Ирина проснулась от того, что кто-то трогал её подушку. Открыла глаза — свекровь стояла над кроватью.
— Моя, — сказала Надежда Сергеевна и выдернула подушку из-под головы невестки. — Я её Алёше в армию собирала. Двадцать лет назад.
Ирина села. Рядом храпел Алексей — хоть пушкой стреляй.
— Надежда Сергеевна, четыре утра.
— И что? В своём доме могу не спать.
Свекровь ушла, прижимая подушку к груди. Из кухни донёсся звук — открывают холодильник. Потом грохот. Что-то разбилось.
— Алёш. — Ирина толкнула мужа. — Алёш, твоя мама…
— Отстань.
Он повернулся к стене. Футболка задралась — видно было, как похудел. Рёбра торчат. Три месяца без работы — только пиво и сигареты. И мамины разговоры.
На кухне свекровь собирала осколки. Банка с Машиным вареньем — малиновым, сами летом варили на даче.
— Я уберу, — сказала Ирина.
— Сама справлюсь. Небось специально на краю поставила. Чтоб я разбила.
— Зачем мне это?
Надежда Сергеевна выпрямилась. В руке — осколок. Острый.
— Затем, что дом хочешь отобрать. Думаешь, я не вижу? Как ты на мебель мою смотришь?
— На какую мебель?
— На мою! Всё тут моё! Я Алёше покупала!
— Надежда Сергеевна, мы эту кухню вместе выбирали. Пять лет назад.
— Врёшь!
Осколок дрогнул в руке свекрови. Ирина попятилась. На полу — красные капли. Варенье? Кровь? Свекровь порезалась, но не замечала.
— Уйди, — прошипела старуха. — Пока я тебе чего не сделала.
Ирина ушла. В ванной заперлась, включила воду. Руки тряслись. В зеркале — чужое лицо. Постаревшее. Когда успела?
Из-за двери голос Алексея:
— Ир, долго там?
Она открыла. Муж стоял в трусах, чесал живот. Пивной животик — новое приобретение.
— Твоя мать с осколком на меня…
— Не начинай. — Он протиснулся мимо. — С утра не начинай.
— Алёш, так больше нельзя. Она же больная.
— Заткнись!
Он захлопнул дверь. Защёлкнул замок. Ирина осталась в коридоре. В одной футболке, босая. Из кухни доносилось бормотание свекрови — она разговаривала сама с собой. Или с кем-то невидимым.
В детской спала Маша. Десять лет, последний день дома. Завтра — лагерь на три недели. Ирина легла рядом с дочерью на узкую кровать. Маша во сне придвинулась, обняла.
— Мамочка? — сонно пробормотала.
— Спи, зайка. Спи.
Утром за завтраком Надежда Сергеевна резала хлеб. Тот же нож, которым вчера… или позавчера… Дни слились в один долгий кошмар.
— Маша в лагерь едет, — сказала Ирина. — Проводишь?
Алексей жевал бутерброд. На майке — пятно от кетчупа. Свежее.
— Некогда. Собеседование у меня.
— Какое собеседование? Ты же…
— Что — я?
Он смотрел исподлобья. Как пацан, которого поймали на вранье. Ирина знала — никакого собеседования нет. Будет сидеть у компьютера, играть в танчики. Или с дружками пиво пить.
— Ничего. Поехали, Маш. Такси ждёт.
В машине Маша молчала. Потом спросила:
— Мам, а почему папа на нас кричит?
— Не кричит. Просто… устал папа.
— От чего устал? Он же дома сидит.
Дети всё видят. Всё понимают. Врать бесполезно.
— Маш, иногда взрослые болеют. Не телом — душой. Папа сейчас болеет.
— А вылечится?
— Не знаю, зайка. Надеюсь.
Автобус увёз Машу. Ирина махала, пока он не скрылся за поворотом. Теперь три недели. Двадцать один день. Может, за это время…
Дома дверь в свою комнату — бывший кабинет — Ирина не открыла. Заперто. Понюхала замочную скважину — клей. Супер-клей.
— Алексей!
Муж вышел из спальни. В руках — её ноутбук.
— Чего орёшь?
— Дверь заклеена! Мои вещи там!
— Мамина комната. — Он пожал плечами. — Хочет — заклеивает.
— Мой ноутбук отдай!
