Елена поставила на стол кастрюлю супа, вытерла лоб тыльной стороной ладони и вздохнула. Казалось, кухня с каждым днём становилась всё меньше. А ведь ещё пять лет назад это была её гордость: просторная, светлая, с новым гарнитуром и техникой, которую они с Дмитрием брали в кредит. Тогда она радовалась каждой полке, каждой сковороде, потому что всё было куплено своими руками. А теперь… теперь ей приходилось протискиваться между табуретками, детскими игрушками и бесконечными пакетами с чужими вещами.
— Мама сказала, что приедут ненадолго, — ещё месяц назад успокаивал её Дмитрий, нервно ёрзая на диване.
— Ненадолго — это как? — спросила она, прищурившись. — На чай или на пенсию?
— Ну… недельки две. У Оли ремонт, им пока негде. Ты же понимаешь… семья.
Семья… Елена тогда промолчала. Но теперь, когда «неделя» плавно растянулась в шестую, она понимала: зря.
Сегодня утром свекровь уже в третий раз делала ей замечание по поводу уборки.
— Леночка, — с видом генеральши произнесла Мария Павловна, развалившись на кресле, — у вас под окнами пыль. А я астматик, между прочим. Нельзя так халатно относиться.
— Конечно, — улыбнулась Елена сквозь зубы. — Я ведь только что вернулась с работы, сразу же побегу окна протирать.
— Вот и умничка, — сказала свекровь и вернулась к просмотру сериала.
А Оля, сестра мужа, с утра заявила:
— Лена, я твою кофточку надела, в магазин выбегала. Ты не против? У тебя всё равно шкаф забит, надо делиться.
— Оля, у тебя рост на десять сантиметров меньше, кофточка растянется, — спокойно заметила Елена.
— Ну, зато тебе будет просторнее, — хмыкнула Оля, откусывая яблоко.
Просторнее… Елена чувствовала, как внутри у неё закипает.
К вечеру кухня была забита: дети Оли устроили войнушку прямо под столом, свекровь громко комментировала телевизор, Оля обсуждала по телефону «свою» будущую ипотеку, сидя в кресле, купленном Еленой. Дмитрий пришёл с работы, уставший, как всегда, но с видом «я тут жертва, меня не трогайте».
Елена всё-таки решилась.
— Дима, — сказала она тихо, когда он открыл холодильник. — Нам надо поговорить.
— Только не сейчас, я голодный, — отмахнулся он.
— Именно сейчас, — голос её дрогнул. — Твоя семья уже шестую неделю живёт у нас. Я устала. Мне тяжело. Я хочу, чтобы они съехали.
Дмитрий закрыл дверцу холодильника и повернулся.
— Ты серьёзно? Это же моя мать и сестра. Ты хочешь выгнать их на улицу?
— Я хочу, чтобы в моей квартире было место хотя бы для меня, — сказала она, едва сдерживая слёзы.
— Для тебя? — усмехнулся он. — А я? А мои? Ты же знала, что у меня семья.
Ты — тоже моя семья, хотелось закричать Елене. Но вместо этого она только прошептала:
— Я знала. Но не думала, что стану чужой в своём доме.
Оля тут же встряла, подслушав разговор:
— Лен, а мы его семья, понимаешь? Настоящая. А ты… ну, как бы… временно.
— Временно? — Елена подняла брови. — В браке десять лет — это временно?
— Ага, — хмыкнула Оля. — Могла бы уже смириться.
Мария Павловна с дивана подала голос:
— Девочки, не шумите. Лена, будь мудрее. Женщина должна держать семью, а не разрушать её своими капризами.
Елена почувствовала, как у неё закипает кровь.
— Мария Павловна, у меня не капризы. У меня работа, кредиты, счета, готовка, уборка. Я вкалываю на всех вас. А в ответ слышу только претензии.
— Лен, не перегибай, — вмешался Дмитрий, но слишком мягко, почти виновато.
— Перегибаю? — в голосе Елены дрогнула ирония. — Хорошо. Давай честно. Кто оплачивает коммуналку? Я. Кто покупает продукты? Я. Кто стирает, готовит, убирает? Я. А вы, — она обвела их взглядом, — сидите и рассуждаете о моей мудрости.
Повисла тишина. Только дети под столом продолжали кричать «бах-бах!».
— Ты всегда была слишком гордая, — наконец сказала свекровь, прикуривая сигарету. — Вот и страдаешь теперь от собственного характера.
Елена рассмеялась — горько, нервно.
— Знаете, я поняла: гордость — это единственное, что у меня ещё осталось.
Она резко развернулась и ушла в спальню, хлопнув дверью.
В своей спальне. Которая тоже скоро станет их.
Лежа на кровати, она думала: А если это никогда не закончится? Если они действительно решат остаться навсегда? Мысль была такой абсурдной, что даже смешной. Но смех тут же перерос в комок в горле.
