец? Пусть с ними посидит. Марин, ты слышишь меня? Если ты сейчас не приедешь, я сама к тебе примчусь. И устроим разговор при детях и муже.
Марина оставила записку Артему, собрала детей и отвезла к свекрови. Алла Георгиевна была недовольна внезапным визитом, но внуков приняла.
У Светки было тепло, уютно и пахло кофе. Подруга усадила Марину в кресло, налила вина и села рядом.
— Рассказывай.
И Марина рассказала. Все. Про потерянные мечты и забытые желания. Про измены мужа и равнодушие родных. Про то, как она день за днем теряла себя, превращаясь в удобную вещь. Про то, как страшно думать о будущем и еще страшнее — оставлять все как есть.
— А теперь скажи мне, — тихо сказала Светка, когда Марина замолчала, — чего ты хочешь? Не от жизни вообще. Прямо сейчас. Чего хочет Марина?
Вопрос прозвучал неожиданно. Марина попыталась ответить и поняла, что не может. Она так долго не задавала себе этот вопрос, что разучилась хотеть.
— Я… я не знаю.
— Тогда начнем с простого. Ты хочешь, чтобы муж тебе изменял?
— Нет.
— Ты хочешь жить в доме, где тебя не уважают?
— Нет.
— Ты хочешь, чтобы твои дети думали, что нормально — когда маму не слушают и не ценят?
— Нет!
— Ты хочешь умереть в семьдесят лет с мыслью о том, что прожила чужую жизнь?
— НЕТ!
— Тогда что ты будешь делать?
Марина молчала. Потому что знала, что нужно делать. Но еще не знала, хватит ли у нее сил.
— Света, а если я не справлюсь? Если у меня ничего не получится? Мне ведь уже тридцать три. Я десять лет не работала по специальности. У меня двое детей. Кому я нужна?
— Во-первых, ты нужна себе. Во-вторых, ты нужна своим детям — настоящая, живая, счастливая мама, а не грустная тень. В-третьих, тебе тридцать три, а не восемьдесят три. Впереди еще полжизни.
— А если…
— Марин, — Света взяла ее за руки, — а если ты останешься? Что будет через десять лет? Ты станешь счастливее? Артем перестанет изменять? Его родители начнут тебя уважать? Или все станет только хуже?
Ответ был очевиден.
Домой Марина вернулась поздно. Артем сидел перед телевизором и делал вид, что смотрит новости.
— Ну что, нагулялась? — сказал он, не поворачивая головы.
— Мы не закончили утренний разговор.
— Да какой там разговор! Ты устала, понервничала… Со всеми бывает.
— Артем, посмотри на меня.
Он нехотя повернулся.
— Я несчастна в этом браке. И я больше не хочу так жить.
— И что ты предлагаешь? — в его голосе прозвучала усталость.
— Давай попробуем что-то изменить. Сходим к семейному психологу. Или просто поговорим. По-настоящему. Не так, как сейчас.
— О чем говорить? У нас все нормально.
— У тебя все нормально. У меня — нет.
— Марин, — он встал, подошел к ней, — ну что ты придумываешь проблемы на пустом месте? Живем же как-то. Дети здоровы, деньги есть, крыша над головой…
— А любовь?
— Какая любовь? Мы десять лет женаты, у нас двое детей. Любовь — это для молодых.
— А уважение?
— Я тебя уважаю.
— Ты меня используешь.
— Как это использую? — он искренне удивился. — Ты же моя жена!
И тут Марина поняла: он правда не видит разницы. Для него жена — это удобный человек, который решает бытовые проблемы и воспитывает детей. А то, что у этого человека есть чувства, потребности, мечты — просто не укладывается в его картину мира.
— Артем, — сказала она очень тихо, — а ты помнишь, какой я была, когда мы познакомились?
— Ну… красивой. Молодой.
— А еще?
Он задумался.
— Не помню.
— Я мечтала танцевать. У меня горели глаза, когда я говорила о сцене. Я хотела учить детей, открыть свою студию, может быть, даже поставить спектакль. Помнишь?
— Смутно.
— А теперь посмотри на меня. Что ты видишь?
Артем посмотрел. Внимательно, как будто видел ее впервые за долгие годы.
— Вижу… маму моих детей. Хозяйку дома.