— Твой? — Алексей усмехнулся. — Докажи.
Он прошёл мимо. В гостиной включил телевизор. Ирина видела, как он открывает её рабочие файлы. Проекты, над которыми она корпела ночами.
— Что ты делаешь?
— Смотрю, чем жена занимается. О, клиенты! — Он присвистнул. — Неплохо платят. А я и не знал.
— Алёш, это моя работа!
— Наша. Мы же семья. — Он посмотрел на неё. Глаза пустые, чужие. — Или уже нет?
Вечером Ирина нашла свои папки в мусорном ведре. Порванные. Чертежи, договоры, контакты. Всё в клочья.
— Случайно, — пояснила свекровь. — Думала, черновики.
Ирина собирала обрывки. Пыталась склеить. Бесполезно. На одном листке — номер Кати. Подруга, юрист. Этот кусок Ирина спрятала в карман.
Ночь. Алексей спал на своей половине кровати. Между ними — невидимая стена. Ирина лежала, считала трещины на потолке. Из-за стены доносились шаги свекрови. Туда-сюда, туда-сюда. Как маятник.
Телефон под подушкой завибрировал. СМС от Маши: «Мам, тут классно! Спокойной ночи!»
Ирина улыбнулась. Первый раз за день. Хоть Маша в безопасности. Подальше от этого дурдома.
— Не спишь? — Алексей повернулся. В темноте блеснули глаза.
— Маша написала.
— А. — Он помолчал. — Ир, слушай. Мама говорит, квартира тесная. Может, ты к родителям переедешь? Временно.
— Что?
— Ну ненадолго. Пока я работу не найду. А то мама нервничает. Ей простор нужен.
— Алёш, это наша квартира. Наша с тобой. Мы её вместе покупали.
— Мама тоже вкладывала.
— Сколько? Сто рублей?
— Не твоё дело сколько!
Он сел, включил свет. Лицо перекошенное, злое.
— Короче так. Либо ты по-хорошему съезжаешь. Либо мы тебя выселим. Выбирай.
— Мы? — Ирина тоже села. — Кто это — мы?
— Я и мама. Хозяева квартиры.
— Алёш, ты что несёшь? Какие хозяева? Ты пьяный?
— Трезвый! — Он вскочил. — Трезвее некуда! Мама права — ты паразитка! Сидишь на нашей шее!
— Я работаю! Я нас кормлю последние три месяца!
— Работаешь! — Он передразнил. — Картинки рисуешь! Это не работа!
Дверь открылась. Свекровь в ночной рубашке. Седые волосы торчат во все стороны. Ведьма.
— Что за шум? Алёшенька, она тебя обижает?
— Всё нормально, мам. Ложись.
— Как это нормально? Я слышу — кричит на тебя! — Свекровь уставилась на Ирину. — Ты что себе позволяешь? На моего сына голос повышать?
— Надежда Сергеевна…
— Молчать! В моём доме ты не будешь орать! Завтра же съедешь!
— Никуда я не съеду. Это мой дом тоже.
Свекровь шагнула вперёд. Замахнулась. Ирина даже не успела увернуться — пощёчина обожгла щёку.
— Мама! — Алексей попытался встать между ними.
— Отойди, Алёша. Я эту дрянь проучу.
Ирина держалась за щёку. Горячо. В ушах звон. Смотрела на мужа — защитит? Поддержит?
Алексей отвёл глаза.
— Ир, иди в детскую. Остынь.
Она ушла. В детской села на Машину кровать. Достала телефон. Набрала Катю.
— Алло? — сонный голос. — Ира? Что случилось?
— Кать, помоги. Пожалуйста.
Утром Ирина собрала вещи. Немного — всё равно половину уже выкинули или спрятали. Алексей делал вид, что спит. Свекровь гремела на кухне посудой.
На пороге Надежда Сергеевна перегородила дорогу:
— Ключи оставь.
— Это мои ключи. От моей квартиры.
— Уже нет. — Старуха улыбнулась. — Алёша всё на меня переписывает. Я теперь хозяйка.
— Врёте.
— Проверишь. А теперь вали. И чтоб духу твоего тут не было.
Ирина вышла. Хлопнула дверью. На площадке остановилась — куда теперь? К родителям ехать — признать поражение. Но выбора нет.
У Кати она плакала час. Подруга молча наливала чай, подсовывала печенье.
