— Шарик! Шарик! Иди сюда, хулиган! — крикнула Вера Ивановна в распахнутую дверь на веранду. Ветер трепал занавески, пахло сырой землей и мокрой травой. — Шарик, ну что ты там носишься! Опять в лужах кувыркался, небось? Иди, вытру тебя!
Вера прислушалась, и тишина. Только где-то вдалеке лаяли соседские псы.
— Шарик! Ну куда же ты подевался?
Женщина покачала головой, сама вышла на крыльцо, едва не поскользнулась на мокрых ступеньках. Дождь только что прошел, быстрый, августовский, всё вокруг блестело и пахло свежестью.
А Шарик, рыжий, как осенний лист, пес с белой грудкой и умными карими глазами, носился по участку, гонялся за какой-то бабочкой. Лапы у него были грязные, шерсть растрепанная, из пасти свисал розовый язык.
Это, наверное, такая традиция у всех собак, что живут в деревне, у старожилов этаких, передающихся по наследству из поколения в поколение, носиться после дождя и купаться в грязи.
Вера улыбнулась, присела на крылечко, поправила платок.
— Ну беги, беги, пока молодой, — проговорила она тихо и задумалась о своем.
Шарика они с Петром взяли щенком, лет пять назад. Тогда еще Петр Сергеевич был здоров, бодр, по утрам выходил с собакой на длинные прогулки: в лес, к речке, возвращались оба довольные, с аппетитом ели завтрак. А потом Петр стал уставать, жаловаться на сердце, на одышку. Врачи качали головами, прописывали лекарства, но ничего не помогало.
И вот уже год, как Вера Ивановна живет одна. С Шариком.
Пес, конечно, скучал первое время. Искал хозяина по дому, обнюхивал его тапки в прихожей, скулил по ночам. А потом привык. Или не привык, а просто понял, что не вернется Петр Сергеевич, и переключился на Веру. Стал ходить за ней по пятам, встречать у калитки, когда та возвращалась из магазина, класть морду на колени, когда женщина сидела в кресле и вязала.
— Верка! Вера Ивановна! — донеслось с соседнего участка. — Ты дома?
Через низкий деревянный забор перемахнула худощавая фигура Нины Степановны, соседки. В руках у той была корзинка с огурцами.
— Дома, Нинок, дома, — кивнула Вера. — Вот, за Шариком приглядываю, а то разбойничает. Заходи, чай поставлю!
— Да я на минутку. Огурцы вот принесла, у меня их в этом году море, не знаю, куда девать. Закрутила уже банок двадцать, а всё растут! — Нина поставила корзинку на крыльцо, присела рядом с Верой. — А где же твой охранник?
— Да вон, с бабочками воюет, — махнула рукой Вера Ивановна. — Дурачок!
Они помолчали, глядя, как Шарик прыгает и кувыркается на траве.
— Слушай, а ведь правда, что Колька, сын твой, приедет? — спросила Нина. — Говорят, насовсем переезжает?
Вера нахмурилась, поджала губы.
— Приедет. Обещал к концу недели. Насовсем не насовсем, не знаю. Говорит, что в городе устал, хочет на свежий воздух, огород завести. А я вот думаю, что это он от жены сбежал. Опять поругались, поди, — вздохнула женщина. — И еще говорит, что Шарика отдать надо. Мол, я старая, не справлюсь, а он, Коля, собак не любит.
— Как это отдать?! — возмутилась Нина. — Да ты что! Это же не вещь какая-нибудь! Это Петрова собака! Да Петр с того света встанет, если ты Шарика отдашь!
— Знаю я, знаю, — махнула рукой Вера Ивановна. — Да только что делать? Сын есть сын. Не пойду же я против него.
Нина покачала головой, постояла еще немного и ушла, пообещав вечером зайти еще раз, обсудить всё как следует.
А Вера осталась сидеть на крыльце. Шарик, устав от беготни, подошел к ней, положил морду на колени. Глаза у него были такие грустные, такие умные, что Вера не выдержала, обняла пса за шею, уткнулась лицом в теплую шерсть.
— Ну что же делать, Шарик? Что делать? — прошептала она.
Коля приехал в пятницу вечером, на старенькой машине, которая чихала и дымила. Из багажника он вытащил два огромных чемодана, внес в дом, не поздоровавшись толком.
— Мам, чайник поставь, что ли, с дороги устал! — крикнул он из комнаты.
