Татьяна Сергеевна стояла у дачных ворот с тяжёлой сумкой в руке и смотрела на пустую дорогу. Выходные закончились. Олег обещал приехать в субботу — «мам, точно приеду, только дела закрою». Не приехал, конечно. Позвонил в воскресенье вечером:
— Извини, не получилось. Алина заболела, пришлось остаться.
Алина. Всегда Алина.
— Ничего, сынок, — сказала тогда Татьяна. — Выздоравливайте.
А сама подумала: «Когда это я стала такой удобной? Когда начала так легко прощать?»
Такси ехало медленно, будто нехотя. Старенькая белая «девятка» с мятым бампером. Водитель — мужчина лет пятидесяти, с усталыми глазами и седой щетиной.
— Алексей, — представился он, помогая закинуть сумку в багажник. — Далеко едем?
— В город. На Советскую,35.
— Понятно. Садитесь.
Татьяна потянула за ручку задней двери и вздрогнула от неожиданности.
На сиденье, свернувшись калачиком, лежал чёрный кот. Большой, пушистый, с жёлтыми глазами. Он посмотрел на неё — так спокойно, будто они сто лет знакомы.
— Простите, — растерялась Татьяна. — Тут кот.
— А, — махнул рукой Алексей. — Барсик. Не обращайте внимания, он тихий.
— Но это что же, ваш кот?
— Не мой, — водитель завёл машину. — Один мужик ехал сегодня утром. Вот история была, вам рассказать?
Татьяна кивнула, осторожно садясь рядом с котом. Тот даже не шевельнулся.
— Забрал я его в четыре утра. Дядька лет сорока, весь помятый. Сидит, молчит. Потом вдруг как заговорит! Жена, говорит, ультиматум поставила — либо кот, либо она. Кот старый, говорит, воняет, шерсть везде, а у неё аллергия началась.
— И что он решил? — почему-то шёпотом спросила Татьяна.
— Везёт кота в ветклинику. Усыпить. Всю дорогу рассказывает — десять лет вместе, с котёнка вырастил. А сам плачет, представляете? Взрослый мужик — и плачет.
Татьяна погладила кота по голове. Тот замурлыкал — тихо, благодарно.
— Довожу до клиники, — продолжал Алексей. — Он выходит, берёт переноску и стоит минут пять. Потом возвращается и говорит: «Не могу. Не могу его убить». Ставит переноску обратно в машину и быстро уходит пешком.
— Просто ушёл?
— Просто ушёл. А кот остался. Думаю, может, вернётся ещё, да где там.
Татьяна молчала. Гладила кота и молчала.
— Понимаете, — сказал Алексей, глядя в зеркало заднего вида, — я сам не пойму, что делать. Дома жена не разрешит. А выбросить рука не поднимается. Хороший кот. Умный.
— А как зовут?
— Барсик. Он на кличку отзывается.
Татьяна посмотрела в жёлтые глаза. В них не было обиды. Только усталость. И какая-то покорность.
«Знакомое чувство», — подумала она.
Только на время
Домой Татьяна приехала с котом. Просто не смогла оставить его в машине. Алексей только руками развёл:
— Спасибо вам. Честное слово, не знал уже, что делать.
— Только на время, — сказала Татьяна себе, устраивая Барсика в прихожей. — Пока не найду хозяев.
Но какие хозяева? Кот был обречён — и она это знала.
Первую неделю она металась. Обзвонила все приюты — переполнены. Дала объявление в интернет — два отклика, оба сомнительные. Один спрашивал: «А кастрированный?» Другой: «Породистый или дворняга?»
— Ну что ты за человек, — сказала Татьяна Барсику, который мирно спал на её диване. — Породистый ты или нет?
Кот открыл один глаз, зевнул и снова уснул.
А она смотрела на него и думала: вот так же и меня отодвигают. Вежливо, но решительно. Алина говорит Олегу: «Может, твоя мама пореже приезжать будет? А то я устаю от гостей». И он соглашается. Конечно, соглашается.
Барсик оказался удивительно тактичным котом. Не драл мебель, не орал по ночам, ел всё, что дают. Благодарил за каждую ласку — мурлыканьем, нежным бодаем в руку.
— Воспитанный ты, — говорила ему Татьяна. — Любили тебя. А потом, потом решили, что ты лишний.