— Так, — сказала наконец Катя. — Хватит соплей. Рассказывай по порядку.
Ирина рассказала. Про свекровь, про мужа, про угрозы. Катя записывала.
— Пощёчину сфотографировала?
— Нет. О чём ты?
— След остался? — Катя достала телефон. — Давай снимем. И в травмпункт съездим. Справку взять.
— Кать, я не хочу скандала. Может, само…
— Ничего не само! — Катя стукнула по столу. — Ты понимаешь, что происходит? Тебя выживают из собственного дома! А ты — само рассосётся!
— Но Алёша…
— Забудь про Алёшу. Он сделал выбор. Не в твою пользу. Теперь война.
В травмпункте молодой врач осмотрел щёку:
— Кто ударил?
— Упала, — буркнула Ирина.
— На кулак упала? — Врач покачал головой. — Пишите заявление. Побои — это статья.
— Не надо. Просто справку дайте.
Дома — у родителей — Ирина заперлась в своей детской комнате. Та же мебель, те же обои с мишками. Будто и не было пятнадцати лет замужества.
Мама принесла суп:
— Поешь. И расскажи толком, что там у вас.
— Мам, потом. Ладно?
— Мы же предупреждали. Свекровь эта — змея. Ещё на свадьбе видно было.
— Мам!
— Молчу, молчу. Ешь давай.
Отец ходил по квартире, хмурился. Потом не выдержал:
— Адрес дай. Я с ними поговорю.
— Пап, не надо. Через суд решим.
— Какой суд? Морду бить надо!
— Пап, пожалуйста. Мне нужна поддержка, а не разборки.
Вечером позвонил неизвестный номер. Ирина не хотела брать, но любопытство победило.
— Тётя Ира? — голос Машиной подруги. — Это Лена. Маша просила позвонить.
— Что случилось? — Сердце ухнуло вниз.
— У неё телефон отобрали. Вожатая. Сказала — папа запретил ей звонить маме.
— Что?!
— Маша плачет. Просила передать — она вас любит. И ждёт.
Ирина бросила трубку. Набрала Алексея. Длинные гудки. Наконец ответил:
— Чего?
— Ты что Маше наговорил? Почему ей запретили мне звонить?
— Для её же блага. Нечего ребёнка травмировать.
— Алексей, она моя дочь!
— Наша. И я решаю, что для неё лучше. — Он помолчал. — Кстати, приедешь вещи забирать — звони. Мама не пустит просто так.
— Это мой дом!
— Был. — Короткие гудки.
Ирина смотрела на телефон. Набрала Катю:
— Подаём в суд. Завтра же.
— Вот и умница. Документы собирай. Всё, что есть.
Ночью Ирина не спала. Перебирала бумаги. Договор купли-продажи квартиры. Расписки от родителей — они давали большую часть денег. Чеки, квитанции. Целая жизнь в папке.
На листочке записала — что пропало. Ноутбук, документы, одежда. Вспоминала и плакала. Не от жалости к себе — от обиды. Как можно было так обмануться в человеке?
Телефон пиликнул. СМС с незнакомого номера: «Мама, это я. Чужой телефон. Люблю тебя. Держись. Маша».
Ирина прижала телефон к груди. Ради дочери — выстоит. Вытерпит. Победит.
Утром поехали с Катей в суд. Подавали исковое заявление. Катя диктовала, секретарь печатала:
— Расторжение брака… раздел совместно нажитого имущества… определение места жительства ребёнка…
— И выселение свекрови, — добавила Катя. — Она там незаконно находится.
В коридоре суда столкнулись с Алексеем. Он был с адвокатом — дорогой костюм, золотые часы.
— Ирина Сергеевна? Я представляю интересы вашего супруга. Может, договоримся полюбовно?
— О чём договариваться? — спросила Катя.
— Квартира записана на моего клиента. Вот документы. — Адвокат протянул папку.
Катя пролистала:
— Это что за цирк? Договор дарения от тёщи? Датирован позавчера?
— Всё законно. Мать подарила сыну деньги на квартиру. Вот расписки.
— Подделка!
— Докажите.
Алексей молчал. Смотрел в сторону. Ирина шагнула к нему:
— Алёш, зачем ты это делаешь? Мы же любили друг друга. У нас дочь.