Вера Ивановна молча пошла на кухню. Шарик увязался за ней, косился в сторону комнаты, где гремел вещами Коля, и тихонько рычал.
— Тихо ты, — погрозила ему пальцем Вера. — Это хозяин теперь тут. Смирись.
Но Шарик не смирялся. Когда Коля вышел на кухню, пес зарычал громче, оскалил зубы.
— Ну ты чего, псина?! — прикрикнул на него Коля. — Мам, убери его куда-нибудь! На улицу выгони!
— Коленька, да он не кусается, просто не привык… — начала было Вера, но сын перебил:
— Мам, я же сказал, что не хочу собак в доме! Завтра найдем кому отдать. Или в приют отвезем. Всё, разговор окончен!
Он сел за стол, стал пить чай, громко чавкая и обжигаясь. Вера стояла у окна, смотрела на Шарика, который лежал под столом и упрямо не отводил глаз от Коли.
Ночью Вера не спала. Лежала, смотрела в потолок, слушала, как сопит в соседней комнате сын. А потом услышала тихое скуление. Встала, вышла на веранду. Шарик сидел у двери, смотрел на нее.
— Ну что, милый? Не спится? — присела рядом Вера, погладила пса по голове. — Мне тоже не спится. Знаешь, Шарик, я думала тут… А может, нам с тобой уйти? Да-да, уйти! К Нинке, например. У нее места много, сад большой. Ты бы там жил, а я бы приходила. Или вот, к Петькиному брату, в город. Он тебя любил, помнишь? Нет, правда, давай уйдем! Чего нам тут?
Шарик слушал, изредка вздыхая. А потом лизнул Веру в щеку, и та засмеялась сквозь слезы.
— Ладно, ладно. Не реви, Верка. Старая дура! Петя, наверное, там, наверху, качает головой: вот, мол, размякла баба! А ведь была же строгая когда-то, характер имела! — Вера вытерла слезы подолом халата, встала. — Ну всё, спать пойдем. Утро вечера мудренее.
Но утро не принесло мудрости. Коля встал поздно, хмурый, требовал завтрак, ворчал на то, что в доме холодно, что вода в колонке еле течет, что огород запущен.
— Мам, ты вообще тут чем занимаешься? — спросил он, оглядывая участок. — Сорняки одни! Картошку надо копать, грядки перекапывать! Ты ж на пенсии, времени полно!
— Коль, у меня спина болит, сам знаешь, — попыталась оправдаться Вера. — Да и не до огорода мне было…
— Ага, не до огорода! А до чего? До собаки этой? Слушай, давай я сегодня съезжу, объявление дам. Или просто на трассе оставлю, кто-нибудь заберет!
— Коля! — вскрикнула Вера. — Ты что несешь?! На трассе?! Да ты в своем уме?!
— А что такого? Собака как собака. Найдет себе хозяев. Я вот в детстве кота так пристроил, помнишь? И ничего, нормально всё!
Вера побледнела, схватилась за сердце.
— Коля, не смей! Не смей ты… Это Петина собака! Твоего отца! Ты понимаешь?!
— Отца давно нет, мам. Пора бы уже и смириться, — холодно бросил Коля и пошел к машине. — Я на рынок поеду, куплю чего надо. А ты подумай пока. Или собака, или я. Выбирай!
Он завел машину и уехал, оставив за собой клубы выхлопного дыма. Вера стояла посреди двора, не в силах пошевелиться. А Шарик подошел, ткнулся носом в ее руку.
— Господи, Шарик, что же делать то? — прошептала она и заплакала.
Вечером пришла Нина, принесла пирог с капустой.
— Ну что, приехал твой Колька? — спросила она, усаживаясь на кухне. — Я видела машину.
— Приехал, — кивнула Вера и рассказала всё.
Нина слушала, всё больше хмурясь.
— Да он совсем охамел, Колька то твой! — возмутилась она. — Как это, или собака, или я?! Да ты ему покажи, кто тут хозяйка! Это твой дом, Верка! Твой! И Шарик твой пес! А Кольке не нравится, пусть валит обратно в свой город, к своей Ленке!
— Нин, ну он же сын… — начала было Вера, но Нина перебила:
— Сын, сын! А ты ему кто? Прислуга, что ли? Всю жизнь на него пахала, в институт выучила, квартиру помогла купить! А он что? Раз в год приедет, носом воротит, мол, тут плохо, там не так! Нет уж, хватит! Пора и честь знать!
