— За что ты так с ней? Она же носит твоих внуков!
Мария Ивановна скривилась, словно разгрызла лимон с кожурой. Кухня, обставленная ещё в восьмидесятые, вдруг стала тесной. Нож в её руке замер над разделочной доской, где лежал недорезанный салат.
— А тебе не кажется странным, Алёша, что она забеременела сразу двойней? — она подчеркнула последнее слово, глядя в глаза мужу. — В двадцать лет, без копейки денег, на съёмной квартире? И почему они не могут подождать, пока Максим институт закончит?
Алексей Петрович, привыкший сглаживать острые углы, устало потёр переносицу. За тридцать лет семейной жизни он выучил, что спорить с женой — дело безнадёжное. Особенно когда у неё в руках нож.
— Маша, они любят друг друга. А дети… дети всегда счастье, — он попытался улыбнуться, но улыбка вышла кривой.
В этот момент дверь распахнулась, и на пороге появился Максим — высокий парень с отцовскими серыми глазами и материнским упрямым подбородком. За его спиной маячила тоненькая фигурка Анны — бледная, с покрасневшими глазами.
— Я всё слышал, — голос Максима звенел от напряжения. — Как ты можешь говорить такое, мама? Анна никогда…
— Да мне плевать, что ты слышал! — Мария резко положила нож, от которого Алексей наконец выдохнул с облегчением. — Я тебе с самого начала говорила, что она тебя затащит в брак. И вот, пожалуйста! Двойня, подумать только!
— Мария Ивановна, — Анна шагнула вперёд, голос дрожал, но держалась она прямо. — Я люблю вашего сына. И наши дети…
— Молчи! — рявкнула Мария так, что задребезжала посуда в серванте. — Кто тебя спрашивал? Ты ещё ничего в жизни не видела, а уже решила рожать. На какие шиши вы жить собираетесь? Где? Как?
В стариной квартире с высокими потолками повисла тяжёлая тишина. Максим положил руку на плечо Анны.
— Мы уезжаем в Северогорск, — он говорил спокойно, но каждое слово падало как камень. — Я перевожусь на заочное и иду работать. Дядя Сергей помог с местом на заводе.
— Сережка? — Мария задохнулась от возмущения. — То есть вы уже всё решили? За моей спиной? А про сестру-библиотекаршу он не говорил? Спросите у Татьяны, как она живёт одна! Счастлива ли она?
Алексей попытался взять жену за руку:
— Маша, давай спокойно всё обсудим…
Она резко вырвала руку:
— Всем на меня наплевать! Мнение матери никого не интересует! Неблагодарные! — её глаза наполнились слезами от бессильной ярости.
Максим сжал зубы:
— Мама, ты больше не будешь решать за меня. Я уже не ребёнок.
— Да ты и не мужчина ещё! — парировала Мария. — Вы свою жизнь губите, а я должна молча смотреть? Не дождётесь!
Анна тихо всхлипнула. Максим шагнул к выходу, увлекая девушку за собой:
— Мы уходим. Позвоните, когда сможете разговаривать нормально.
Звук захлопнувшейся двери эхом разнёсся по квартире.
Мария обернулась к мужу, ожидая поддержки. Но Алексей смотрел на неё с каким-то новым выражением — не привычной усталой покорностью, а чем-то похожим на… отвращение?
— Что смотришь? — огрызнулась она.
— Ты только что потеряла сына, Маша, — тихо произнёс он. — И по своей воле.
— Я пытаюсь спасти его от ошибки! Неужели ты не видишь? Эта девчонка запрыгнула в последний вагон уходящего поезда! — Мария в отчаянии ударила кулаком по столу. — Дети должны родителей слушать, а не бежать сломя голову!
Алексей поднялся из-за стола:
— Знаешь, хватит. Я устал быть буфером между тобой и всеми остальными. Между твоими желаниями и реальностью. Сорок шестой год пошёл, Маша, а ты всё ещё думаешь, что мир должен крутиться по твоей указке.