— Была любовь. — Он наконец посмотрел на неё. — Прошла. А дочь мы сами воспитаем. С мамой.
— Ты с ума сошёл? Маше нужна мать!
— Нормальная мать. А не истеричка, которая семью разрушила.
Ирина отшатнулась. Кто это? Где её Алёша, который носил на руках, который клялся в вечной любви?
— Пойдём, — Катя потянула её. — С ним говорить бесполезно.
Дома Ирина рассказала родителям. Отец молчал, сжимал кулаки. Мама плакала:
— Как же так? Мы им квартиру помогли купить. Большую часть дали.
— Вот и хорошо, — сказала Катя. — Есть документы? Переводы банковские?
— Конечно. Мы всё сохранили.
— Отлично. Это наш главный козырь.
Первое заседание назначили через месяц. Долгий месяц. Ирина работала — восстанавливала контакты клиентов, чертила на стареньком папином компьютере. Деньги нужны были позарез.
По вечерам пыталась дозвониться в лагерь. Бесполезно — вожатая твердила одно:
— Отец запретил. Девочка нервничает. Не звоните больше.
За неделю до суда встретила соседку — ту самую, с третьего этажа:
— Ирина? Ты чего тут? А мы думали — уехала насовсем.
— Кто думал?
— Да твоя свекровь всем рассказывает. Что ты сбежала с любовником. Бросила семью.
— Что?!
— Ага. И показывает какие-то бумаги. Что квартира теперь её.
Ирина еле сдержалась. Вечером позвонила Кате, рассказала.
— Отлично! — обрадовалась та. — Клевета — тоже статья. Фиксируй всё. И свидетелей ищи.
Суд. Маленький зал, душно. Алексей с матерью и адвокатом — слева. Ирина с Катей — справа. Родители сзади, в зале.
Судья — женщина лет пятидесяти — изучала документы:
— Итак, истица требует развода и раздела имущества. Ответчик?
Адвокат встал:
— Мой клиент не возражает против развода. Но квартира приобретена на средства его матери. Вот документы.
— Это ложь! — Ирина вскочила.
— Сядьте, — одёрнула судья. — Будете говорить — скажу. Продолжайте.
Адвокат представлял «доказательства». Липовые расписки, показания каких-то свидетелей. Надежда Сергеевна кивала, поддакивала.
Катя встала:
— Ваша честь, у нас есть доказательства обратного. Банковские переводы от родителей истицы. Восемьдесят процентов стоимости квартиры.
Она выложила пачку документов. Судья изучала, хмурилась.
Потом встала свекровь:
— Можно мне сказать? Эта женщина, — она ткнула пальцем в Ирину, — разрушила жизнь моего сына! Пила, гуляла, довела его до увольнения!
— Да как вы смеете! — Ирина снова вскочила.
— Тишина! — рявкнула судья. — Ещё одно замечание — удалю из зала. Продолжайте, Надежда Сергеевна. Но только факты.
— Факты? Вот факт — она ребёнка бросила! Уехала к любовнику!
— Есть доказательства? — спросила судья.
— Все соседи знают!
— Это не доказательства. Садитесь.
Заседание тянулось два часа. Обвинения, оправдания, документы. Алексей молчал, смотрел в пол. Один раз встретился взглядом с Ириной — и сразу отвернулся.
— Суд откладывается, — объявила судья. — Нужна дополнительная экспертиза документов. И опрос свидетелей.
На улице Катя обняла Ирину:
— Нормально всё. Видела, как судья на их липу смотрела? Не прокатит.
Алексей догнал у выхода:
— Ира. Постой.
Она обернулась. Он стоял, мялся. Похудел ещё больше. Небритый.
— Может, правда без суда? Я продам квартиру, поделим…
— А Маша? Где ей жить?
— Ну… снимете что-нибудь.
— Алексей, это её дом. Она там выросла. Я не позволю.
— Мама говорит…
— Мама говорит! — Ирина не сдержалась. — Тебе сколько лет? Сорок? И всё — мама говорит?
Он вспыхнул:
— Не смей! Она меня одна вырастила!
— И вырастила маменькиного сынка! Который родную дочь предаёт!
— Сама виновата! — Он развернулся, пошёл прочь.
Свекровь ждала у машины. Махала руками, кричала что-то. Алексей ускорил шаг.