Она встала, решительно направилась к двери.
— Ты куда? — встрепенулась Вера.
— К Кольке твоему. Поговорю я с ним! — бросила через плечо Нина и вышла.
Вера кинулась следом, но Нина уже распахнула дверь в комнату, где Коля лежал на диване и смотрел в телефон.
— Ты чего, тетя Нина? — удивленно поднял голову Коля.
— А вот чего, Николай! — грозно начала Нина. — Ты тут совсем охамел, что ли?! Мать свою довел до слез, собаку хочешь выкинуть! Да кто ты такой вообще, чтобы тут указывать?!
— Тетя Нина, это наше семейное дело, — попытался осадить ее Коля, но Нина не унималась.
— Семейное! Да твоя семья — это мать и собака! А ты кто? Ты раз в год приезжаешь, нос воротишь, а потом опять сматываешься! Петр бы твой отец, царствие ему небесное, тебе бы сейчас такое вставил, что ты бы до утра не пришел в себя!
Коля побагровел, вскочил с дивана.
— Да как вы смеете! Это мой дом! Мой! Я тут хозяин!
— Нет, милый, не твой! Это дом твоих родителей! И пока твоя мать жива, она тут хозяйка! А ты гость! И гость невежливый! — Нина развернулась и вышла, громко хлопнув дверью.
Вера стояла в коридоре, прижав руки к груди. Коля вышел следом за Ниной, посмотрел на мать.
— Мам, это что вообще было? — спросил он тише.
— Правда, Коля. Это была правда, — тихо ответила Вера. — Знаешь, сынок, Нина права. Я всю жизнь прожила для тебя, для отца. А теперь, когда отца нет, у меня остался только Шарик. И я не отдам его. Не отдам! Понимаешь? А если тебе это не нравится, можешь уезжать. Я не держу.
Она сказала это спокойно, даже удивительно спокойно для себя. И посмотрела сыну прямо в глаза.
Коля стоял, открыв рот. Потом сглотнул, отвел взгляд.
— Ну ладно, — пробормотал он. — Как хочешь. Пусть остается, твой Шарик. Только я с ним не вожусь, понятно?
— Понятно, — кивнула Вера. — И не надо.
Прошла неделя. Коля обживался в доме, копал огород, чинил забор. С Шариком так и не подружился, но и не гонял его больше.
В то утро Коля пошел в лес за дровами. Взял бензопилу, веревку, сказал, что вернется к обеду. Вера проводила его взглядом, потом занялась стиркой. А Шарик лежал на крыльце, грелся на солнышке.
Прошел час, другой. Вера уже накрывала на стол, ждала, когда придет Коля. Но сына не было до сих пор. Вера вышла во двор, стала звать сына, но в ответ тишина. И Шарик куда-то пропал.
— Шарик! — крикнула она, но он пришел, как он обычно это делал.
И вдруг Вера услышал лай. С каждой минутой, секундой, лай становился всё громче, злее. Вера кинулась в сторону леса. Сердце колотилось, в груди жгло от страха.
А потом она увидела. На опушке, у старой сосны, стоял Коля, прижавшись спиной к стволу. А перед ним идет борьба между Шариком и лисой.
— Шарик! — громко кричал Коля. — Шарик, оставь ее!
Но пес не слышал. Он боролся с лисой, защищал хозяина. Наконец, через какое-то время лиса смогла убежать от Шарика. Но собака не стала догонять ее.
Шарик лег на землю и тяжело задышал. На морде у него была небольшая рана. Коля упал на траву, прижал руки к лицу.
— Господи… Господи… — повторял он. — Шарик… Шарик, ты…
Вера подбежала, обняла сына, потом присела рядом с Шариком.
— Милый мой, — прошептала она. — Милый…
Пес лизнул ее руку, вильнул хвостом. Еще полежав минуты две, Шарик встал и тихонько пошел в сторону дома. Коля быстро позвонил в ветеринарную службу, не дай Бог, лиса была бешенной. Маме сказал, чтобы пока не контактировала с Шариком.
Приехала ветеринарная служба буквально через полчаса. Осмотрели собаку, спросили Веру, ставили ли вакцину от бешенства. Благо, 3 месяца назад Вера свозила Шарика к ветеринару, где ему поставили все нужные вакцины.
