— Ленка, не верь ты ему, — подруга Светка была, как всегда, категорична, — У него в глазах пустота какая-то…
— Завидуешь? Да он мне подарки каждый день дарит, в кафе водит.
— Ему квартира твоя нужна. За неё можно и на парфюмерию потратиться.
— Не моя она, а бабушкина.
— А бабушка где? В деревне. И не вечная она. И достанутся эти хоромы тебе. А если за своего Максима замуж выйдешь, он тебя потом оттуда выгонит в халупу какую-нибудь. Я таких насквозь вижу…
Чуть не рассорились они с подругой тогда. Квартира действительно была шикарной, такие «сталинками» называют. Потолки высокие, двери в комнатах в обе стороны открываются, прихожая – как гостиная. Построили несколько таких домов в городе сразу после войны специально для офицеров командного состава, которые с фронта вернулись. Прадедушка Елены до Берлина дошёл в чине полковника. Лена, правда, его никогда не видела, а вот дедушку помнила. Он тоже стал военным и до полковника дослужился, правда, не воевал нигде. Несколько лет назад он умер, а бабушка Тоня после этого вернулась в деревню.
Родители девушки свой небольшой дом построили за городом, там и жили. А двухкомнатная сталинка с огромными комнатами досталась, получается, Лене. Она стала в ней жить, когда в институт поступила. И на занятия можно пешком ходить, а не на пригородном автобусе по утрам из родительского дома трястись, и вообще к самостоятельности приучаться нужно.
К последнему курсу в её жизни появился Максим. Нет, и до него она монашенкой не была, но все те отношения казались какими-то несерьёзными, чуть ли не пробными. А тут – галантный молодой мужчина, ухаживает солидно, на подарки не скупится.
— Жить нужно красиво, — говорил он, — и основательно. И семью нужно строить, как дом, с прочного фундамента.
— А что вы понимаете под этим фундаментом? – подначила однажды его Светка, — небось, квартиру, в которой Ленка живёт?
— И это тоже, скрывать не буду. Но ведь и у меня автомобиль есть, дача. Имущество у нас с Еленой будет хорошее. Сын вырастет, ему всё достанется.
— А если дочь?
— Сын, я точно знаю. Уверен даже.
В общем, уверенностью этой Максим Елену, наверное, и покорил. Так что, несмотря на возражения Светки, после института она быстро вышла замуж, получила неплохую работу в приличной компании, и жизнь складывалась действительно красиво и солидно.
К назначенному сроку родился и ребёнок. Мальчик, как Максим и предсказывал. Только радость быстро сменилась большой тревогой. У малыша был диагностирован врождённый порок сердца. В первые дни врачи даже опасались за жизнь новорожденного, но выходить сына удалось. Правда, медики предупредили Елену сразу:
— Нужна будет потом сложная операция. Иначе сынишка ваш и до школы может не дотянуть.
— И когда?
— Не сейчас. Пока малыш хирургическое вмешательство не выдержит. Года два исполнится, можно будет пробовать. Можно и позже, но желательно до школы. Только в России таких операций не делают. Нет оборудования. Нужно будет в Германскую клинику обращаться. С соответствующими расходами, разумеется.
Елена последние слова сначала пропустила. Не это её, в первую очередь, заботило. Главное, что вылечить сына можно. Причём, доктора сказали, что потом сердце будет работать вполне нормально. В большинстве случаев так и происходит.
Максим поначалу ребёнку очень обрадовался. Но потом его стал раздражать частый плач Антона по ночам, его заметная слабость, бледность. Он стал дольше задерживаться на работе, нередко приходил с запахом спиртного.
— Ты и по выходным тоже работаешь? — Не выдержала однажды Лена, — помог бы по дому хоть немного… Я от ребёнка не отхожу.
— Деньги тоже должен кто-то зарабатывать, — отмахнулся муж, — на твои пособия ноги протянуть можно. Бабушку свою из деревни вызывай, пусть она с Антоном сидит или обеды готовит.
— Да она сама болеет, потому и в деревню уехала.
— А у вас в родне, похоже, все больные. Вон и сына ущербного родила. Того и гляди, помрёт. Зачем такой задохлик нужен?
Светка, прознав про эти разговоры позлорадствовала: мол, предупреждала же я тебя, подруга. Такому только здоровеньких детей подавай и, желательно, уже подросших, которым подгузники менять не нужно.