Она представила себя через год: чужие вещи по всей квартире, свекровь в кресле, Оля в её одежде, муж, который всё так же отмахивается. А она — тень, служанка, «временно».
В тот момент Елена впервые подумала о том, что её жизнь рушится. И если она не остановит этот процесс, то просто перестанет существовать как человек.
Она закрыла глаза и сказала себе:
Завтра поговорю снова. Но уже по-другому. Либо они съезжают, либо…
Утро началось с запаха жареной колбасы. Елена открыла глаза и сразу поняла: на кухне опять хозяйничает Оля. Не потому что заботливая, а потому что продукты у них «как дома». Колбасу вчера Елена покупала за последние деньги, чтобы хоть завтраки нормальные были.
Она вышла в коридор — и едва не споткнулась о два огромных пакета. В них торчали какие-то детские куртки, сапоги и целый ворох игрушек.
— Это что ещё? — Елена приподняла брови.
— А, это мы вещи из гаража привезли, — бодро ответила Оля, переворачивая колбасу на сковороде. — Тут теплее хранить.
— В моей квартире теплее хранить?
— Ну а что? У тебя места навалом.
Елена прошла к холодильнику. Места там, наоборот, не было совсем: банки с Олиными салатами, кастрюли со вчерашними макаронами, колбаса на половину сковороды, коробка конфет — всё вперемешку.
— Где молоко? — спокойно спросила Елена.
— Дети выпили, — не моргнув, ответила Оля. — Им же надо кальций.
А мне — нервы из титана, подумала Елена.
Дмитрий появился в коридоре, почесываясь и зевая.
— Доброе утро, — пробурчал он.
— Доброе? — Елена резко закрыла дверцу холодильника. — Это если ты не видел, как у тебя квартира превратилась в склад.
Дмитрий посмотрел на пакеты, пожал плечами.
— Лен, ну они же не навсегда.
— Шестая неделя, Дим. Шестая. Я могу календарь вести.
— Ну ремонт у них затянулся, что поделаешь.
— Ремонт у них затянулся, а моя жизнь встала, — с иронией сказала она. — Отличный обмен.
В этот момент в кухню вошла Мария Павловна в халате.
— Леночка, а почему у нас вчера полы не мытые? У меня ноги прилипли.
— Может, потому что я пришла в десять вечера после работы и упала без сил? — сухо ответила Елена.
— Женщина должна всё успевать, — назидательно произнесла свекровь. — Я в твои годы троих детей поднимала.
— Ага, — усмехнулась Елена. — И до сих пор поднимаете, только уже в моей квартире.
Мария Павловна резко повернулась к сыну:
— Димочка, ты слышал, как она со мной разговаривает?
— Лен, ну зачем ты так? — Дмитрий развёл руками. — Надо же уважать мать.
— Дима, я бы с удовольствием. Если бы твоя мать хоть иногда уважала меня.
Оля тут же вставила своё слово, жуя колбасу:
— Лена, ты драматизируешь. Мы тут как дома, чего тебе не нравится?
— Вот именно, — сказала Елена и ударила ладонью по столу. — Вы тут как дома, а я — как квартирантка.
Дети подбежали, начали тянуть её за руки:
— Тётя Лена, дай конфетку!
Она посмотрела на них и вдруг подумала: А ведь они привыкнут, что чужое — это их. И будут жить всю жизнь так же. Отличный пример родители дают.
Внутри закипало.
После работы Елена решила всё-таки поговорить с Дмитрием без свидетелей.
— Дим, сядь, — сказала она вечером. Он включил телевизор, но она выдернула пульт. — Сядь и слушай.
— Опять? — он раздражённо фыркнул.
— Не опять. А наконец-то. У нас либо семья, либо коммуналка. Выбирай.
— Лен, ты понимаешь, что звучишь как эгоистка?
— Ага, я эгоистка. Потому что хочу иметь собственный угол. Потому что хочу зайти на кухню и найти своё молоко, а не пустую полку. Потому что хочу лечь спать и не споткнуться о чужие сапоги. Если это эгоизм, то я готова быть самой большой эгоисткой во вселенной.
Дмитрий помолчал, потом сказал:
— Ты меня ставишь в тупик. Это моя мать и сестра.
— А я кто тебе? Соседка по лестничной клетке?
— Ты жена.
— Жена. Которую ты не защищаешь.
Они замолчали.
В этот момент дверь распахнулась, и Оля втащила ещё один пакет.
— Дим, помоги! Там ещё два мешка внизу, — сказала она.
Елена побледнела.
— Это ещё что?
— Мы решили временно перебраться окончательно, — улыбнулась Оля. — Ну, пока ипотеку оформим.
— Что значит окончательно? — Елена вскочила.
