Жизнь Марьи Семёновны изменилась резко. А во всём супруг виноват.
Женщина она, в общем-то, спокойная, пельмени лепить мастер, окна мыла по субботам безотказно. Фигура справная, наливная. Муж её, Николай Иваныч, человек солидный, в конторе «Союзпечать» бухгалтерию вёл.
Жили, как все, не богато, не бедно, а главное – спокойно. Пока однажды Марье Семёновне соседка тётя Поля не нашептала, дескать, видела её Николая Иваныча в парке с молодой девицей. И не просто прогуливались, а за ручку держались и в кусты заглядывали, будто грибы искали, только не в сезон.
Девица пышнотелая, кудрявая как пудель, и губы красной помадой крашены.
Марья Семёновна сначала не поверила. «Да нешто такое возможно? – думала она. – Николай Иваныч?
Человек, который носки вонючие под кроватью неделями хранит? Ну какой с него герой-любовник? У него на роман сил-то хватит? Наговоры, не иначе. Завидует соседка их счастью семейному, вот и придумывает».
Но сердце ёкнуло. Проверила она его карманы, нашла билетик киношный на двоих. Запахом «Шанель №5» от пиджака несло, а она духами «Красная Москва » по большим праздникам мазалась. Тут уж Марье Семёновне стало ясно, дело пахнет не только духами, но и крупной изменой.
Вычислила она эту девицу. Оказывается, все их друзья знали, что Николай шашни водит, и жена одного из них всё как на духу рассказала. Боялась говорить, чтобы беды не вышло. Обиделась крепко на всех мужниных друзей Марья Семёновна. Предатели, покрывали адюльтер!
Ниночкой девицу звали. Секретаршей в какой-то конторе работала. Молодая, румяная, глаза как у испуганной белки. Встретила Марья Семёновна её возле работы, и вежливо так:
– Ниночка? Можно на пару слов?
Девица глазёнки округлила.
– А вы кто, женщина? По какому вопросу?
– Я Марья Семёновна. Жена Николая Иваныча. Того самого, с которым вы в парке грибы вне сезона ищете и в кино ходите.
Ниночка ахнула, румянец со щёк сбежал сразу.
– Жена?! А он мне говорил, что холостяк! Вдовец, мол! Что жена его от дифтерита померла три года назад! Честное пионерское!
Марья Семёновна даже опешила. Ожидала она чего угодно, истерики, наглости, презрения. Но не такого вот искреннего, почти детского ужаса.
– Дифтерит? – переспросила Марья Семёновна. – Да я жива-здорова, Ниночка! Вот , гляди, живот от пельменей какой наела, на больную не похожа вовсе, а на покойницу и подавно!
Ниночка заплакала. Не театрально, а по-настоящему, сопя носом.
– Ой, Марья Семёновна, простите меня, дуру бестолковую! Я ж не ведала! Честно! Он такой солидный мужчина, про несчастную судьбу рассказывал… Я думала, спасаю его от одиночества!
И домой к себе не водил, говорит — всё о жене напоминает, давай у тебя будем… Ну то самое делать… Больше ни-ни! Клянусь! Всё выскажу ему, никогда с женатыми не якшалась, а тут такой конфуз вышел!
И, перекрестившись, как от нечистой силы, Ниночка пулей метнулась от неё.
Вернулась Марья Семёновна домой в странном состоянии. Обидно? Ещё как. Но больше – дико. Вот, думает, гадость какая. Мужик жену за покойницу выдает, девчонку дурит, рога жене наставляет, неужто она его прощать должна?
Ждала мужа, готовясь к тяжёлому разговору. Думала, может, оправдываться начнет, может, плакать, прощения просить. Ан нет.
Вваливается Николай Иваныч с работы. Лицо багровое, не от трудового пота, а от ярости нечеловеческой. Не снимая обуви, бросается на жену, трясёт кулаками под самым носом.
– Ты что наделала, мегера?! Да как ты посмела к ней подойти?! Обидеть мою Ниночку! Эту святую девушку! Мою чистую, светлую любовь! Ты растоптала наше святое чувство своими грязными лаптищами!
Марья Семёновна отшатнулась. Глаза у неё округлились, как блюдца.
– Николай Иваныч… А ничего, что мы в законном браке состоим?
– Молчать! – заорал он, брызгая слюной. – Она – ангел! А ты завистливая ведьма! Я к ней собирался уйти! Всю жизнь ей посвятить! А ты всё испортила! Всё моё счастье разбила, как грязную тарелку!
Тут уж Марью Семёновну не столько обида взяла, сколько полное, абсолютное, бесповоротное офигение. Вот оно как! Он изменяет, врёт как сивый мерин, а она виновата?
И не просто виновата, а растоптала его «святое чувство»? Логика, прямо скажем, специфическая. Абсурд полнейший. И глядя на его перекошенное злобой лицо, на трясущиеся кулаки, Марья Семёновна ощутила не страх, не гнев, а какую-то ледяную, кристальную ясность.
Он продолжал орать, размахивая руками, приближаясь к ней. И в этот момент взгляд Марьи Семёновны упал на чугунную сковородку, мирно стоявшую на плите после жарки котлет. Массивная, тяжелая, надежная. Та самая, на которой Николай Иваныч так любил жарить яичницу с колбасой.
И случилось это как-то само собой. Без злобы, без крика. Почти машинально. Взять сковородку за ручку. Размахнуться – несильно, но с чувством, с толком, с расстановкой. И приложить ею по шлемообразному черепу Николая Иваныча. Звук вышел интересный, глухой, с металлическим отзвуком. Что-то вроде «Бзынь!».
Николай Иваныч ойкнул, неожиданно смолк, глаза его полезли на лоб, выражая крайнее недоумение. Потом он как-то странно сложился, будто ему вдруг очень захотелось прилечь, и рухнул на кухонный линолеум, как мешок с картошкой.
Тишина. Только часы на стене тикают. Марья Семёновна смотрела на сковородку в своей руке, потом на распластанного мужа. Никакой паники. Только тихое, почти научное любопытство: «Очнется – не очнется?»
Очнулся. Через полчаса. С шишкой размером с куриное яйцо и мутным взглядом. В больнице потом сказали – сотрясение, но несильное.
А дальше всё просто. Марья Семёновна подала на развод. Судья, выслушав историю про «святое чувство» и чугунную сковородку, только вздохнул и махнул рукой. Развели быстро и без лишних слов. Квартиру разменяли, каждому по одной комнате досталось.
Ниночка, говорят, уехала к тётке в Саратов. Николай Иваныч ходит теперь с опаской, женщинам не доверяет. А Марья Семёновна живет одна. Спокойно. Без лишних чувств и дифтеритных фантазий.Окна моет по субботам. Пельмени лепит. И сковородка та чугунная на месте.
Потому как выяснилось, иногда самый убедительный аргумент в семейном споре – это не слово, а правильно выбранная кухонная утварь. Особенно если она сделана из добротного чугуна.
А если, даст Бог, повстречает она другого мужчину, то сразу перед фактом поставит. Что измен не потерпит, есть у неё верное средство отмщения…