И каждый раз, произнося эти слова, она чувствовала, как что-то сжимается в груди.
Через месяц она перестала искать хозяев. Официально.
— Останешься пока, — сказала коту. — Видишь, как получается.
А сама думала: «Хоть кто-то меня ждёт. Хоть для кого-то я нужна».
Олег звонил редко. Всегда скороговоркой:
— Мам, как дела? Всё хорошо? Отлично. Мы тут загружены. Алина говорит привет. Да, обязательно приедем на следующих выходных.
Не приезжали, конечно.
А Барсик встречал её каждый день. Сидел у двери, мурлыкал, тёрся о ноги. Первый раз за многие месяцы Татьяна чувствовала себя не лишней.
— Знаешь, — сказала она ему однажды, — может, это и к лучшему. Может, мы подходим друг другу.
Звонок прозвенел поздно вечером
Татьяна как раз готовила Барсику ужин — размачивала сухой корм в тёплой воде. Кот любил именно так.
— Алло, мам? — голос Олега звучал напряжённо.
— Олежек! Как дела? Как внучек?
— Да нормально всё. Слушай, мам, я по поводу дня рождения Артёма звоню.
— Конечно! Я уже подарок купила, такую машинку на пульте.
— Мам, — перебил он. — Мам, понимаешь. Алина считает, что лучше отметить в узком кругу. Только мы с ней, родители её. А то, знаешь, много людей — дети устают.
Татьяна медленно поставила миску на пол. Барсик подошёл, понюхал, но есть не стал. Смотрел на неё.
— То есть меня не приглашают? — тихо спросила она.
— Да не так, мам! Просто, ты же сама понимаешь. У Алины стресс на работе, она хочет спокойного праздника.
— Спокойного, — повторила Татьяна. — Без бабушки.
— Мам, ну не драматизируй! Мы обязательно отметим с тобой отдельно. В следующие выходные приедем.
— Не надо, — сказала Татьяна. — Не надо приезжать.
— Мам, ты что?
— Я понимаю, Олег. Я всё понимаю.
Она положила трубку и опустилась на стул. Барсик подошёл, положил лапы ей на колени, заглянул в глаза.
— Знаешь что, — прошептала она. — Я тоже стала неудобной. Как ты. Старая, лишняя. А я всё ждала, когда меня позовут.
Кот мурлыкнул — сочувственно, понимающе.
— Он даже не защитил меня, — продолжала Татьяна. — Просто согласился. Как тот мужик, который тебя бросил. Они же не специально злые. Просто слабые.
Барсик потёрся о её руку.
— А я что? Я тоже соглашалась. Всегда соглашалась. «Конечно, сынок, как удобно». «Конечно, понимаю». «Конечно, не буду мешать».
Она встала, подошла к окну. На улице зажигались фонари. Где-то там, в другом конце города, её внук задует свечи на торте. Без неё.
— Знаешь, что я поняла? — сказала она коту. — Если ты позволяешь себя не замечать, тебя действительно перестают замечать.
Барсик мяукнул — как будто согласился.
— Но я устала, понимаешь? Устала быть удобной. Устала извиняться за то, что существую.
Больше не буду унижаться
Олег перезвонил через два дня. Голос виноватый, мягкий:
— Мам, ну что ты обиделась? Мы же объяснили.
— Я не обиделась, — спокойно сказала Татьяна. — Я подумала.
— О чём?
— О том, что я не вещь. Которую можно убрать, когда неудобно, и достать, когда нужно.
— Мам, при чём тут вещь? Мы же любим тебя.
— Любите? — Татьяна погладила Барсика, который лежал рядом. — Любовь — это когда защищают. Когда место находят. А не когда в сторонку отодвигают.
— Но ты же понимаешь, Алина…
— Понимаю, — перебила его Татьяна. — Понимаю, что ты выбираешь её комфорт. Каждый раз выбираешь.
— Мам, я не хочу конфликта в семье.
— А я не хочу унижения! — впервые за много лет Татьяна повысила голос. — Я родила тебя, вырастила, отдала тебе лучшие годы жизни. А теперь должна просить разрешения увидеть внука?
Олег молчал.
— Знаешь, — продолжала она, — у меня тут кот живёт. Барсик. Его тоже хозяин бросил — жена против была. Удобнее стало без него.
— Мам, причём тут кот?
