— Ну что, как твоя мама? — спросил Паша, даже не оторвавшись от телефона.
Я стояла в дверях нашей квартиры, промокшая до нитки после ливня, с тяжёлыми пакетами из супермаркета в руках, и смотрела на него. На диване в позе римского патриция возлежал мой благоверный — в трусах, с пивом и тарелкой чипсов на животе.
— Нормально, — выдохнула я, скидывая туфли. — Операция прошла успешно.
— Ага, хорошо, — кивнул он, листая ленту в инстаграме.
Хорошо. Моя мама только что перенесла операцию по удалению желчного пузыря, я три дня не спала, мотаясь между больницей и работой, а ему — хорошо. Ну да, конечно. Главное, что его это не касается.
Я потащила пакеты на кухню, чувствуя, как внутри поднимается знакомая волна раздражения. Та самая, которую я научилась глушить за пять лет наших отношений. Сначала вином, потом йогой, теперь вот просто стискиваю зубы и считаю до десяти.
— Паш, ты хоть посуду помыл? — крикнула я, уже зная ответ.
— Забыл, — донеслось из гостиной. — Сейчас вымою.
«Сейчас» в переводе с пашиного означало «никогда». Я открыла холодильник — пусто, как в бункере после ядерной войны. Зато пивные банки выстроились стройными рядами, как солдаты на параде.
— Блин, Кать, а жрать что? — материализовался на кухне Паша, почесывая волосатое пузо.
Я медленно повернулась к нему. В руках у меня были пакеты с продуктами, которые я только что притащила под дождём. На плите стояла грязная сковородка с присохшими остатками вчерашней яичницы — его кулинарного шедевра.
— В пакетах еда, — сказала я максимально спокойно. — Можешь приготовить себе что-нибудь.
— Да ладно, ты же всё равно готовить будешь, — он обнял меня сзади, и от него пахнуло несвежим пивом. — Сделай чего-нибудь вкусненького, а? У тебя так классно получается.
Раньше меня умиляли эти объятия. Казалось — вот оно, счастье. Мужчина рядом, квартира есть (пусть и съёмная), работа стабильная. Чего ещё желать? А теперь от его прикосновений хотелось выть волком.
Я молча начала разбирать продукты. Паша постоял ещё немного, понял, что манипуляция не сработала, и ушёл обратно на диван. Через пять минут из гостиной донеслось:
— Кать, а пивка принеси, а?
Я остановилась с кочаном капусты в руках. Медленно выдохнула. Досчитала до десяти. До двадцати. До тридцати. Не помогло.
— Паша, — позвала я.
— Чего?
— Иди сюда.
Он нехотя приплёлся, волоча ноги как ребёнок, которого заставляют делать уроки.
— Садись, — я указала на табуретку.
— Ты чего? — он насторожился. — Опять про свадьбу начнёшь?
А, ну да. Свадьба. Больная тема. Пять лет отношений, три года совместной жизни, и всё никак не дойдём до загса. «Давай после ремонта», «Давай когда машину купим», «Давай когда повышение получу». Список отговорок можно было издавать отдельной книгой.
— Нет, не про свадьбу, — я села напротив. — Паш, а ты помнишь, когда последний раз спрашивал, как у меня дела?
— Ну… вчера вроде спрашивал.
— Ты спросил, купила ли я туалетную бумагу.
— Ну это же тоже важно!
Я посмотрела на него — на эти честные голубые глаза, на простодушное лицо, на которое я пять лет назад запала как дурочка. Красивый мужик, что говорить. Высокий, плечистый, с обаятельной улыбкой. Вот только за этой оболочкой оказалась пустота размером с футбольное поле.
— Паш, моя мама в больнице. У моей подруги родился ребёнок. Меня повысили на работе. На меня вчера на переходе наехал велосипедист. Ты что-нибудь из этого знаешь?
Он заморгал, как сова на солнце.
— Тебя повысили? Круто! Зарплату подняли?
Вот и всё. Из всего списка его заинтересовали только деньги. Я встала и пошла к плите. Надо же ужин готовить. Его высочество проголодалось.
— Слушай, ты какая-то дёрганая в последнее время, — заметил Паша. — Может, тебе к врачу сходить? Или йогой позаниматься?
Йогой. Блин. Я уже три месяца хожу на йогу, пытаясь найти дзен и смириться с тем, что мой мужчина — эмоциональный инвалид. Но даже самые изощрённые асаны не помогают, когда твой партнёр считает, что его единственная обязанность в отношениях — это присутствовать.
Ужин прошёл в молчании. Я ковыряла салат, Паша уплетал котлеты и рассказывал про какой-то матч. Я кивала в нужных местах, а сама думала: когда же это началось? Когда я превратилась в обслуживающий персонал?
Наверное, всё началось исподволь. Сначала было «давай я приготовлю, у меня лучше получается». Потом — «ты устал, я сама посуду помою». «Не парься, я куплю продукты». «Ложись спать, я бельё развешу». И вот итог — я делаю всё, а он… просто есть.
После ужина Паша, как обычно, завалился на диван смотреть футбол. Я мыла посуду и смотрела в окно на дождь. В соседнем доме в окне мелькнула пара — мужчина и женщина о чём-то оживлённо беседовали за ужином. Смеялись. Gestikulировали. Жили.
А мы с Пашей давно уже не живём. Мы сосуществуем. Как два посторонних человека, которых случайно заперли в одной квартире.