Вторая неделя. Ирина жила от звонка до звонка — вдруг Маша дозвонится? Но телефон молчал.
Зато позвонила директор лагеря:
— Ирина Сергеевна? У нас тут ситуация. Ваш муж приехал. Хочет забрать дочь досрочно.
— Не отдавайте! — Ирина вскочила. — Я запрещаю!
— Но он отец. Имеет право.
— Мы в процессе развода! Пожалуйста, задержите его! Я еду!
Такси. Электричка. Снова такси. Три часа пути — вечность. Ирина молилась всем богам — только бы успеть.
Успела. Алексей стоял у ворот лагеря, ругался с охранником:
— Я отец! Имею право!
— Алексей!
Он обернулся. Глаза красные — пьян? Плакал?
— А, явилась. Мама сказала — ты тут будешь.
— Зачем тебе Маша?
— Мы её заберём. Воспитаем нормально. Без твоего влияния.
— Ты пьяный! Тебе ребёнка не отдадут!
— Это мы посмотрим!
Из ворот вышла директор:
— Так, граждане. Давайте без скандала. Девочка расстроена вашими разборками.
— Можно я её увижу? — попросила Ирина.
— А я? — встрял Алексей.
— По очереди. И недолго. Ребёнку скоро на занятия.
Маша сидела в кабинете директора. Заплаканная, испуганная.
— Мамочка!
Ирина обняла дочь. Худенькая, дрожит вся.
— Зайка моя. Всё хорошо. Я здесь.
— Папа сказал… сказал, ты нас бросила. Что у тебя другая семья.
— Это неправда, Машенька. Я никого не бросала. Просто мы с папой… временно живём отдельно.
— Вы разводитесь?
Как ей объяснить? Как не ранить ещё больше?
— Маш, иногда взрослые понимают, что им лучше жить отдельно. Но это не значит, что мы тебя меньше любим.
— Папа говорит, я буду жить с ним и бабушкой.
— Это решит суд, зайка. А пока ты отдыхай. Осталась неделя. Я тебя заберу, и мы поедем к бабушке с дедушкой. Хорошо?
— А домой? Когда мы вернёмся домой?
— Скоро, зайка. Обязательно вернёмся.
С Алексеем Ирина говорила на улице. Он курил, не глядя на неё:
— Напрасно приехала. Я отец. Имею права.
— Имеешь. Но Маша сама выберет, с кем жить. И она выберет меня.
— Посмотрим. Мама хорошего адвоката нашла.
— Алёш. — Ирина тронула его за рукав. — Что с тобой происходит? Мы же были счастливы.
Он дёрнулся:
— Были. Пока ты всё не испортила.
— Что я испортила?
— Всё! — Он бросил окурок. — Вечно недовольная! Мама права — я на тебе жизнь похоронил!
— Твоя мама…
— Не смей! Не смей говорить о ней плохо! Она святая женщина!
— Которая нас развела?
— Которая мне глаза открыла! На то, кто ты есть!
Он ушёл. Сел в старенькую Ладу — раньше ездил на Мазде, но продал. Уехал, не оглядываясь.
Ирина долго стояла у ворот лагеря. Потом пошла к электричке. В вагоне достала телефон. СМС от Кати: «Экспертиза подтвердила — документы свекрови липовые. Датировка не совпадает. У нас козыри!»
Хоть одна хорошая новость.
Второе заседание. Тот же душный зал. Но теперь Ирина чувствовала себя увереннее. Экспертиза, показания родителей, банковские выписки — всё било в одну точку.
Адвокат Алексея пытался выкрутиться:
— Да, документы оформлены недавно. Но деньги передавались раньше! Устно!
— Устные договоры дарения недействительны при таких суммах, — парировала Катя.
Свекровь вскочила:
— Да я всю жизнь на них работала! Всё сыну отдавала!
— Садитесь, — устало сказала судья. — Есть доказательства передачи денег?
— Свидетели есть!
В зал вошли двое. Соседка с третьего этажа и какой-то мужчина — оказалось, дальний родственник свекрови.
— Врут! — шепнула Ирина Кате. — Она их подкупила!
— Спокойно. Их показания ничего не стоят против документов.
Но соседка говорила убедительно:
— Да, я видела, как Надежда Сергеевна деньги передавала. Большие суммы. Говорила — на квартиру сыну.