— При том, что я впервые вижу, как это выглядит со стороны. Как отказываются от тех, кто любит. Как находят оправдания.
Она сделала паузу, посмотрела на Барсика. Тот смотрел на неё — серьёзно, поддерживающе.
— Олег, — сказала она твёрдо. — Я больше не буду унижаться. Не буду просить, когда можно приехать. Не буду подстраиваться под чужие планы.
— Мам, что ты говоришь?
— Правду. Если я вам нужна — найдёте способ. Если нет — не буду навязываться.
Татьяна положила трубку. Руки дрожали, сердце колотилось. Но впервые за долгие месяцы она чувствовала себя живой.
— Знаешь что, Барсик? — сказала она. — Больше не будем ждать, когда нас позовут. Мы сами решим, как нам жить.
Кот мурлыкнул и потёрся о её ногу. Как будто говорил: «Наконец-то. Наконец-то ты это поняла».
Три недели Олег не звонил
Татьяна поначалу вздрагивала от каждого звонка телефона — авось он? Но нет. Коммунальщики, поликлиника, соседка тётя Зина.
— Танечка, — сказала как-то тётя Зина, забежав на чай, — а что это Олег твой не появляется? Обычно каждые выходные.
— Занят, — коротко ответила Татьяна. — Работа, семья.
— Ну да, конечно, — тётя Зина покосилась на Барсика, который дремал на подоконнике. — А кот-то откуда?
— Нашла.
— Нашла? Где?
— В такси. Бросили.
— Ах, какая жалость! — всплеснула руками соседка. — Но зачем тебе? Ты же одна, хлопот лишних…
— Не лишних, — твёрдо сказала Татьяна. — Он меня встречает. Ждёт. Радуется, когда прихожу.
— А Олег?
— А что Олег? — Татьяна встала, начала убирать чашки. — Олег живёт своей жизнью. Как и должно быть.
Тётя Зина ушла с озадаченным лицом. А Татьяна села к окну, взяла Барсика на руки.
— Знаешь, — сказала она ему, — я всё думаю — неужели так просто? Неужели можно человека вычеркнуть из жизни, как будто его нет?
Кот мурлыкнул, потёрся о её руку.
— Они же не звонят даже. Не интересуются. Как будто меня действительно нет.
В этот момент зазвонил телефон. Татьяна взглянула на экран — Олег.
— Мам, — голос напряжённый, официальный. — Как дела?
— Хорошо, — сухо ответила она.
— Слушай, мам, вопрос такой. Артём заболел, температура. Алина на работе важном совещании, уйти не может. Не могла бы ты…
— Посидеть с внуком? — договорила Татьяна.
— Ну да. Часика на три. Я бы сам, но у меня презентация.
— Понятно, — сказала Татьяна. — Когда бабушка не нужна — её нет. Когда нужна — она должна быть.
— Мам, ну что ты! Мы же договорились не драматизировать.
— Мы ни о чем не договаривались, Олег. Ты сказал, что я неудобная. Я поняла.
— Да не говорил я такого!
— Не говорил словами. Делами говорил. Три недели не звонил, а как припекло — вспомнил.
— Мам, ребёнок болеет! Это же твой внук!
— Мой внук, — повторила Татьяна. — Которого я не должна видеть на дне рождения. Потому что его маме так спокойнее.
— Мам, это же…
— Это же что? Нормально? Обычно? Так и должно быть?
Олег молчал.
— Знаешь что, сынок, — сказала Татьяна, — поищи няню. Или попроси свекровь. Она же не лишняя.
Я устала быть запасным вариантом
Через час Олег перезвонил. Голос злой, обиженный:
— Мам, ну что за детский сад? Ребёнок больной, а ты устраиваешь какие-то разборки!
— Я не устраиваю разборки, — спокойно сказала Татьяна. — Я просто перестала быть удобной.
— Что это значит?
— Это значит, что я не запасной вариант. Не скорая помощь, которую вызывают в крайнем случае.
— Мам, ты не понимаешь! У меня работа, карьера, семья! Я не могу постоянно…
— Постоянно что? Общаться с матерью? Показывать ей внука?
— Это не так! Просто сложно всё.
— Сложно, — повторила Татьяна. — Тебе сложно. А мне, значит, должно быть легко. Сидеть и ждать, когда позовут.
— Ну а что тебе ещё делать? Ты же на пенсии, времени полно.
