Я как раз поставила чайник на плиту, когда услышала очередное недовольное сопение из коридора. Тётя Надя по привычке тащила за собой внушительных размеров клетчатую сумку, набитую всякой всячиной, которая позвякивала и постукивала так, будто внутри был спрятан целый арсенал кастрюль и тарелок на все случаи жизни. А ведь она жила у меня уже полгода, хотя поначалу приезжала всего на пару недель.
– Что, нормального чая нет? – недовольно буркнула она, заглядывая в мою почти пустую коробку с пакетиками. – Опять этот дешёвый вариант без вкуса и запаха?
Я резко захлопнула дверцу шкафа, стараясь не брякнуть ни кастрюлей, ни словом, чтобы вразумить её. Раньше я думала: тётя поживёт у нас, поможет, нам обеим будет веселее. Но всё обернулось наоборот. Она сметала все продукты и вечно жаловалась, что я экономлю.
– Тётя Надя, а вы не пробовали поискать работу? – вырвалось у меня внезапно.
Она отмахнулась:
– Ой, не начинай. У меня давление и куча болячек, а тут ещё и жизнь нестабильная. Пожилой человек, что ты хочешь?
И развалилась на диване, всем своим видом показывая, что весь мир ей чем-то обязан. Я стояла с чайником в руках, смотрела на неё и думала: почему, собственно, я должна терпеть это бесконечно? С какой стати я должна обеспечивать тётю, которой даже в голову не приходит устроиться хотя бы уборщицей по соседству?
Когда тётя Надя появилась на моём пороге с печальной историей о том, что хозяйка её комнаты вдруг выгнала её на улицу, я была в подвешенном состоянии: уволилась с прежней работы, пыталась запустить небольшой фриланс-проект, подумывала о собственном деле, хоть и скромном. Денег было в обрез, но на жизнь хватало, потому что квартира досталась мне по наследству от бабушки — двухкомнатная, невзрачная, но своя.
Я от всего сердца решила приютить тётю на время, думала, что она поживёт у меня неделю-другую, пока не найдёт новое жильё. Но прошёл месяц, второй, третий… Теперь мы жили вместе уже полгода. Она не платила за коммуналку, ссылаясь на скромную пенсию; продукты тоже не покупала — зачем, если я всё равно хожу в магазин?
Вдобавок она любила включать телевизор на полную громкость, громко храпела по ночам и ворчала из-за скудного ассортимента в моём холодильнике. Мои друзья практически перестали приходить — тётя Надя тут же начинала причитать, что им «надо бы получше разуваться» или «не топтать её территорию» (хотя территорией было всё моё жильё). Мне становилось тесно в собственной квартире, словно я сама живу у кого-то на птичьих правах.
Самое обидное, что, когда я пыталась делать доброе лицо, тётя Надя ещё и умудрялась критиковать меня за «скупость». Как-то вечером я пришла домой с пакетом продуктов: купила макароны, немного овощей, курицу со скидкой. Захожу на кухню, а она уже роется в моих пакетах:
– Опять макароны? С ума сошла, что ли? Мне бы хорошей рыбки, свежей телятины… – Она прищурилась и принялась разглядывать чек. – Смотри-ка, купила курицу за копейки. Это же в лучшем случае кожа да кости!
– А тебе не приходило в голову, что деньги зарабатываю я одна? – не выдержала я. – Если хочется свежей телятины, можно устроиться пусть не на полную ставку, но хотя бы подработать. Ну, не знаю, раздавать листовки или сидеть в газетном киоске.
Тётя Надя вздохнула, театрально прижав руки к груди:
– Ну как ты не понимаешь, милая? Мне тяжело – ноги болят, да и руки уже не те. А тут ещё и давление скачет. Поживи с моими болячками, посмотрю, как ты побежишь раздавать листовки.
От её жалоб у меня внутри всё закипало. Но я молчала: я ведь «воспитанный человек», да и мама с детства внушала: «Старших уважай, они жизнь прожили, им трудно». В глубине души я понимала, что у тёти просто отличное алиби, чтобы сидеть у меня на шее, но совесть не давала мне выгнать её.
Через пару дней, вернувшись вечером домой, я застала следующую картину: тётя Надя в своём любимом растянутом трико стояла посреди моей комнаты и рылась в моём книжном шкафу, вываливая на пол папки с документами и квитанции за квартиру. На полу валялись платёжки, налоговые уведомления и даже какие-то личные письма.
– Я тут прибиралась, – невозмутимо заявила она. – У тебя такой беспорядок, а мне что? Я не могу жить в грязи и хаосе.
– Спасибо, что так «помогаешь», – проговорила я, с трудом сдерживая гнев. – А ничего, что это мои личные бумаги и я сама знаю, где что лежит?
Она только фыркнула:
– Если бы знала, не было бы такой кучи.
Я подняла с пола квитанции и поняла, что моё терпение тает на глазах. Совсем скоро я сойду с ума, если ничего не предприму. Причём меня уже нервировала каждая мелочь в быту: как она оставляла мокрые полотенца на полу в ванной, как ставила грязную посуду в раковину и ждала, что «молодые руки» сами её отмоют.