Елена и сама понимать стала, что муж – как испорченная конфета в красивой упаковке. Весь лощёный, а душа гнилая. Только Лене теперь не до его души было. Сына нужно вылечить.
Она таскала его по разным врачам, целителям, даже к экстрасенсу обращалась. Тот пять сеансов с Антоном провёл за три Ленкиных месячных зарплаты. Потом признался честно:
— Мои возможности тут не помогут. Может, и правда операция нужна, и только она.
Нужна-то она, эта операция, действительно, была. Но стоимость её назвали такой, что сердце оборвалось. Тут если и «сталинку» продать, и дом родительский, только на четверть расходов хватит. А ещё и Лене с Антоном в Германию эту ехать на что-то надо, жить где-то, питаться и всё такое.
Однажды она в троллейбусе просто расплакалась от отчаяния. Сидевший напротив мужчина поинтересовался:
— Умер кто у вас?
— Нет ещё. Но может. Сын, маленький.
— И ничего сделать нельзя? Медицина сейчас чудеса творит.
— Творить-то она творит. Только за деньги громадные.
Мужчина пытался что-то ещё расспросить, но Елена на остановке из салона быстро выскочила. Терпеть она не могла любопытных. Помочь ничем не могут, зато обо всём расспрашивают. Что этому мужчине нужно? Сам себе на машину за жизнь не заработал, на троллейбусе ездит. Гроша, небось, в кармане лишнего нет…
А тут ещё Максим объявил о том, что уходит. На «сталинку», правда, никаких претензий не имел. Даже обещал алименты платить. Сказал на прощание:
— Мне здоровое потомство нужно. От здоровой жены.
— Да с чего ты взял, что это – из-за меня?
— Читал я, что такие патологии передаются на генном уровне. Вот и бабка у тебя хворая, и дед рано помер…
Светка, та просто сказала, что он козёл. Козлище. Может, она и права была.
Но и уход мужа Елену практически не расстроил. Не до него теперь. Антона приходилось всё чаще теперь в больницу водить на поддерживающие процедуры. Доктор Игнат Иванович помогал, как мог, кардиологом он был, говорят, отличным, но здесь оказался бессильным:
— Антон может жить нормально, если за ним постоянно наблюдать, Но беда может случиться в любой момент. А вы на телевидение обращаться пробовали? Там же объявляют сбор средств на такие случаи.
— Да там, кроме меня, знаете, сколько нуждающихся! И там тоже связи нужны и деньги, это, если в столицу ехать. А на местном телеканале вообще сказали, что им не разрешают про тяжёлые болезни сюжеты в эфир выпускать, чтобы зрителя не травмировать.
— Про убийства и аварии на дорогах, значит, можно каждый день в сводках рассказывать… Ладно, попробую я вам помочь… Может, к губернатору сходить?
Но Елена понимала, что говорит он эти слова просто из сострадания. Чем он помочь может? Тонометр продаст?
Однажды в коридоре больницы встретила Елена того самого мужчину из троллейбуса. Тоже, видать, мается чем-нибудь. Или внука какого-нибудь лечит. Он её, похоже, узнал, опять заговорить пытался, но та быстро пробежала мимо. Очередной порции сострадания ей не нужно.
А через несколько дней случилось чудо. Иван Игнатович встретил их с Антоном широкой улыбкой:
— Собирайтесь в Германию, с клиникой я уже связался.
У Елены дыхание перехватило:
— Да как же это… Губернатор помог?
— Там очередь на помощь такая, что десятилетиями ждать можно. Нет, с другой стороны помощь пришла. Есть у нашей больницы спонсоры, аппаратуру покупают, лекарства дорогие… Вот и вам решили помочь. Тем более что у них с той клиникой какие-то связи есть по бизнесу. Да и директор этой фирмы сказал, что с вами немного знаком.
— Это кто же? Я с бизнесменами не общаюсь. Муж бывший, разве что, разбогател где-нибудь…
— Да вот он на фотографии с нашим медицинским персоналом. Он нам тогда ремонт в больнице сделал.
Елена присмотрелась к снимку на стене. И узнала сразу. Тот самый пассажир из троллейбуса. Машина, у него в тот день, видимо, в ремонте была.
С тех пор они встречаются часто. Антон уже во второй класс пошёл. А Вениамин Егорович (так мужчину зовут) его своим крестником называет. У самого, говорит, внуков нет. Теперь есть, с кем в снежки зимой поиграть.
