Ася разглядывала свою руку с больничным браслетом на запястье. Тридцать семь лет. Момент, когда всё разделилось на «до» и «после».
— Анастасия Михайловна, мы должны обсудить варианты, — врач-онколог Светлана Петровна смотрела на неё прямо. — Опухоль расположена в месте, исключающем радикальное хирургическое вмешательство. Важно понимать реальность ситуации.
— А если за границей? Если продать квартиру…
— Локализация опухоли одинакова в любой стране, — Светлана Петровна сняла очки. — Будем честны: речь идёт не о победе, а о выигранном времени.
Ася кивнула. Слёз не осталось ещё после первого диагноза, когда она рыдала в подушку всю ночь, пока Вадим делал вид, что спит.
— Сколько?
— От шести до восьми месяцев без агрессивной терапии. С химией — возможно, год. Но качество жизни…
— Мне нужно подумать, — прервала Ася.
В электричке Ася смотрела в окно. Пейзаж смешивался с её отражением — впалые щёки, седые пряди в когда-то русых волосах. «Онкология не красит», — фраза Светланы Петровны, брошенная ей вслед.
Три звонка от Вадима за последний час. Ни на один она не ответила. Он скажет «мы справимся» или «я с тобой», но это будет ложь, которую они оба почувствуют.
Когда пять лет назад они познакомились на корпоративе — она организатор, он диджей — Вадим казался воплощением свободы. Никаких обязательств, никаких привязанностей.
— Ваша остановка, — тронула её пожилая женщина.
Ася вздрогнула. Платформа «Заречная» возникла внезапно. Здесь ничего не изменилось с её детства — та же облупившаяся краска на скамейках, те же рыжие коты.
С сумкой она шла по размытой дождями дороге к дачному посёлку. Эту дачу родители купили, когда ей было шесть. «Вложение в будущее», — говорил отец, рассказывая, как они будут встречать здесь её свадьбу, гулять с внуками. Ни на чью свадьбу он так и не погулял — инфаркт забрал его в пятьдесят два. Мама продержалась ещё десять лет, потом рак за полгода иссушил её. Ася помнила её просьбу в бреду: «Только не продавай дачу».
Дачу она не продала, хотя бывала здесь редко. Сейчас это был единственный уголок, куда можно было сбежать от Вадима с его фальшивой поддержкой, от коллег с их неизбежным сочувствием.
Калитка скрипнула. Участок зарос — не приезжала с августа, когда врач отправила её на дополнительные анализы.
В доме света не было — счётчик обнулён.
— Отлично, — пробормотала она.
Из сумки она достала бутылку коньяка. Бокала не было. Ася сделала глоток прямо из горлышка.
Только сейчас, в полутьме пустого дома, до неё по-настоящему дошло: она умирает. Не когда-нибудь потом, в старости, а сейчас. Каждую минуту клетки в её теле предают её, множатся, пожирают здоровые ткани.
Телефон завибрировал. Вадим. Ася выключила его. Зачем растягивать неизбежное? Он сбежит. Может, не телом — гордость не позволит физически уйти от умирающей жены. Но душой он уже ушёл.
Её размышления прервал звук со двора — глухой удар, затем металлический скрежет. Кто-то был в сарае. В дачном посёлке в октябре почти никого — только редкие энтузиасты да пенсионеры, живущие круглый год.
Подойдя к окну, она всмотрелась в сумерки. Сарай приоткрыт, оттуда доносилось шуршание и… скулёж?
Выйдя на крыльцо, Ася медленно подошла к сараю и толкнула дверь.
В углу, среди садовых инструментов, лежала собака — грязная, с тёмно-рыжей шерстью. При появлении Аси животное напряглось, но подняться не смогло — задняя лапа была неестественно вывернута.
— Вот это встреча, — сказала Ася.
Собака смотрела исподлобья — без агрессии, но и без доверия. В её глазах Ася увидела то же выражение, что в своём зеркале последние недели — не страх смерти, а усталость от боли.
— Как ты сюда попала? — спросила Ася.
Присев на корточки, она заметила потёртый ошейник с металлической пластиной. На ней было выгравировано: «Лея».
— Лея. Кто-то любит «Звёздные войны».
Собака дёрнула ухом.