— А меня ты видишь?
Он растерянно молчал.
— Артем, я исчезла. Та девушка, в которую ты влюбился, исчезла. И знаешь что? Мне ее не хватает. Мне хочется ее вернуть.
— И как ты это себе представляешь?
— Не знаю пока. Но хочу попробовать.
Он долго смотрел на нее, потом тяжело вздохнул:
— Марин, мне кажется, у тебя кризис среднего возраста или что-то в этом роде. Ну поездила бы к психологу, попила бы антидепрессанты…
— Антидепрессанты не вернут мне меня.
— А что вернет?
Она задумалась. Что, действительно, что?
— Наверное, право выбора. Право сказать «нет». Право на собственное мнение. Право на уважение.
— Все это у тебя есть.
— Нет, Артем. Этого у меня нет. И ты это знаешь.
Он отвернулся к окну.
— А дети? Ты о детях подумала?
— Именно о них я и думаю. Хочешь, чтобы Катя выросла и считала нормальным терпеть неуважение? Хочешь, чтобы Максим думал, что женщина — это прислуга?
— Да что ты такое говоришь!
— То, что вижу каждый день.
Долгая пауза. Артем ходил по комнате, думал, останавливался, снова ходил.
— И что ты хочешь?
— Начать сначала. Вернуть себе право быть собой.
— А если я не готов к переменам?
Вопрос повис в воздухе. Марина поняла, что это момент истины. Сейчас решается все.
— Тогда… тогда я буду меняться одна.
— Это звучит как угроза развода.
— Это звучит как желание жить.
Они смотрели друг на друга — два человека, которые когда-то были влюблены, а теперь стали чужими. И Марина вдруг поняла: а может, они и не были близкими? Может, он полюбил в ней не ее саму, а идею удобной жены? А она полюбила не его, а идею спасения?
— Мне нужно время подумать, — сказал Артем.
— Мне тоже.
Он ушел в спальню, она осталась в гостиной. Села в кресло и в первый раз за много лет попыталась услышать себя. Понять, чего хочет та девушка, которая когда-то мечтала о сцене и верила в любовь.
И знаешь что? Она была еще там, внутри. Испуганная, растерянная, но живая. И она тихо шептала:
— Я хочу танцевать. Я хочу учить детей красоте. Я хочу, чтобы меня любили и уважали. Я хочу быть счастливой.
Марина заплакала. Но это были другие слезы — не отчаяния, а облегчения. Она наконец услышала себя.
Утром за завтраком Максим спросил:
— Мам, а ты вчера плакала?
— Плакала, сынок.
— А сейчас?
Марина посмотрела на своих детей — на серьезного Максима и любопытную Катю. Они заслуживали счастливую маму. Они заслуживали видеть, что в жизни можно выбирать, можно мечтать, можно быть собой.
— А сейчас, — сказала она, — мама думает о том, как стать счастливой.
— А получится?
— Не знаю, малыш. Но я очень хочу попробовать.
Артем молча допил кофе и ушел на работу. А Марина осталась с детьми, с утренним солнцем в окне и с робкой, но живой надеждой в сердце.
Она еще не знала, что будет дальше. Найдет ли она в себе силы что-то изменить? Сможет ли вернуть себе право на собственную жизнь? Получится ли спасти брак или придется его заканчивать?
Но одно она знала точно: вчера навсегда закончилась жизнь удобной тени. А сегодня начиналась — пока страшная, пока неопределенная, но своя — жизнь Марины.
Первым делом она позвонила в танцевальную студию, где когда-то преподавала.
— Алло, это Марина Соколова. Да, та самая… Слушайте, а вам не нужен преподаватель? Хотя бы на полставки?
— Марина! — обрадовался директор студии. — Конечно, нужен! Мы о тебе столько лет вспоминаем. Когда можешь начать?
— А… завтра?
— Отлично! Приходи, обсудим расписание.
Повесив трубку, Марина почувствовала, как что-то теплое разливается в груди. Она улыбнулась — впервые за очень долгое время.
Детей она забрала из садика пораньше.
— А мы сегодня к бабушке не едем? — удивился Максим.
— Нет, сынок. Сегодня мы идем в парк. А потом будем дома печь печенье.
— Ура! — закричала Катя. — А папа придет?
