Апрель в Москве был переменчивым, как настроение Анны. То яркое солнце заливало улицы, заставляя прохожих щуриться и снимать пальто, то налетал холодный ветер, принося с собой мелкий дождь. Анна сидела у окна, наблюдала, как капли сбегают по стеклу, оставляя за собой извилистые дорожки.
Она куталась в тонкий шерстяной кардиган, хотя в комнате было тепло. Холод, который она чувствовала, шел изнутри, и никакие батареи не могли его прогнать. В голове у неё крутился один и тот же вопрос: «Когда я перестала быть собой?»
Ей было тридцать пять, и, казалось, у нее было все, о чем можно мечтать. Уютная квартира в центре города, работа редактора в небольшом издательстве, муж Павел, которого все её подруги называли «идеальным». Но в последние годы что-то сломалось. Может, это началось после выкидыша четыре года назад, о котором она до сих пор не могла говорить без кома в горле. Или когда Павел, получив повышение, стал задерживаться на работе, оставляя ее наедине с тишиной их дома. Анна пыталась заполнить пустоту — ходила на курсы каллиграфии, рисовала, даже пыталась вязать. Но все это было лишь попыткой заглушить внутренний голос, который шептал, что она потеряла себя.
Сегодняшний день начался как обычно. Утром она отправила Павлу сообщение, напомнив купить кофе, и провела несколько часов за правкой рукописи молодого автора.
Но в обед произошло нечто, что выбило ее из колеи. Решив проветриться, Анна отправилась в кофейню на Камергерском переулке. Весенняя Москва гудела: туристы фотографировали цветущие клумбы, студенты сидели на скамейках с ноутбуками, а уличные музыканты играли что-то меланхоличное. В кофейне пахло свежесваренным эспрессо и ванильными круассанами. И там, у витрины с десертами, она столкнулась с Егором.
Егор был ее первой любовью. Они учились вместе на журфаке МГУ, делили сигареты на лестнице общежития и мечтали о будущем. Он был дерзким, с искрами в глазах, и Анна тогда думала, что их история продлится вечно. Но жизнь рассудила иначе: Егор уехал в Петербург, а Анна осталась в Москве, встретила Павла и выбрала стабильность. И вот теперь, спустя тринадцать лет, он стоял перед ней, все с той же улыбкой, от которой у нее когда-то кружилась голова.
— Аня? — его голос был мягким, но с ноткой удивления. — Не верю своим глазам.
Она замерла, чувствуя, как кровь приливает к щекам. Егор почти не изменился: те же темные волосы, те же внимательные глаза. Только теперь в них была какая-то новая глубина, словно жизнь успела его потрепать.
— Егор… — выдохнула она, пытаясь собраться. — Ты в Москве?
— На пару недель, — он улыбнулся шире. — Работа. А ты… ты все такая же.
Анна засмеялась, но смех вышел нервным. Она знала, что это неправда. Зеркало каждое утро напоминало ей о морщинках у глаз, об усталости, которая поселилась в ее взгляде. Они разговорились у стойки, пока бариста готовил их заказ. Егор рассказал, что работает фотографом, путешествует по миру, недавно вернулся из Японии. Анна слушала, чувствуя странное тепло в груди. Его жизнь казалась такой яркой, такой свободной — полной того, чего ей так не хватало.
Они сели за столик у окна, и время словно остановилось. Егор вспоминал их студенческие дни, шутил, а Анна ловила себя на том, что улыбается искренне, впервые за долгое время.
Но когда он спросил о ее жизни, она замялась. Что она могла сказать? Что ее брак трещит по швам? Что она боится признаться даже себе, что несчастна?
— Все хорошо, — наконец сказала она, отводя взгляд. — Работа, дом, муж…
Егор кивнул, но в его глазах мелькнуло что-то, похожее на понимание. Он не стал расспрашивать, и за это Анна была ему благодарна. Они попрощались через час, обменявшись номерами. Егор сказал, что будет рад встретиться еще раз, пока он в Москве. Анна пообещала подумать, но, шагая по мокрым от дождя тротуарам, она уже знала, что согласится.
Вернувшись домой, она не могла усидеть на месте. Включила радио, где играла какая-то попса, и начала готовить ужин, но мысли возвращались к Егору. Его голос, его смех, его взгляд — все это было как глоток свежего воздуха после долгого пребывания в душной комнате. Она пыталась отмахнуться от этих мыслей, напоминая себе, что она замужем, что Павел скоро вернется, что у нее есть обязательства. Но сердце билось быстрее, чем обычно.
Павел пришел поздно, как всегда, уставший и неразговорчивый. Он чмокнул ее в щеку, пробормотал что-то о сложном дне и сел за стол. Анна поставила перед ним тарелку с пастой, но разговор не клеился. Она смотрела на мужа и видела чужого человека. Когда-то они могли говорить часами, смеяться над глупостями, планировать будущее. Теперь их связывали только быт и привычка.
— Ты в порядке? — спросил Павел, не отрываясь от телефона.