Мария замерла:
— Это что ещё значит?
— Это значит, что я ухожу пройтись. И, может быть, не вернусь сегодня.
— Куда ты пойдёшь в такой час? — она нервно рассмеялась, не веря своим ушам.
— Туда, где можно дышать, — он накинул пиджак и вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь.
Оставшись одна, Мария рухнула на стул. Почему никто не понимает, что она хочет как лучше? Она всегда была права. Всегда! И сейчас права. Эта девчонка разрушит жизнь её сыну, как разрушили бы и её жизнь, не будь она такой осторожной.
Память некстати подбросила картинку из прошлого: ей двадцать, и жених — красавец из параллельной группы — признаётся, что женится на другой, у которой «так получилось» забеременеть. Тогда она поклялась себе, что никогда не позволит, чтобы её обманули так же.
Прошло четырнадцать лет. Звонок раздался в половине десятого вечера, когда Мария проверяла последнюю стопку тетрадей.
— Мама? — голос Максима звучал глухо, несмотря на расстояние в сотни километров.
— Здравствуй, — она старалась говорить спокойно, хотя сердце тревожно сжалось. Сын звонил редко, обычно по праздникам.
— Как ты себя чувствуешь?
Вопрос застал её врасплох. С тех пор как Алексей ушёл девять лет назад, никто особо не интересовался её самочувствием.
— А что случилось? — она моментально насторожилась.
— Мне звонила твоя соседка, — в голосе Максима слышалась тревога. — Говорит, ты неделю не выходила из квартиры. Не отвечала на звонки.
Мария поджала губы. Эта старая сплетница Нина Степановна всегда суёт нос не в своё дело.
— Просто простыла немного. Ничего страшного, — она кашлянула, словно в подтверждение своих слов.
Повисла пауза.
— Мама, я приеду. Проверю, как ты.
— Ещё чего! — Мария возмутилась. — Не надо ко мне ездить! У меня всё в порядке. Давно бы позвонил, если волновался.
— Я позвоню Татьяне, пусть зайдёт к тебе.
— Не смей! — Мария почти закричала. — Не впутывай эту старую деву в мои дела! У меня всё хорошо, понятно? Как твои… дети?
Она заставила себя задать этот вопрос, хотя внучек видела всего дважды за все эти годы.
— Хорошо, — в голосе Максима слышалась усталость. — Лиза отличница, Катя больше на спорт налегает. Мы с Анной…
— Я рада, что у них всё хорошо, — перебила Мария. — Мне пора, завтра рано вставать.
Она повесила трубку, не дослушав.
Ночью поднялась температура. Мария металась по постели, глотая жаропонижающие. Вызвать скорую она не решалась — в последний раз врач сказал о начинающейся пневмонии и настаивал на госпитализации. А она ненавидела больницы.
Казалось, прошла вечность, когда в дверь настойчиво позвонили. Мария с трудом добралась до прихожей.
— Кто там? — прохрипела она.
— Открывай, мама. Это я.
На пороге стоял Максим — осунувшийся, с залегшими под глазами тенями. Взрослый мужчина тридцати четырёх лет, совсем не похожий на того юношу, что хлопнул дверью четырнадцать лет назад.
— Зачем приехал? — Мария опёрлась о стену, чтобы не упасть.
— Затем, что ты умираешь тут в одиночестве, — он подхватил её под руку. — Господи, да у тебя жар сорок!
В тот же день она оказалась в больнице с двусторонней пневмонией. Врачи говорили, что ещё день-два, и могло быть поздно.
Максим приходил каждый день. Сидел рядом, иногда молча, иногда рассказывал о девочках, о работе. Анна ни разу не пришла, и Мария не спрашивала о ней.
На пятый день, когда кризис миновал, она наконец решилась:
— Как вы… живёте? — голос был ещё слабым, но в нём звучал искренний интерес.
Максим помедлил:
— Мы развелись пять лет назад, мама.