— Папа на работе. А мы проведем время вместе. Только мы.
В парке дети бегали по листьям, а Марина сидела на скамейке и думала. Думала о том, что хочет открыть детскую танцевальную студию. О том, что хочет поехать к родителям просто так, без разрешения. О том, что хочет купить себе красивое платье не потому, что «надо выглядеть достойно», а потому, что ей нравится.
Мелочи. Но из мелочей складывается жизнь.
Дома она включила музыку и начала готовить ужин. Не потому, что это ее обязанность, а потому, что ей хотелось. И напевала — впервые за годы.
— Мама, а ты танцуешь? — спросила Катя, заметив, как мама покачивается в такт музыке.
— Да, малышка. Мама танцует.
— А меня научишь?
— Обязательно научу.
Вечером пришел Артем. Усталый, хмурый. Сел за стол, молча поел.
— Как дела? — спросила Марина.
— Нормально. А у тебя?
— Я устроилась на работу.
Он поднял глаз от тарелки:
— Куда?
— В танцевальную студию. Буду преподавать.
— А дети?
— Дети пойдут в продленку. Или к твоим родителям, если они согласятся иногда посидеть с внуками.
— А магазин?
— В магазине найдут другого продавца.
Артем долго молчал.
— И сколько ты там будешь получать?
— Немного. Но это моя работа. То, что я умею и люблю.
— Деньги нужнее любви.
— А мне нужны и деньги, и любовь к тому, что я делаю.
Он покачал головой:
— Ну и зачем тебе это? Дома дел полно, дети требуют внимания…
— Дети как раз очень рады, что у мамы будет работа. Правда, ребята?
— Да! — закричал Максим. — А ты нас танцевать научишь?
— Конечно научу.
— А меня? — подала голос Катя.
— И тебя, солнышко.
Артем смотрел на них — на жену с горящими глазами и детей, которые прыгали от восторга. И кажется, впервые за долгое время понял, что что-то изменилось. Серьезно и, возможно, навсегда.
— Марина, а поговорить можно?
— Конечно.
Они вышли на балкон.
— Я думал всю ночь, — сказал он. — О том, что ты вчера говорила.
— И?
— И… наверное, ты права. Мы действительно стали чужими.
Сердце Марины екнуло. Она ждала этих слов и одновременно боялась их.
— Артем…
— Дай мне договорить. Я не понимаю, что с нами случилось. Когда мы познакомились, ты была другая. Яркая, живая. А потом… не знаю. Привычка, быт, дети…
— Мы оба изменились.
— Да. Но ты хочешь измениться обратно. А я… я не знаю, как.
— А хочешь попробовать?
Он долго молчал, глядя на огни города.
— Честно? Мне страшно. Мне удобно жить как живу. У меня есть работа, семья, все предсказуемо. А ты предлагаешь что-то менять…
— Я не предлагаю. Я просто говорю, что буду меняться сама.
— А если мы станем еще более чужими?
— А если станем ближе?
— А если нет?
Марина посмотрела на мужа — на этого красивого, успешного, но испуганного мужчину, который боится перемен больше, чем застоя.
— Тогда хотя бы я буду знать, что попробовала. Что жила по-настоящему.
— А дети?
— Дети увидят, что в жизни можно выбирать. Что можно быть счастливым.
Они стояли рядом, но впервые за годы Марина не чувствовала себя одинокой. Потому что она была не одна — она была с собой.
— Хорошо, — сказал наконец Артем. — Попробуем. Но постепенно, ладно? Мне нужно время привыкнуть.
— Сколько угодно времени.
— И я не обещаю, что все получится.
— Я тоже не обещаю. Но я обещаю, что буду стараться.
Он кивнул и пошел в дом. А Марина осталась на балконе, глядя на звезды и думая о завтрашнем дне. О первом уроке в студии, о детях, которые увидят счастливую маму, о будущем, которое наконец стало неопределенным — а значит, полным возможностей.
Она не знала, получится ли спасти брак. Не знала, хватит ли сил на новую жизнь. Не знала, не будет ли ей слишком тяжело совмещать материнство, работу и борьбу за свое счастье.
Но впервые за десять лет она знала точно: она хочет попробовать. Хочет рискнуть. Хочет жить.
А это уже было началом.