— Слушай, я не ветеринар. И, если честно, мне сейчас не до тебя.
Ася встала и направилась к выходу, но обернулась — собака не сводила с неё взгляда. Не умоляющего, не жалобного. Просто взгляда существа, которому некуда идти.
— Чёрт с тобой. Но учти: я тебя не оставляю. Просто… приютить до утра. А там придумаем что-нибудь.
Дом согрелся от печки. Ася нашла керосиновую лампу, растопила печь остатками дров. В свете лампы сарайная гостья выглядела ещё более измождённой — рёбра выпирали под свалявшейся шерстью, на морде виднелись шрамы.
— Кому ты перешла дорогу? И как давно тебя не кормили?
Она поставила перед собакой миску с водой и отрезала кусок колбасы. Лея съела угощение, а потом снова уставилась на Асю.
— Не смотри так. Я сама не знаю, что делаю.
Ася открыла интернет в телефоне. «Как помочь собаке с травмированной лапой» — набрала она в поисковике. Страницы грузились медленно — связь в посёлке всегда была плохой.
Среди сообщений мелькнуло имя Вадима: «Нам нужно поговорить. Это важно».
Следуя инструкциям из интернета, она аккуратно ощупала собачью лапу. Кости целы — вывих. Соорудив примитивную шину, Ася забинтовала лапу. Собака терпела, лишь изредка поскуливая.
— Вот и всё. Теперь спать.
Она постелила на пол у печки старое одеяло, и Лея, словно поняв намёк, осторожно перебралась на импровизированную лежанку.
Ася легла на кровать, закутавшись в плед. Она, с диагнозом в полгода жизни, лечит бродячую собаку. Какая ирония.
Среди ночи её разбудило скуление. Лея дрожала, свернувшись клубком.
— Ты чего? Болит?
Она подошла и коснулась собаки. Шерсть горячая — поднялась температура. Ася села рядом и начала гладить Лею по голове.
— У меня рак. Неоперабельный.
Собака уткнулась носом в её ладонь.
— Полгода, может чуть больше. И никто не знает, что делать. Муж делает вид, что всё в порядке. Врач предлагает химию, но… зачем? Чтобы протянуть ещё пару месяцев в состоянии овоща?
Лея подняла голову и взглянула на неё с таким вниманием, что Асе стало не по себе.
— А знаешь, что самое смешное? Я никогда не жила по-настоящему. Всё откладывала на потом. Хотела детей — но сначала карьера, потом ипотека, потом… А теперь уже не будет никакого «потом».
Лея коснулась её лапой.
— Ладно, давай я принесу тебе ещё воды.
Утро встретило их моросящим дождём. Лее стало хуже — она тяжело дышала, почти не реагировала.
Собака нуждалась в ветеринарной помощи, но ближайшая клиника — в городе, в двадцати километрах.
— Держись. Мы справимся.
Телефон зазвонил — Вадим. На этот раз Ася ответила.
— Где ты? — голос мужа звучал странно.
— На даче. Мне нужно побыть одной.
— Я приеду.
— Нет. Не сейчас.
— Послушай, нам нужно поговорить. Я… должен тебе кое-что рассказать.
— Если ты о своей интрижке с Мариной, я знаю. Уже полгода.
Тишина на том конце была красноречивее слов.
— Ася, это не то, что ты думаешь…
— Знаешь, сейчас это абсолютно не важно. У меня тут собака умирает.
— Что? Какая ещё собака?
— Потом объясню. Или не объясню. Сейчас мне нужно ехать в ветклинику.
Она сбросила звонок. Как теперь добраться до ветеринара? Машина осталась в городе. На дачу она приехала электричкой.
В дверь постучали. Ася открыла и увидела соседа, Петра Сергеевича, пенсионера, живущего на даче круглый год.
— Настя, здравствуй. Свет не нужна? У меня генератор есть.
— Петр Сергеевич, вы на машине?
— На «Ниве», а что?
— Мне очень нужно в город, в ветеринарку. Собака…
Пётр Сергеевич кивнул.
— Собираетесь, я заведу.
Старая «Нива» подпрыгивала на ухабах. Ася сидела, держа на коленях завёрнутую в одеяло Лею.
— Давно у вас собака? — спросил Пётр Сергеевич.
