— Алёна, детка, мне просто нужно переждать пару месяцев, — мужчина в потёртой кожаной куртке переминался с ноги на ногу у порога. — Ты же не выгонишь родного отца?
Алёна стояла в дверном проёме, загораживая вход в квартиру. Пахло дождём и дешёвым одеколоном — запах её детства. Она узнала бы его из тысячи.
— Пап, мы не виделись семь лет. Семь! И ты просто приходишь и просишь пожить?
Дмитрий Павлович поправил воротник куртки, будто это могло придать ему солидности. Когда-то он был красавцем — высокий, статный, с густыми волосами. Сейчас от былого лоска остались только манеры. И то потрёпанные, как его куртка.
— Я же не навсегда. Просто сейчас сложности…
— У тебя всегда сложности, — Алёна невольно повысила голос.
Из глубины квартиры донёсся детский плач. Её трёхлетний Артёмка проснулся от дневного сна.
— У тебя ребёнок? — Дмитрий Павлович попытался заглянуть через её плечо. — Значит, я дед! А как зовут?
— Не твоё дело.
Плач становился громче. Алёна нервно оглянулась.
— Слушай, сейчас не время. Оставь номер телефона, я подумаю.
— У меня нет телефона, — он развёл руками. — Продал. Но я могу прийти завтра…
— Нет! — она достала из кармана две тысячи. — Вот, на гостиницу. И больше не приходи.
Дмитрий Павлович посмотрел на деньги, потом на дочь. В его глазах мелькнула обида — наигранная, отрепетированная годами.
— Вот как ты с отцом… Я тебя растил, а ты…
— Растил? — Алёна не выдержала. — Ты ушёл, когда мне было пятнадцать! К очередной пассии! А мама от твоих долгов расхлёбывалась!
Артёмка заплакал ещё громче. Алёна сунула деньги отцу в руку и захлопнула дверь.
Дмитрий Павлович всегда умел красиво жить. Не зарабатывать — именно жить. В молодости это называлось «предпринимательской жилкой». Он открывал фирмы, которые лопались через полгода. Брал кредиты на «перспективные проекты», которые почему-то никогда не окупались.
При этом сам он всегда был при деньгах. Новые костюмы, дорогие рестораны, красивые женщины. Откуда брались средства, когда все его бизнесы прогорали, — загадка. Алёнина мама, тихая учительница математики, только вздыхала и латала дыры в семейном бюджете.
— Твой отец — мечтатель, — говорила она, отказывая себе в новых туфлях. — Когда-нибудь у него всё получится.
Не получилось. Зато получилось сбежать к молоденькой маникюрше, когда долги стали слишком большими, а Марина Сергеевна — слишком уставшей.
— Кто это был? — муж Алёны, Серёжа, укачивал Артёмку на руках.
— Отец.
Серёжа замер. За пять лет брака он ни разу не видел тестя. Знал только, что тот «непростой человек» — это максимум, что Алёна рассказывала.
— И что ему нужно?
— Жить негде. Просится к нам.
— Ты же не согласилась?
Алёна покачала головой, но Серёжа знал жену. Видел, как она нервничает, кусает губы.
— Алён, только не говори, что ты думаешь его пустить.
— Он же отец…
— Который тебя бросил!
— Знаю. Просто… Мама всегда говорила, что нельзя бросать родных.
Серёжа вздохнул. Марина Сергеевна умерла три года назад, но её слова всё ещё имели власть над дочерью.
На следующий день Дмитрий Павлович пришёл снова. И через день тоже. Стоял под окнами, махал рукой. Соседи начали коситься.
— Это что за тип? — спросила баба Клава с третьего этажа. — Вчера весь вечер песни орал. Еле выгнали.
Алёна сгорала от стыда. Отец всегда умел устроить шоу.
На четвёртый день она сдалась.
— Две недели, пап. Не больше. И никаких пьянок.
— Я вообще не пью! — возмутился Дмитрий Павлович, от которого несло перегаром. — Это лекарство… от сердца.
Первые дни он вёл себя примерно. Помыл посуду (один раз). Сходил в магазин (на Алёнины деньги). Даже пытался играть с Артёмкой, правда, малыш его побаивался.
— Деда боюсь, — шептал он маме.
— Это временно, солнышко.
Но «временно» затягивалось. Две недели превратились в месяц. Дмитрий Павлович обжился. Разбросал свои вещи по квартире. Курил на балконе, несмотря на просьбы не делать этого. Приводил каких-то «партнёров по бизнесу» — таких же потрёпанных мужчин с большими планами.
— Алёнка, одолжи пять тысяч, — просил он каждое утро. — Мне вот-вот переведут деньги за сделку.
Сделки не было. Как и денег. Зато были новые просьбы.