— Когда это было? — спросила судья.
— Ну… точно не помню. Года три-четыре назад.
— А почему вы запомнили?
— Как не запомнить? Она при мне считала. Пачки прямо.
Катя встала:
— Позвольте вопрос свидетелю. Вы говорите — три-четыре года назад. А квартира куплена шесть лет назад. Как Надежда Сергеевна могла передавать деньги на уже купленную квартиру?
Соседка растерялась:
— Ну… может, я с датами путаю…
— Или врёте, — тихо сказала Катя, но так, чтобы все слышали.
— Я протестую! — вскочил адвокат.
— Протест отклонён, — судья листала документы. — Показания свидетеля противоречивы. Есть ещё свидетели?
Второй свидетель — родственник — нёс такую же чушь. Путался в датах, противоречил сам себе. Судья слушала с каменным лицом.
Потом выступали родители Ирины. Отец показал все документы — переводы, расписки, даже старые СМС-переписки сохранил.
— Мы с женой продали дачу, — говорил он. — Чтобы детям на квартиру помочь. Вот договор продажи, вот поступление денег, вот перевод зятю.
— На какую сумму?
— Четыре миллиона. Из пяти стоимости квартиры.
В зале повисла тишина. Свекровь побледнела. Алексей уткнулся в телефон.
— Есть вопросы к свидетелю? — спросила судья.
Адвокат молчал.
Потом Катя вызвала ещё свидетелей — бывших коллег Ирины, которые подтвердили, что она работала все эти годы. Соседей, которые видели, как свекровь выбрасывает вещи невестки.
— Она мне сама хвасталась, — говорила соседка с пятого этажа. — Мол, выжила невестку. Теперь с сыном заживут.
Алексей дёрнулся, хотел что-то сказать. Мать положила руку ему на колено — молчи.
Судья удалилась на совещание. Час тянулся как год. Ирина вышла покурить — руки тряслись.
Катя составила компанию:
— Всё будет хорошо. Ты видела её лицо? Она уже всё решила.
— А если…
— Никаких если. Мы выиграем.
Вернулись. Судья зачитывала решение. Ирина слушала сквозь шум в ушах:
— Брак расторгнуть… Определить доли в праве собственности… Три четверти квартиры — Ирине Сергеевне и несовершеннолетней дочери… Одна четверть — Алексею Николаевичу… Обязать Надежду Сергеевну освободить незаконно занимаемую жилплощадь…
— Как?! — Свекровь вскочила. — Это мой дом! Мой!
— Решение суда можно обжаловать в течение месяца, — сухо сказала судья. — Заседание окончено.
На улице Ирина обняла Катю:
— Спасибо. Спасибо тебе огромное.
— Рано радуешься. Выселять их ещё придётся. С боем.
Алексей стоял у машины. Один — мать куда-то ушла. Ирина подошла:
— Алёш.
Он поднял голову. Лицо серое, постаревшее.
— Чего тебе?
— Маша через три дня из лагеря возвращается. Ты… ты хочешь её встретить?
— Зачем? Ты же победила. Забирай свою дочь.
— Она и твоя дочь тоже.
— Была. — Он сел в машину. — Передай ей… передай, что я… Неважно. Ничего не передавай.
Уехал. Ирина смотрела вслед. Жалко его стало. Дурак. Променял семью на мамину юбку.
Через неделю пришли выселять свекровь. С приставами. Ирина ждала скандала, но Надежда Сергеевна собрала вещи молча. Только у порога обернулась:
— Ты пожалеешь. Я тебе жизнь поломаю.
— Вы уже поломали. Только не мне — сыну.
Старуха дёрнулась, хотела что-то сказать. Но пристав потянул её:
— Гражданка, не задерживайте.
Квартира опустела. Ирина ходила по комнатам — везде следы погрома. Обои ободраны, мебель поцарапана. В кабинете — бывшей комнате свекрови — валялись таблетки. Валокордин, корвалол, ещё что-то.
На кухне нашла свою кружку. Ту самую, которую свекровь «разбила». Целая стояла в шкафу. Специально прятала.
Ирина села на пол и заплакала. От облегчения, от усталости, от всего сразу.
Вечером привезла Машу. Дочь молча обошла квартиру. Зашла в свою комнату, села на кровать:
— Мам, а где папины вещи?
— Папа… переехал.