— Со вчерашнего дня. Нашла в сарае.
Он покачал головой.
— Сейчас много таких. Люди заводят на лето, а к осени бросают. Думают, сами выживут.
— А они выживают? — спросила Ася.
— Кто покрепче — да. Остальные… — он не закончил фразу.
В ветеринарной клинике молодой врач Алексей быстро осмотрел Лею.
— Вывих, воспаление, обезвоживание. Давно она у вас?
— Нашла вчера. В сарае на даче.
Алексей кивнул.
— Таких историй каждую осень десятки. Хорошо, что привезли — ещё день-два, и было бы поздно. У неё сильное воспаление, антибиотики нужны.
— Сделайте всё необходимое. Сколько это будет стоить?
— Для начала тысяч десять, а там посмотрим. Но должен предупредить — мы не передержка. После лечения придётся её забрать.
Ася кивнула.
— Конечно. Она моя.
Эти слова прозвучали естественно. Её. Странное ощущение ответственности за другое живое существо, возникшее за сутки.
— Тогда заполните документы. И оставьте телефон — я позвоню, когда можно будет забрать.
Вечером Ася вернулась на дачу с Петром Сергеевичем. Старик отказался брать деньги за бензин: «Приноси пирог, когда испечёшь».
Дома было пусто без Леи. Ася включила телефон — двадцать три пропущенных вызова от Вадима и сообщение: «Я приеду завтра. Нам нужно поговорить».
Она не ответила. Вместо этого набрала номер Светланы Петровны.
— Да, Анастасия. Вы что-то решили?
— Мне нужно больше информации. О химиотерапии, побочных эффектах, шансах.
— Приезжайте завтра. В три часа. Всё обсудим.
Положив телефон, Ася подошла к окну. В соседнем доме зажегся свет — Петр Сергеевич включил генератор. Вдалеке прогремел гром — надвигалась гроза.
Она достала из сумки бутылку коньяка, но не открыла. Убрала обратно и начала раскладывать привезённые продукты. Хлеб, крупы, консервы, корм для собак… «Зачем купила столько?» — подумала Ася.
И тут пришла мысль: она инстинктивно планирует будущее. Не отказывается от него, а готовится.
Телефон завибрировал — незнакомый номер.
— Алло?
— Анастасия? Это Алексей, ветеринар. Хотел сказать, что с вашей собакой всё в порядке. Температура спала, состояние стабильное. Если так пойдёт, послезавтра сможете забрать.
— Спасибо, — выдохнула Ася.
Утром в дверь постучали. На пороге стоял Вадим — небритый, с красными глазами.
— Привет. Можно войти?
Ася молча отступила. Вадим заметил миску для собаки, пакет с кормом.
— Так ты правда завела собаку?
— Она сама меня завела. Чай будешь?
— Ася, нам нужно серьёзно поговорить.
Она обернулась. Четыре года назад он казался ей идеальным — свободолюбивый, лёгкий. Сейчас перед ней стоял растерянный человек, не знающий, как сообщить умирающей жене, что он её бросает.
— О чём? О том, что ты переспал с Мариной? Или о том, что она беременна?
Вадим замер.
— Откуда…
— Марина позвонила мне месяц назад. Когда я только начала обследования. Сказала, что ты не отвечаешь на сообщения, а ей нужно решать вопрос с абортом.
Он опустился на стул.
— Я хотел тебе рассказать. Но потом ты узнала о диагнозе, и я…
— И ты решил геройски остаться с умирающей женой? Благородно.
— Не так. Всё не так. Я запутался. С Мариной — это была ошибка. А потом она сказала о ребёнке, и я…
— Вадим, знаешь, что самое забавное? Я не злюсь. Мне диагностировали рак, а я беспокоюсь о брошенной собаке. Абсурд, да?
— О чём ты?
— О том, что жизнь продолжается, даже когда знаешь, что она скоро закончится. Я вчера познакомилась с Петром Сергеевичем. Знаешь, что он делает? Выращивает яблони. Новые сорта. Высаживает саженцы, которые дадут плоды через пять лет. Ему шестьдесят восемь, у него был инфаркт, но он сажает деревья, плоды которых, возможно, никогда не увидит.
Вадим молчал.