Тут же взяли анализы у Шарика, осмотрели Колю. Следы укусов или царапин на Коле не было, но ветеринары настояли на немедленной вакцинации.
— И вас тоже, — сказал главный ветеринар, кивнув на Веру. — Контактировали с собакой после схватки?
— Да, — кивнула Вера.
— Вам обоим необходим курс уколов. А собаку на карантин. Десять дней наблюдения. Если симптомов не будет, считайте, повезло.
Двор обработали специальным раствором. Шарика поместили в отдельный вольер во дворе, который срочно соорудил Коля. Весь участок объявили карантинной зоной. Нельзя было выходить без разрешения, принимать гостей, выпускать животных.
Вера и Коля получили первые уколы в тот же день. Болючие, противные. Коля морщился, но терпел. А потом подошел к вольеру, где сидел Шарик.
— Прости, старик, — сказал он тихо. — Прости меня за всё. Ты меня спас. Понимаешь? Ты не думал о себе. Бросился, защитил.
Шарик подошел к сетке, ткнулся в нее носом.
— Не отдам я тебя никому, — прошептал Коля. — Никому. Ты теперь мой друг. Навсегда.
Десять дней карантина тянулись мучительно долго. Каждое утро приезжал ветеринар, осматривал Шарика, мерил температуру, проверял реакции. Пес вел себя спокойно, ел, пил, виляла хвостом при виде Веры и Коли.
— Всё хорошо, — говорил ветеринар каждый раз. — Пока всё хорошо.
А на одиннадцатый день он приехал с бумагами.
— Поздравляю, — сказал он, протягивая справку Вере. — Ваш Шарик здоров. Карантин снят. Можете выпускать. К счастью, лиса оказалась не бешенной.
Коля открыл вольер, и Шарик выскочил пулей. Он носился по двору, лаял, прыгал на Колю, лизал его лицо. Коля смеялся, обнимал пса, гладил по голове.
— Ну всё, старик, всё! Теперь мы с тобой не расстанемся!
Вера стояла на крыльце, утирая слезы. Счастливые слезы.
Прошел месяц. Коля остался жить с матерью. Развелся с женой, забрал свои вещи из города, обустроил в доме кабинет. Нашел удаленную работу, сидел за компьютером, а Шарик лежал у его ног.
По утрам они ходили на прогулки в лес, к речке. Возвращались довольные, с аппетитом ели еду, который готовила Вера. Потом Коля работал, а Вера занималась домом. Вечерами сидели все вместе на веранде, пили чай, разговаривали.
— Знаешь, мам, — сказал как-то Коля, — я раньше думал, что жизнь – это карьера, деньги, статус. А оказалось, что жизнь – это вот. Дом, семья, верность. И то, что рядом есть тот, кто готов за тебя жизнь отдать, не раздумывая.
Вера кивнула, погладила Шарика по голове.
— Петя твой так говорил всегда. Вот только я не думала, что ты это поймешь. А поняли вы оба с Шариком друг друга. И это главное.
Шарик лежал между ними, довольный, сытый. Иногда вздыхал, закрывал глаза. А иногда открывал их и смотрел на своих людей с такой любовью, с такой преданностью, что сердце сжималось от счастья.
Сентябрь подходил к концу. Желтели листья, холодало по вечерам. Но в доме было тепло. Было хорошо. Была семья.
Как-то вечером Вера сидела на крыльце, вязала. Коля с Шариком вернулись из леса, оба румяные, веселые.
— Мам, смотри, сколько грибов набрали! — показывал Коля корзину. — Шарик их находил, прямо как ищейка!
— Молодцы, — улыбнулась Вера. — Сейчас почистим, сварим.
Она встала, взяла корзину. Коля обнял ее за плечи, поцеловал в макушку.
— Спасибо тебе, мам. За всё. За то, что не отдала Шарика. За то, что научила меня понимать, что важно в жизни.
— Это не я научила, — покачала головой Вера. — Это Шарик научил. Он показал тебе, что такое настоящая верность. А верность она от сердца к сердцу идет, через годы, через беды, через всё.
Шарик сидел рядом, виляя хвостом. И казалось, что он понимает каждое слово. Он знает, что его любят. Что он нужен. Что он дома.
А Вера смотрела на них, на сына и собак, и думала о Петре. О том, что он где-то там, наверху, улыбается. Радуется. Потому что всё получилось так, как он хотел. Семья вместе. Любовь жива. Верность не предана.
И это было самое главное.