— Ну как… У нас же тесно. А тут просторная квартира. Зачем маяться, если можно жить вместе?
Елена посмотрела на Дмитрия. Он молчал. Только виновато потупил глаза.
— Дима, скажи что-нибудь! — её голос дрогнул.
— Лен, ну правда… зачем устраивать скандал? Ну поживём вместе. Это же удобно.
— Удобно? — её смех прозвучал как крик. — Для кого удобно? Для них? Для тебя? Но не для меня!
Мария Павловна вошла в комнату, услышав шум.
— Лена, хватит истерик. Мы приняли решение, и всё. Женщина должна быть мудрой и терпеливой.
— Мудрой? Терпеливой? — Елена сделала шаг вперёд. — Да я последние десять лет только этим и занималась! Терпела.
Она вдруг схватила пакеты, которые Оля поставила в коридоре, и с силой выкинула их за дверь.
— Вот мои условия! — закричала Елена. — Либо я, либо они!
Дети заплакали. Оля схватилась за голову. Свекровь охнула и схватилась за сердце театральным жестом. Дмитрий кинулся поднимать пакеты.
— Лен, ты что, с ума сошла? — закричал он.
— Да! — её голос сорвался. — Наконец-то дошла до ума.
Елена хлопнула дверью спальни и заперлась изнутри.
В тишине слышалось только, как свекровь шипит:
— Мы ещё посмотрим, кто здесь хозяйка.
И Елена знала: завтра всё решится. Либо она сломается, либо…
***
Утро было странно тихим. Никто не орал, не хлопал дверцами шкафов, не требовал конфет и не комментировал сериалы. Елена вышла на кухню — там сидели Дмитрий, его мать и Оля. Все трое молчали, будто на суде.
— Ну что, — первой заговорила свекровь, поправляя халат, — обсудим вчерашний цирк?
— Цирк — это то, что вы устроили в моей квартире, — спокойно ответила Елена.
Оля фыркнула:
— В твоей? Ну да, конечно. Половина — Димкина. Значит, и наша тоже.
— Ваша? — Елена сделала шаг к ней. — Ты замужем, у тебя муж, дети и съёмная квартира. Почему вы решили, что я обязана кормить, обувать и стирать за вас?
— Потому что семья должна помогать, — вмешался Дмитрий. Но голос у него был такой тихий, что даже он сам вряд ли в это верил.
— Помогать? — усмехнулась Елена. — Десять лет я помогаю. Своими деньгами, силами, временем. А вы даже спасибо не сказали.
Мария Павловна встала.
— Леночка, пойми: ты молодая, сильная, работаешь. А мы — твои близкие. Уважай нас.
— Уважать? — Елена посмотрела ей прямо в глаза. — Я пыталась. Но уважение — это не улица с односторонним движением.
— Лен, — Дмитрий поднялся, — ты перегибаешь.
— Нет, Дим, — она вдруг почувствовала странное спокойствие. — Я наконец-то перестала перегибаться под вас.
Оля закатила глаза:
— Господи, да чего ты добиваешься? Хочешь развода?
— Да, — сказала Елена и сама удивилась, как легко прозвучало это слово. — Хочу.
Все трое замолчали. Свекровь даже перекрестилась.
— Лена, ты не в себе, — Дмитрий попытался схватить её за руку. — Мы же семья. Я тебя люблю.
— Любишь? — она выдернула руку. — Тогда почему каждый раз выбираешь их? Где ты был, когда я плакала ночами от усталости? Где ты был, когда меня унижали за этим же столом? Ты всегда молчал. Твоя любовь — это пустые слова.
Мария Павловна вскинулась:
— Да кто ты вообще такая, чтобы так с нами разговаривать?
— Хозяйка этой квартиры, — твёрдо сказала Елена. — И хозяйка своей жизни.
Она пошла в комнату, достала чемодан и начала складывать вещи.
Дмитрий стоял в дверях, бледный.
— Ты правда уйдёшь?
— Да. Потому что если я останусь, то потеряю себя окончательно.
Оля шепнула матери:
— Да и чёрт с ней, меньше проблем.
— Вот именно, — добавила свекровь, но в её глазах мелькнул страх: кто теперь будет тянуть весь дом?
Когда дверь захлопнулась за Еленой, в квартире повисла гнетущая тишина.
Через месяц суд развёл их. Квартиру продали, деньги поделили пополам. Дмитрий остался с матерью и сестрой. Они довольно быстро начали винить его: «Жена ушла из-за тебя, безвольный». Но было поздно.
А Елена сидела в своей новой однушке, маленькой, с дешёвой мебелью, но своей. Она пила кофе у окна и впервые за много лет чувствовала: дышит.
Она улыбнулась и подумала:
Та женщина, которая терпела, осталась там, в той квартире. А я — новая. Свободная.