— Времени полно, — эхом отозвалась Татьяна. — Значит, время бабушки ничего не стоит. Можно тратить или не тратить.
— Да не в этом дело!
— А в чём? Объясни мне, Олег. Объясни, почему я должна быть всегда готова, но никогда не нужна.
Олег вздохнул — раздражённо, устало:
— Мам, ну нельзя же так! Нельзя дуться бесконечно. Нужно идти на компромиссы.
— Компромиссы, — переспросила Татьяна. — Это когда я всё время уступаю, а вы всё время получаете?
— Нет, не так.
— А как? Скажи, что я получила от этих компромиссов? Что мне дали взамен?
— Мам, мы же любим тебя.
— Любите? — Татьяна погладила Барсика. — Знаешь, у меня теперь есть кот. Барсик. Его тоже любили. Шесть лет. А потом решили, что любовь — это когда удобно.
— При чём тут кот?
— При том, что я поняла: если любовь нужно заслуживать удобством, это не любовь. Это использование.
— Мам, ты совсем…
— Совсем что? Совсем поумнела? Совсем перестала терпеть? Совсем решила, что имею право на уважение?
Олег молчал.
— Олег, — сказала Татьяна твёрдо, — я устала быть запасным вариантом. Я твоя мать. Я хочу быть частью твоей жизни, а не её довеском.
— Но ты же понимаешь, Алина…
— Стоп! — крикнула Татьяна. — Стоп! Алина, Алина! А я что? Я кто? Я что, чужая?
— Не чужая, но…
— Но менее важная. Но та, которой можно пренебречь. Но та, которую можно отодвинуть.
— Мам, это не так.
— Это именно так, Олег. И знаешь что? Я больше не согласна.
Татьяна встала, подошла к окну. Барсик следом — молча, поддерживающе.
— Слушай меня внимательно, — сказала она. — Я говорю это впервые и в последний раз.
— Мам, что ты…
— Молчи и слушай. Я тебя родила. Выносила, выкормила, выучила. Я отдала тебе лучшие годы жизни. Я не требую за это благодарности, но я требую уважения.
— Мам.
— Я не требую, чтобы ты бросил жену. Не требую, чтобы ты выбирал между нами. Я требую, чтобы ты нашёл место для всех. Как это делают взрослые мужчины.
— Но это сложно.
— Жизнь сложная, Олег. Взрослая жизнь. Если ты не готов к сложностям, оставайся мальчиком. Но тогда не рассказывай мне о карьере и семье.
— Мам, я пытаюсь.
— Ты пытаешься всех устроить, никого не обидев. Но получается наоборот — ты обижаешь того, кто молчит. Меня.
Татьяна села на диван, Барсик устроился рядом.
— Знаешь, что мне сказал таксист, когда я этого кота нашла? Что хозяин его плакал. Плакал, но всё равно бросил. Потому что так удобнее.
— Я не бросаю тебя!
— Бросаешь. Медленно, аккуратно, но бросаешь. День рождения без бабушки — это уже бросание.
— Мам, ну что ты хочешь от меня?
— Я хочу, чтобы ты был мужчиной. Чтобы ты защищал тех, кого любишь. Всех, кого любишь.
— Но у меня жена.
— Жена не имеет права запрещать тебе видеться с матерью. Не имеет права решать, приглашать меня или нет. Это твоя семья, твоя ответственность.
— Мам, я не хочу скандалов.
— А я не хочу унижения! — крикнула Татьяна. — Я не хочу чувствовать себя лишней в жизни собственного сына и внука!
Она помолчала, успокаиваясь.
— Олег, я даю тебе выбор. Последний раз. Или ты берёшь ответственность за отношения с матерью. Или я ухожу из твоей жизни навсегда.
— Мам, это ультиматум? А если я не смогу?
— Тогда живи с этим. Но больше не звони мне, когда припечёт. Больше не рассказывай про любовь, которую нужно заслужить удобством.
— Мам.
— Всё, Олег. Подумай. Решай. А я устала объяснять, почему имею право на уважение.
Она положила трубку.
Барсик мурлыкнул и потёрся о её руку. Как будто говорил: «Ты молодец. Наконец-то».
— Да, — прошептала Татьяна. — Наконец-то.
Месяц спустя
Татьяна поливала цветы на балконе, когда услышала звонок в дверь. Барсик поднял голову, насторожился.