— Насовсем?
— Не знаю, зайка. Может, передумает.
— А бабушка?
— Бабушка тоже уехала. К своей сестре.
Маша кивнула. Взрослая такая. Понимающая.
— Мам, а мы теперь вдвоём?
— Если папа не передумает — да.
— Я не хочу к папе. Он врал. Говорил, что ты нас бросила.
— Маш, папа сейчас… не очень хорошо себя чувствует. Не держи на него зла.
— Я не держу. Просто не хочу с ним жить. И с бабушкой тоже. Она злая.
Ирина обняла дочь. Маленькая, тёплая. Родная.
— Мы справимся, зайка. Вдвоём справимся.
Через месяц позвонил Алексей:
— Я продаю свою долю. Хочешь выкупить?
— Денег нет.
— Родители помогут. Или найду покупателя со стороны.
— Зачем тебе это?
— Мама уезжает. В Краснодар, к сестре. Я… я тоже поеду. Тут мне делать нечего.
— А работа?
— Какая работа? — Он усмехнулся. — Я же бездарь. Мама так говорит.
— Алёш…
— Всё, Ира. Решай быстрее. У меня билеты на послезавтра.
Родители снова помогли. Дали в долг — потом отдашь. Оформили быстро. При встрече Алексей был трезв, выбрит. Даже рубашку чистую надел.
— Маше передай… — начал он и замолчал.
— Что передать?
— Что я люблю её. И прости меня. Если сможет.
— Передам.
— И ты… прости. Если сможешь.
Ирина смотрела на него. На мужчину, с которым прожила пятнадцать лет. Родила ребёнка. Строила планы. И не узнавала.
— Езжай, Алёш. Может, на новом месте наладится.
— Может. — Он протянул ключи. — Вот. Теперь точно ваша квартира.
Ушёл. Ирина постояла в нотариальной конторе, покрутила ключи в руках. Холодный металл. Вся жизнь — в этих кусочках железа.
Дома Маша делала уроки. Подняла голову:
— Мам, ты плачешь?
— Нет, зайка. Просто устала.
— Папа приходил?
— Да. Он… он уезжает. Просил передать, что любит тебя.
— Если любит — почему уезжает?
Как объяснить ребёнку взрослые глупости?
— Иногда люди не могут быть вместе, даже если любят друг друга. Это сложно.
— А он вернётся?
— Не знаю, Маш. Время покажет.
Вечером сидели на кухне. Пили чай из новых кружек. За окном шёл снег — первый в этом году.
— Мам, а давай ёлку поставим? — предложила Маша. — Скоро же Новый год.
— Давай, зайка.
— И гостей позовём. Бабушку с дедушкой. Тётю Катю.
— Обязательно позовём.
— И папу?
Ирина погладила дочь по голове:
— Папа далеко будет. Но мы ему открытку пошлём. Хорошо?
— Хорошо.
За окном кружились снежинки. Ирина думала — вот и всё. Конец одной жизни, начало другой. Страшно? Да. Но и… свободно. Никто больше не будет решать за неё. Никто не будет выживать из собственного дома.
Телефон пиликнул. СМС от неизвестного номера: «Ирина, это Надежда Сергеевна. Алёша в больнице. Сердце. Приезжайте».
Ирина перечитала дважды. Набрала номер:
— Что случилось?
— Приступ. — Голос свекрови дрожал. — В поезде стало плохо. Сняли в Твери. Врачи говорят… говорят, неизвестно.
— Я приеду.
— Спасибо. — Свекровь всхлипнула. — Ирочка, прости меня. Я… я всё разрушила.
Ирина молчала. Что тут скажешь?
— Приезжайте, — повторила свекровь. — Он вас звал. В бреду.
Ирина положила трубку. Маша смотрела испуганно:
— Что случилось?
— Папа заболел. Мне нужно съездить к нему.
— Я с тобой!
— Нет, зайка. Ты пока к бабушке с дедушкой. Я быстро.
В поезде думала — что скажет? Простит? Сможет простить?
Больница встретила запахом хлорки и безнадёжности. Свекровь сидела в коридоре. Маленькая, сгорбленная. Старуха.
— Ирочка! — Она вскочила. — Спасибо, что приехали. Он там. Врачи не пускают.
— Что говорят?
— Инфаркт. Обширный. — Свекровь заплакала. — Я виновата. Я его довела. Своими руками.