Дальше — больше. Утром в выходной я хотела выспаться, но тётя Надя решила, что ей нужен ремонт шкафа: так что в восемь утра я проснулась от грохота и её громогласных жалоб по телефону подруге: «Да, да, живу у племянницы, она сама напросилась, а еды никакой, варит одни макароны! Представляешь, ещё и кричит, что я ей мешаю!»
Вечером она же устроила «посиделки» с двумя такими же пенсионерками: они пришли и начали шумно обсуждать мою личную жизнь — мол, почему у меня нет мужа, почему я меняю работу и не стремлюсь поскорее «родиться». Я застала их за кухонным столом, они как раз делили мой пирог — да, тот самый, который я приберегла на выходной.
– О, а ты чего так поздно? – с усмешкой кивнула мне тётя Надя. – Мы тут твой пирог доедаем, а то бы он испортился.
Я открыла рот, не зная, что сказать. К горлу подступила злость пополам с досадой. Мне хотелось устроить настоящий скандал, но я только выдохнула и пошла в свою комнату. Лежала на кровати, слушала их громкий смех и думала: «Всё, хватит. Или я выгоню тётю, или она окончательно вычеркнет меня из своей жизни».
На следующее утро я проснулась с твёрдым решением: тётя должна уехать. Я уже не могла спокойно находиться в собственном доме. Собравшись с духом, я встала и пошла в гостиную, где Надя мирно похрапывала под телевизор.
Стараясь не обращать внимания на противное жужжание очередной телепередачи, я начала складывать её вещи в клетчатую сумку. Сердце колотилось, ноги слегка дрожали, потому что я предвидела бурю негодования. Но иначе никак.
Тётя проснулась, увидела мои действия и приподнялась на диване:
– Эй, что ты делаешь? – нахмурилась она. – Куда ты собралась с моими вещами?
– Я никуда не уйду, – ответила я как можно спокойнее, хотя голос предательски дрожал. – Но тебе придётся уехать. Я больше не могу выносить твои придирки, истерики и бардак. Мне нужно жить в своём доме, а не чувствовать себя прислугой у чужого человека.
Она взбеленилась:
– Чужого? Я твоя родная тётя! Вот бы твою мать сюда! Она бы тебя приструнила.
– Нет, не приструнила бы. Я уже всё объяснила маме: я не обязана содержать взрослого человека, который не хочет шевелиться. Ты ни копейки не платишь за жильё, не покупаешь продукты и только жалуешься. Ладно, я бы поняла, если бы ты была серьёзно больна, но ты прекрасно обходишь все магазины и таскаешь килограммы продуктов, когда хочется чего-нибудь вкусненького. То есть силы у тебя есть.
Тётя Надя в гневе швырнула свою подушку на пол:
– Да я тебя прокляну, несчастная! Смотри, останешься одна-одинешенька! Никто и стакана воды тебе на старости лет не подаст.
– Ну, это мы ещё посмотрим, – процедила я сквозь зубы. – А сейчас, пожалуйста, собери сумку и уходи. Я вызову такси, чтобы оно отвезло тебя куда захочешь.
– Я сама могу вызвать такси! – с гордостью выпалила она. – Ещё раз воспользуюсь твоей подачкой?
Она сверкала глазами, но я больше не собиралась отступать. Сейчас или никогда — иначе эта тягомотина никогда не закончится.
Тётя Надя пару часов бродила по квартире, собирая вещи, громко швыряя коробки и жалуясь по телефону друзьям, что я её «выгоняю на улицу». Я сидела на кухне, пила дешёвый чай, который она так не любила, и старалась не слушать. Да, возможно, я кажусь жестокой, но было ясно как день: если я буду держать её здесь, то сама превращусь в тень.
Наконец она выплыла из комнаты с сумкой наперевес:
– Запомни, племяшка, я ещё вернусь, и тогда…
– Хорошо, – ответила я, в глубине души понимая, что это пустые угрозы. – Если вернёшься, то только по договору аренды и с оплатой.
Она недовольно кивнула и хлопнула дверью так, что у меня звякнули чашки в шкафу. Я вздохнула и прикрыла глаза, чувствуя себя так, будто с моих плеч сняли огромный рюкзак. В душе смешались облегчение и остатки вины — всё-таки я выгоняю родственницу. Но, с другой стороны, нельзя позволять людям беспредельно пользоваться твоей добротой.
На следующий день я готовилась к очередному рабочему заказу и гадала, как отреагирует мама. Но она позвонила и удивила меня своим спокойным тоном:
– Дочка, Надя мне всё рассказала. Сначала я возмутилась, но потом вспомнила, как она когда-то жила у своей двоюродной сестры – та тоже жаловалась. В общем, я тебя понимаю, ты не виновата. Наде давно пора повзрослеть.
Я невольно улыбнулась, ведь мама, казалось, всегда защищала «бедных родственников». Теперь же она наконец признала, что тётя Надя сама создала себе проблему. А я, выходит, всего лишь отстояла своё право на личную жизнь.
Я захлопнула ноутбук, окинула взглядом опустевшую квартиру. Теперь здесь тихо, ни одного растянутого халата на диване, все мои документы в порядке. Я сделала глоток чая и вдруг поняла, что он совсем не такой уж и дешёвый на вкус, когда пьёшь его в тишине и без упрёков. Возможно, впервые за полгода я действительно не жалею о сделанном выборе.