Мария вскинула голову:
— Что? Почему?
— А ты была права, — он горько усмехнулся. — Мы действительно были слишком молоды. Только вот дело не в беременности… просто не смогли. Слишком разные.
Странное чувство охватило Марию. Она была права — но радости от этого не было.
— А девочки?
— С нами обоими. Неделю у меня, неделю у Анны. Она хорошая мать, — в его голосе слышалась грусть.
— А ты… один?
— Пока да, — он пожал плечами. — Работа, дети. Знаешь, как это бывает.
Знала ли она? Последние девять лет она жила одна. С тех пор как Алексей ушёл, перебравшись к сестре Ольге, она замкнулась в своём мирке из школы, дома и редких походов в магазин.
— Спасибо, что приехал, — вдруг сказала она.
Максим удивлённо поднял брови:
— Не за что, мама. Ты же моя мать.
Прошло ещё пять лет. Телефонный звонок разорвал тишину субботнего утра.
— Мария Ивановна? — женский голос был незнакомым.
— Да, — настороженно отозвалась она.
— Это Анна… бывшая жена Максима, — голос дрогнул. — Я звоню насчёт Кати. Она в больнице.
Сердце Марии пропустило удар:
— Что случилось?
— Аппендицит, но… там осложнения. Она спрашивает о вас.
— Обо мне? — Мария растерялась. — Мы же почти не общались…
— Знаю, — в голосе Анны слышалась усталость. — Но она помнит, как вы пекли вместе пирожки, когда ей было десять. Во время вашей болезни.
Мария вспомнила тот единственный раз, когда Максим привёз девочек к ней, во время её выздоровления. Катя, серьёзная девочка с косичками, внимательно смотрела, как бабушка раскатывает тесто, а потом старательно лепила маленькими пальчиками неуклюжие пирожки.
— Я приеду, — решительно сказала Мария. — Скажите, в какой больнице.
В приёмном покое Северогорской больницы она столкнулась с Максимом. Он осунулся, глаза покраснели от недосыпа.
— Мама? — удивлённо произнёс он. — Ты как здесь…
— Анна позвонила, — объяснила Мария. — Как Катя?
— Стабильно. Врачи говорят, что самое страшное позади.
Они поднялись в палату. Катя — уже не девочка, а девушка девятнадцати лет — лежала бледная, но улыбнулась, увидев бабушку.
— Я помню ваши пирожки, — прошептала она. — С капустой. Они были самыми вкусными.
Мария неловко погладила внучку по руке:
— Я испеку ещё, когда ты поправишься.
— Обещаете?
— Обещаю.
Максим и Анна переглянулись с удивлением. За все эти годы Мария ни разу не выполнила ни одного обещания, данного внучкам.
Но на этот раз всё было иначе. Когда Катю выписали, Мария приехала в Северогорск с сумкой, полной продуктов. Она действительно испекла пирожки — не только с капустой, но и с яблоками, и с мясом.
За ужином, когда девочки ушли в свою комнату, Максим внимательно посмотрел на мать:
— Что изменилось, мама?
Мария поджала губы:
— Ничего не изменилось. Просто мне не хотелось, чтобы девочка думала, будто я не держу слово.
— А раньше это тебя не волновало? — в его голосе не было упрёка, только искреннее любопытство.
Мария долго молчала, разглядывая свои руки — руки шестидесятипятилетней женщины, с проступающими венами и старческими пятнами.
— Знаешь, чего я боялась больше всего? — наконец произнесла она. — Что вы будете счастливы без меня. Что я окажусь не права. Что на самом деле это я всё испортила.
— И как, твои опасения подтвердились? — тихо спросил Максим.
— Нет, — она горько усмехнулась. — Мы все несчастны. Каждый по-своему.
2020 год начался с похорон. Алексей умер от инфаркта в канун Нового года. Мария стояла у гроба, сухими глазами глядя на восковое лицо мужа. Рядом плакала Ольга — сестра Алексея, приютившая его после развода.