— Кто там? — крикнула она.
— Это я, мам. Олег.
Сердце дрогнуло. Месяц она не слышала ничего ни о сыне, ни о внуке. Месяц жила в новом ритме — с утренними прогулками, с книгами, с Барсиком. Привыкла к тишине. К спокойствию.
— Открой, пожалуйста.
Она открыла. Олег стоял на пороге — осунувшийся, усталый. В руках пакет с продуктами.
— Можно войти?
— Конечно.
Он вошёл, огляделся. Барсик сидел на диване, изучал гостя.
— Это тот самый кот? — спросил Олег.
— Барсик. Да.
— Красивый, — Олег присел на край дивана. — Можно его погладить?
— Спроси у него.
Олег протянул руку. Барсик понюхал, разрешил себя погладить.
— Мам, — сказал Олег тихо, — я думал. Целый месяц думал.
— И что надумал?
— Что ты была права. Во всём была права.
Татьяна села напротив. Молчала.
— Знаешь, — продолжал Олег, — я всё пытался понять, как так получилось. Как я дошёл до того, что стал бояться собственной жены. Что согласился отодвинуть тебя.
— Согласился?
— Да. Именно согласился. Я же мог сказать: «Нет, это моя мать». Мог настоять. Но было проще промолчать.
— Проще, — согласилась Татьяна.
— Проще, да. А потом я понял: знаешь, на кого я похож? На того мужика, который кота бросил. Он тоже не хотел. Он тоже плакал. Но выбрал лёгкий путь.
Барсик замурлыкал под его рукой.
— Мам, я прошу прощения. Не за Алину. За себя. За то, что оказался трусом.
— Что с Алиной? — спросила Татьяна.
— Мы разговаривали. Серьёзно разговаривали. Я сказал, что ты — моя мать. И что я не буду выбирать между женой и матерью. Что хочу жить со всеми в мире.
— И что она?
— Сначала скандал устроила. Говорила, что я её не люблю, что ты меня настроила. А потом призналась, что просто боялась.
— Боялась? Чего?
— Что ты будешь вмешиваться в нашу жизнь. Что станешь критиковать, учить. У неё мама такая была — всё время лезла, всё время знала, как лучше.
— Понятно.
— Я объяснил, что ты другая. Что ты никогда не лезла. Что ты, наоборот, слишком деликатная.
— И что теперь?
— Теперь она хочет с тобой поговорить. Извиниться. Если ты согласишься, конечно.
Татьяна погладила Барсика. Тот лежал, довольный, распушив хвост.
— Знаешь, Олег, — сказала она, — я думала, что хочу извинений. Что хочу признания вины. А оказалось — нет. Я хочу просто жить спокойно.
— Мам, а внука не хочешь увидеть?
— Хочу. Очень хочу.
— Тогда приезжай. В воскресенье. Мы отметим день рождения Артёма. Настоящий день рождения.
— А машинка на пульте?
— Какая машинка? — удивился Олег.
— Которую я покупала на день рождения. Месяц назад.
— Ах, — Олег улыбнулся. — Конечно, привози. Артёмка обрадуется.
— Хорошо. Приеду.
— Мам, а кота сможешь взять с собой? Артёмка животных любит.
— Барсика? — Татьяна посмотрела на кота. — Спроси у него.
— Барсик, — серьёзно сказал Олег, — хочешь в гости?
Кот мяукнул — как будто согласился.
— Вот и договорились, — улыбнулась Татьяна. — Мы с Барсиком теперь везде вместе. Нас двоих либо принимают, либо нет.
— Принимают, — твёрдо сказал Олег. — Обязательно принимают.
— Хорошо. Тогда увидимся в воскресенье.
Олег встал, подошёл к ней, обнял.
После его ухода она долго сидела с Барсиком на диване. Гладила его, думала.
— Знаешь, — сказала она ему, — оказывается, иногда нужно уметь уходить. Чтобы тебя позвали обратно.
Барсик мурлыкнул — понимающе.
— И главное — не бояться остаться одной. Потому что одиночество с достоинством лучше, чем компания с унижением.
В окно светило солнце. Где-то там, в другом конце города, её ждал внук. Ждал её Олег. Может быть, даже Алина.
Но главное — её ждал Барсик. Каждый день. Без условий и оправданий.