— Слушай, дочь, тут такое дело выгорает! Нужно всего сто тысяч вложить!
— Пап, у меня нет ста тысяч.
— Ну возьми кредит! Я же верну! С процентами!
Серёжа едва сдерживался. По вечерам они с Алёной шёпотом ругались на кухне.
— Выгони его!
— Не могу. Он же отец.
— Он паразит!
— Серёж, ну ещё немного. Он говорит, скоро найдёт работу.
— Ему шестьдесят лет! Какая работа?
В какой-то момент Дмитрий Павлович перестал даже притворяться. Целыми днями лежал на диване, смотрел телевизор. Доедал всё, что находил в холодильнике. Жаловался на здоровье, когда Алёна просила хотя бы вынести мусор.
— У меня спина болит. Старость не радость.
При этом спина не мешала ему каждый вечер уходить «по делам» и возвращаться под утро.
Артёмка стал капризным, плохо спал. Маленькая двушка превратилась в ад.
— Всё, — однажды вечером заявил Серёжа. — Или он, или я.
— Серёж…
— Нет, Алёна. Мне надоело. Твой отец нас использует. Он не собирается съезжать. Никогда.
В эту ночь Алёна не спала. Вспоминала детство. Как отец учил её кататься на велосипеде. Правда, велосипед потом пришлось продать — отцу срочно понадобились деньги. Как водил в цирк. Один раз, больше не было денег. Как обещал, что они будут жить как принцессы, когда его бизнес «выстрелит».
Не выстрелил.
Утром она подошла к отцу. Тот как раз завтракал — доедал последнюю Артёмкину йогурт.
— Пап, нам нужно поговорить.
— О чём? — он даже не поднял глаз от телефона. Играл в какую-то игру.
— Тебе нужно искать другое жильё.
Теперь он посмотрел. В глазах — обида пополам с расчётом.
— Ты гонишь отца? Родного отца?
— Пап, прошло два месяца. Ты обещал две недели.
— Обстоятельства изменились! У меня проблемы со здоровьем! Врач сказал — стресс противопоказан!
— Какой врач? Ты даже в поликлинику не ходил!
Дмитрий Павлович встал, выпрямился во весь рост. Старый приём — давить авторитетом.
— Я не ожидал такого от родной дочери. Твоя мать бы в гроб легла!
И тут в Алёне что-то сломалось. Или наоборот — починилось.
— Моя мать из-за тебя в гроб и легла! Из-за твоих долгов, твоих любовниц, твоих вечных «скоро всё наладится»!
— Как ты смеешь!
— Смею! Ты знаешь, что она последние годы работала на трёх работах? Чтобы выплатить кредиты, которые ты набрал и слинял? А я в шестнадцать мыла полы в подъездах, чтобы помочь ей!
Отец открыл рот, но Алёна не дала ему вставить слово.
— У тебя неделя. Ищи жильё, работу, что угодно. Через неделю чтобы тебя здесь не было.
— Ты пожалеешь, — процедил он. — Когда меня не станет, будешь локти кусать!
— Буду жить спокойно. Как жила до твоего появления.
Он съехал через пять дней. Молча, даже не попрощавшись. Алёна нашла записку на кухонном столе: «Не думал, что ты такая же чёрствая, как твоя мать».
Рядом — счёт за мобильную связь. Оказывается, он умудрился оформить дорогой тариф на её имя.
— Ну и чёрт с ним, — сказал Серёжа, обнимая жену. — Заблокируем.
— Знаешь, — Алёна уткнулась ему в плечо, — я думала, буду жалеть. А мне… легко.
— Потому что ты всё правильно сделала.
Артёмка прибежал из комнаты, сжимая в кулачке машинку.
— Мама, дядя больше не придёт?
— Не придёт, солнышко.
— Хорошо, — серьёзно кивнул малыш. — Он плохо пахнет.
Алёна рассмеялась. Первый раз за два месяца по-настоящему рассмеялась.
Через полгода ей позвонили из больницы. Дмитрий Павлович попал в аварию — пьяный сел за руль чужой машины. Жив, но нужна сложная операция.
— Вы указаны как контактное лицо…
Алёна вздохнула.
— Я оплачу палату. Но это всё. И вычеркните меня из контактов.
Повесив трубку, она посмотрела на спящего Артёмку. Мягкие кудряшки, пухлые щёчки. Её мальчик.
«Я никогда не буду для тебя обузой, — пообещала она мысленно. — Никогда».
И пошла готовить ужин. Серёжа скоро придёт с работы, проголодавшийся. Нужно сварить его любимый борщ.
Обычная жизнь. Без драм, без вечных «займи денег», без пустых обещаний.
Просто жизнь.
И это было счастье.