Ирина неловко погладила её по плечу. Странно было утешать женщину, которая разрушила её жизнь.
Вышел врач:
— Родственники?
— Я жена, — сказала Ирина. Бывшая — не уточнила.
— Можете пройти. Только недолго. Он слаб.
Алексей лежал под капельницей. Бледный, с синими губами. Открыл глаза:
— Ира? Ты приехала?
— Привет, Алёш.
— Я думал… думал, не приедешь. После всего.
— Глупый. Конечно, приехала.
Он слабо улыбнулся:
— Маша как?
— Хорошо. Учится. По тебе скучает.
— Врёшь. Не может скучать. После того, что я…
— Дети всё прощают, Алёш. Они умеют любить просто так.
Он закрыл глаза. Ирина думала — уснул. Но он заговорил:
— Я дурак, Ир. Всё проморгал. Семью, дочь, тебя. Мама говорила — ты плохая. А я… я сам плохой оказался.
— Не говори так.
— Нет, правда. Знаешь, что я понял? В поезде, когда прихватило? Что умру — и никто не вспомнит. Мама? Она себя любит. А больше и некому.
— Маша вспомнит. И я.
— Ты? — Он открыл глаза. — После всего?
— Мы пятнадцать лет прожили, Алёш. Были и хорошие времена.
— Были. — Он помолчал. — Ир, если я выкарабкаюсь… можно мне иногда Машу видеть?
— Конечно. Она твоя дочь.
— Спасибо. — Он закрыл глаза. — Устал я, Ир. Так устал.
Ирина сидела рядом, держала его за руку. Как раньше. Когда любили друг друга. Когда были семьёй.
К утру ему стало лучше. Врачи говорили — кризис миновал. Но нужна операция. И долгое восстановление.
Свекровь плакала от облегчения:
— Спасибо, Ирочка. Спасибо, что приехали. Я… я уеду. Как только Алёша поправится — уеду. Не буду вам мешать.
— Надежда Сергеевна, он ваш сын. Вы ему нужны.
— Нет. Я ему жизнь сломала. Вам обоим. — Старуха вытерла слёзы. — Знаете, что он мне сказал? Что я его в могилу свожу. Своей любовью. И ведь прав. Довела.
Ирина молчала. Что тут скажешь? Правда она.
Домой вернулась к вечеру. Маша кинулась навстречу:
— Мам! Как папа?
— Лучше. Выкарабкается.
— Можно я ему позвоню?
— Пока нельзя, зайка. Но скоро можно будет. И навестить.
— Правда? — Маша просияла. — А он… он хочет меня видеть?
— Очень хочет. Просил передать, что любит тебя.
Вечером позвонил Алексей. Голос слабый, но уже живой:
— Ира? Мама сказала, ты уехала.
— Маша в школу завтра. Не могла остаться.
— Понимаю. Ир, я тут подумал… Когда выпишусь, можно мне вернуться? В город наш?
— Это твоё решение, Алёш.
— Я квартиру сниму. Где-нибудь недалеко. Чтобы Машу видеть. Если ты не против.
— Я не против.
— И… может, когда-нибудь… ты меня простишь?
Ирина помолчала. Простит? Сможет?
— Время покажет, Алёш. Давай сначала — ты выздоравливай.
— Да. Ты права. Сначала выздоровею. А там… посмотрим.
Положила трубку. Маша заглянула:
— Это папа звонил?
— Да, зайка.
— Он вернётся?
— Может быть. Ты хочешь?
Маша задумалась:
— Хочу, чтобы он был рядом. Но жить… жить я хочу с тобой. Это плохо?
— Нет, зайка. Это нормально.
Ночью Ирина лежала без сна. Думала о странных поворотах судьбы. О том, как любовь превращается в ненависть. И как ненависть вдруг уступает место жалости.
Простит ли она Алексея? Не знает. Но дать ему шанс быть отцом — даст. Ради Маши. И ради той любви, что когда-то была.
А свекровь… Что ж, и её простит. Со временем. Несчастная старуха, которая задушила сына своей любовью. Теперь пожинает плоды.
За окном падал снег. Ирина встала, подошла к окну. Седьмой этаж. Их квартира. Их с Машей дом.
Они справятся. Вдвоём справятся.
А там — время покажет.