— А я подобрала собаку. Потратила деньги на её лечение. Купила корм на месяцы вперёд. И знаешь, что странно? Мне это важнее, чем то, что ты спал с Мариной.
— Ты меня прощаешь?
Ася задумалась. За окном начинался дождь.
— Дело не в прощении. Дело в выборе. Марина беременна. От тебя. Это твой ребёнок, твоя новая жизнь. А я… у меня теперь другой путь.
— Какой путь?
— В три часа я еду к врачу. Будем обсуждать химиотерапию.
— Но ты же говорила, что не хочешь…
— Я многое говорила. Но вчера я познакомилась с Леей. И она так отчаянно цеплялась за жизнь… Это заразительно.
Вадим растерянно смотрел на неё.
— Я не понимаю. Ты меня отпускаешь?
— Отпускаю — не то слово. Я признаю реальность. У тебя будет ребёнок. Новая жизнь. У меня… у меня будет собака. И время, чтобы понять, зачем я вообще жила.
Она достала альбом с фотографиями.
— Смотри, это я с родителями на даче. Мне шесть. Отец посадил тогда яблоню — видишь? Она до сих пор плодоносит. Каждую осень. Яблоки кислые, никто их не ест, но она цветёт весной и даёт плоды осенью. Просто потому, что так должно быть.
Вадим молчал.
— Понимаешь, дело не в том, сколько проживёшь, а в том, что после тебя останется. После отца осталась яблоня. А после меня?
— Ты выздоровеешь. Врачи могут ошибаться.
— Могут. И я буду бороться. Но не с мыслями о тебе или Марине. У меня теперь другие приоритеты.
В соседнем дворе Петр Сергеевич копал ямы для новых саженцев.
— Нам нужно разделить имущество. Квартиру, счета. Я хочу всё оформить, пока я в здравом уме.
— Я не буду делить с тобой ничего. Всё останется тебе.
— Нет. Так нечестно. У тебя будет ребёнок.
Он подошёл к ней, словно хотел обнять, но остановился.
— Я не знаю, что сказать…
— Ничего не нужно говорить. Мне пора собираться к врачу. А тебе — к Марине. Она на пятом месяце и до сих пор не знает, оставлять ли ребёнка. Ты нужен ей больше, чем мне.
Три дня спустя Ася забрала Лею из клиники. Собака уже могла ходить, хоть и прихрамывая. Увидев Асю, она завиляла хвостом.
— Тише. Осторожнее с лапой.
Алексей улыбнулся.
— Она полностью поправится. Собаки удивительно живучие создания.
— Знаете, я начинаю в это верить.
Дома их ждал сюрприз — Пётр Сергеевич подключил электричество и починил крышу веранды.
— Живём, соседка? — спросил он, поглаживая Лею.
— Живём. И будем жить.
В доме было тепло. На столе лежали документы из онкоцентра — график химиотерапии, список лекарств, диета. Тяжёлый путь, без гарантий. Но путь.
Вечером Ася вышла на крыльцо. Лея последовала за ней. В небе мерцали звёзды.
— Видишь? Это Большая Медведица. Её всегда видно.
Лея подняла голову.
— А знаешь, что интересно? Некоторых звёзд уже нет. Они погасли тысячи лет назад. Но их свет всё ещё идёт к нам. И будет идти долго после того, как нас не станет.
Она вдохнула холодный воздух. Впереди была зима — с кабинетами химиотерапии, с тошнотой, слабостью, выпадающими волосами. Но сейчас, под звёздным небом, с тёплым существом рядом, Ася чувствовала умиротворение.
Завтра она начнёт делать то, о чём всегда мечтала — научится играть на гитаре, напишет детскую книгу, позвонит старой подруге, с которой не общалась десять лет. А послезавтра… кто знает?
Лея толкнула её мордой.
— О чём думаешь?
— О том, что параллельные линии иногда пересекаются. И тогда меняется вся геометрия жизни.
Она не знала, сколько ей отмерено. Но теперь это не имело такого значения. Важно было то, как прожить каждый из этих дней.
В соседнем дворе Пётр Сергеевич закончил копать ямы для яблонь. Завтра он будет сажать деревья, которые, возможно, никогда не увидит цветущими. Но они будут цвести.