— Кать, пивка! — донеслось из гостиной.
Я выключила воду. Сняла фартук. Прошла в гостиную.
— Паша, нам надо поговорить.
— После матча давай, — отмахнулся он. — Сейчас важный момент.
Важный момент. У него всегда важный момент. Матч, сериал, игра на компе, встреча с друзьями. Всё важнее разговора со мной.
Я села рядом, взяла пульт и выключила телевизор.
— Ты чего творишь?! — возмутился он. — Там же пенальти!
— Паша, я ухожу.
Он заморгал. Потом расхохотался.
— Куда это ты уходишь? В магазин? Так холодильник полный.
— Я ухожу от тебя, Паша. Совсем.
Смех оборвался. Он сел прямо, уставившись на меня как на сумасшедшую.
— Ты чего? Мы же нормально живём! У нас всё есть!
— Что — всё?
— Ну… квартира, работа… Мы не ругаемся вроде…
Не ругаемся. Потому что ругаться — это тоже форма коммуникации. А у нас её нет вообще. Мы как два робота, выполняющие свои функции. Я — готовлю-стираю-убираю. Он — ест-спит-смотрит телек.
— Паша, когда ты последний раз говорил, что любишь меня?
Он задумался. Серьёзно задумался, как над сложной математической задачей.
— На Новый год вроде… Или на твой день рождения?
Мой день рождения был восемь месяцев назад.
— А когда мы последний раз куда-то ходили вместе? В кино, в театр, просто погулять?
— Да зачем куда-то ходить? Дома хорошо. Телек есть, интернет…
Я встала. Всё стало предельно ясно. Можно было продолжать этот разговор, но смысла не было. Человек, который не видит проблемы, не сможет её решить.
— Я завтра съезжаю. Можешь искать новую домработницу.
— Кать, ты чего? — он вскочил, наконец-то осознав серьёзность момента. — Из-за чего всё? Что я такого сделал?
Вот в этом и проблема. Он ничего не сделал. Вообще ничего. Ни плохого, ни хорошего. Он просто существовал рядом, как предмет мебели.
— Паша, я устала.
— От чего устала-то? Я же тебе не мешаю!
Не мешает. Боже, ну конечно. Идеальный мужчина — тот, который не мешает. Не бьёт, не пьёт, не гуляет. Сидит себе на диване тихонечко. Чего ещё бабе надо?
А бабе, оказывается, надо чувствовать себя любимой. Нужной. Интересной. А не бесплатной прислугой с интимными услугами.
— Знаешь что, Паш? Оставайся со своим телевизором. Вы отличная пара.
Я пошла в спальню собирать вещи. Он увязался следом, причитая что-то про «все бабы психи» и «нормально же жили». В какой-то момент даже попытался обнять, но я вывернулась.
— Кать, ну давай поговорим! Что тебе не хватает? Денег? Я больше заработаю!
— Мне не хватает любви, Паша. Внимания. Заботы. Того, чтобы ты интересовался моей жизнью, а не только содержимым холодильника.
— Так я же интересуюсь! Я всегда спрашиваю, что на ужин!
Я остановилась с полупустой сумкой в руках и посмотрела на него. И вдруг мне стало смешно. Честное слово, смешно. Пять лет я потратила на человека, который искренне считает, что вопрос «что на ужин» — это проявление заботы.
— Знаешь что? Забудь. Живи как жил.
Утром я вызвала такси. Паша сидел на кухне с похмельным видом — вчера после моего демарша напился в хлам.
— Ты серьёзно? — спросил он, глядя на мои сумки.
— Серьёзно.
— А как же… ну… мы же столько лет вместе…
Столько лет. Да, пять лет я готовила ему завтраки, стирала носки, выслушивала нытьё про работу. Пять лет ждала, что он повзрослеет. Что однажды проснётся и поймёт: рядом живой человек, а не робот-домохозяйка.
Не дождалась.
— Пока, Паш. Будь счастлив.
Я вышла из квартиры, и дверь захлопнулась с таким приятным щелчком. Как будто закрылась целая глава жизни. Неудачная глава, надо признать.
В такси я открыла телефон. Тридцать семь пропущенных от Паши. И гора сообщений. «Вернись», «Давай поговорим», «Я всё понял», «Буду мыть посуду». Последнее особенно повеселило. Он всё понял. Ага. Понял, что посуду теперь придётся мыть самому.
Удалила переписку. Заблокировала номер. И вдруг почувствовала такую лёгкость, словно скинула с плеч бетонную плиту. Мне тридцать лет. У меня есть работа, друзья, целая жизнь впереди. И больше не надо готовить ужин для человека, которому на меня наплевать.
Телефон завибрировал. СМС от мамы: «Выписали из больницы. Чувствую себя отлично. Как ты, доченька?»
«Я тоже отлично, мам. Наконец-то выздоровела».
И это была чистая правда. Токсичные отношения — такая же болезнь, как аппендицит. Только лечится не операцией, а решительным разрывом. Больно, неприятно, но необходимо для выживания.
А Паша… Паша найдёт себе другую дурочку, которая будет готовить ему котлетки и стирать трусы. И будет счастлива иллюзией семейной жизни. До поры до времени.
А я? Я буду жить. По-настоящему жить, а не обслуживать чужое существование. И это, знаете ли, дорогого стоит.