— Он часто вспоминал тебя, — вдруг сказала Ольга. — Говорил, что никогда не встречал женщины сильнее.
— Это был не комплимент, — тихо ответила Мария.
— Знаю, — кивнула Ольга. — Но он никогда не переставал любить тебя. Даже когда ненавидел.
После похорон Максим подвёз мать домой.
— Зайдёшь? — спросила она, впервые в жизни не уверенная в ответе.
— Нет, — покачал головой он. — Мне нужно возвращаться. Работа.
— Понимаю, — она кивнула. — Как девочки?
— Обе в университете. Катя в Москве, на журналиста учится. Лиза здесь, на врача.
— Передавай им привет, — сказала Мария и впервые заметила, как странно звучат эти слова, когда говоришь их человеку, который видит твоих внучек чаще, чем ты.
Март 2025 года выдался на удивление тёплым. Мария Ивановна, разменявшая восьмой десяток, неторопливо шла по парку. Годы не сильно изменили её — всё та же прямая спина, решительный взгляд, упрямо сжатые губы.
На скамейке у фонтана она заметила женщину примерно своего возраста. Что-то в ней показалось знакомым.
— Таня? — неуверенно позвала Мария.
Женщина обернулась. В её лице проступили знакомые черты сестры, состарившейся так же, как и она сама.
— Маша? — Татьяна удивлённо приподняла брови. — Не ожидала тебя здесь встретить.
— Я тоже, — Мария замялась. — Можно присесть?
Татьяна подвинулась, освобождая место. Они сидели молча, глядя на бегающих по парку детей и собак.
— Как ты? — наконец спросила Татьяна.
— Нормально, — пожала плечами Мария. — А ты?
— Тоже, — кивнула сестра. — Вышла на пенсию два года назад. Читаю, гуляю.
— Одна?
— Да.
Снова повисла тишина.
— Помнишь, как ты спрашивала Максима, счастлива ли я? — вдруг спросила Татьяна.
Мария вздрогнула. Тот вечер, когда сын ушёл из дома, она помнила во всех деталях.
— Помню, — глухо отозвалась она.
— Я счастлива, Маша, — Татьяна улыбнулась. — По-своему, но счастлива. У меня есть книги, друзья, свобода.
— Как можно быть счастливой в одиночестве? — Мария недоверчиво покачала головой.
— А как можно быть счастливой, делая несчастными всех вокруг? — мягко спросила Татьяна.
Мария вскинулась, готовая ответить резко, но осеклась. За этим вопросом не было упрёка — только искреннее любопытство.
— Не знаю, — честно призналась она. — Я пыталась защитить их от ошибок. От боли.
— И как, получилось?
Мария горько усмехнулась:
— Нет. Они всё равно наделали ошибок. И всё равно страдали. Только уже без меня.
Татьяна осторожно коснулась её руки:
— Знаешь, ещё не поздно.
— Для чего?
— Позвонить. Приехать. Попросить прощения, — Татьяна пожала плечами. — Пока мы живы, никогда не поздно.
Мария одёрнула руку:
— Я не могу… я не умею просить прощения.
— Тогда просто позвони и спроси, как дела, — Татьяна встала. — Мне пора. Приятно было тебя увидеть, сестра.
Она ушла, а Мария осталась сидеть, глядя на играющих детей. Мысли путались. Она представила, как набирает номер Максима, как спрашивает о внучках, как говорит… что? Что она была не права? Что сожалеет о прошлом? Что гордость сломала ей жизнь?
Телефон в сумке завибрировал. Мария вздрогнула и, помедлив, достала его. На экране высветилось: «Максим».
Словно по волшебству, сын позвонил именно тогда, когда она думала о нём. Палец завис над зелёной кнопкой.
Неужели она готова? Неужели сможет переступить через свою гордость, через всю свою жизнь, построенную на уверенности в собственной правоте?
Мария долго смотрела на мигающий экран, а потом…