— Да, — солгала Анна, отводя взгляд к окну. За стеклом мерцали огни Москвы, чужие окна светились теплом, которого так не хватало в их доме. И в этот момент она поняла, что не может больше притворяться. Ей нужно было что-то изменить, даже если это пугало до дрожи.
Она легла спать, но сон не шел. В темноте она думала о номере Егора, записанном в ее телефоне, о его улыбке, о том, как он смотрел на нее. И впервые за долгое время Анна почувствовала, что в ней просыпается что-то живое.
***
Утро следующего дня было ясным, и Москва, казалось, расцвела под апрельским солнцем. Анна стояла у зеркала, собираясь на встречу с Егором. Она написала ему вчера вечером, после того как Павел уснул, и теперь жалела о своей смелости. Но отступать было поздно.
Они договорились встретиться в Парке Горького, прогуляться и поговорить. «Просто как старые друзья», — убеждала она себя, нанося легкий макияж.
Парк был полон жизни: мамы с колясками, бегуны, парочки, держащиеся за руки. Егор ждал ее у входа, в джинсовой куртке и с той же улыбкой, которая заставляла ее сердце биться быстрее. Он протянул ей стаканчик кофе.
— Ты же все так же любишь латте, — сказал он, и Анна удивилась, что он помнит такие мелочи.
Они гуляли по аллеям, говорили о прошлом, о том, как изменилась Москва, о его путешествиях. Егор показывал ей фотографии на телефоне — сакуры в Киото, улочки Лиссабона, закаты над Балтийским морем. Анна слушала, чувствуя, как ее мир, сжатый до квартиры и работы, начинает расширяться. Но в его рассказах была и грусть, которую он пытался скрыть. Егор упомянул развод, одиночество, моменты, когда он сомневался в своих решениях.
— А ты? — спросил он, останавливаясь у пруда. — Ты счастлива, Аня?
Вопрос застал ее врасплох. Она хотела солгать, сказать, что все хорошо, но что-то в его взгляде заставило быть честной.
— Я не знаю, — тихо ответила она, глядя на воду. — Иногда мне кажется, что я живу чужой жизнью.
Егор не стал ее перебивать, просто слушал. И в этом молчании Анна почувствовала понимание. Она рассказала о выкидыше, о том, как Павел отдалился, о том, как она боится, что ее лучшие годы проходят мимо. Слова лились сами собой, и с каждым словом ей становилось легче.
Они просидели в парке до вечера, пока солнце не начало садиться, окрашивая небо в розовый. Егор проводил ее до метро, и на прощание обнял. Это было теплое, почти невесомое объятие, но оно оставило в ней след, который она не могла игнорировать.
Возвращаясь домой, Анна чувствовала себя живой, но в то же время виноватой. Она не сделала ничего плохого, но мысль о том, что она хочет снова встретиться с Егором, пугала ее.
Павел был уже дома, и в хорошем настроении. Он предложил заказать пиццу и посмотреть фильм, как в старые времена. Анна согласилась, надеясь, что это поможет ей вернуться в реальность. Но во время фильма она ловила себя на том, что думает о голосе Егора, о его историях, о том, как он смотрел на нее. И когда Павел, смеясь, обнял ее, она почувствовала, что его прикосновения больше не вызывают в ней тепла.
Ночью, лежа без сна, Анна поняла, что стоит на распутье. Егор был ее прошлым, но он напомнил ей о той Анне, которая мечтала, любила, жила полной жизнью. Павел был ее настоящим, но это настоящее стало серым и удушающим. Она не знала, что делать, но чувствовала, что не может больше притворяться.
***
Прошла неделя, и Анна с Егором виделись еще дважды. Один раз — в маленьком книжном на Арбате, где они спорили о классике и смеялись над старыми анекдотами. Второй — в кафе на Патриарших прудах, где Егор рассказал ей о своей мечте открыть фотостудию в Москве.
Каждый раз Анна возвращалась домой с чувством, что оживает, но и с грузом вины, который становился все тяжелее.
Павел, кажется, ничего не замечал. Он был погружен в работу, в свои звонки и встречи. Но однажды вечером, когда Анна готовила ужин, он вдруг сказал:
— Ты какая-то другая в последнее время. Что-то случилось?
Анна замерла, не зная, что ответить. Она могла бы рассказать правду, но правда казалась слишком опасной. Вместо этого она покачала головой и улыбнулась.
— Просто весна, — сказала она. — Хочется перемен.
Павел кивнул, но в его взгляде было что-то, чего она раньше не замечала. Может, сомнение? Или страх? Она не стала выяснять.
В тот же вечер Егор написал, предложив встретиться в последний раз перед его отъездом в Петербург. Анна согласилась, чувствуя, что это может быть ее последним шансом понять, чего она хочет. Они встретились на Крымском мосту, где Москва сверкала огнями, а апрельский ветер был мягким и теплым. Егор выглядел серьезнее, чем обычно.
— Я не хочу уезжать, не сказав этого, — начал он, глядя ей в глаза. — Ты всегда была для меня особенной, Аня. И сейчас, когда я вижу тебя, я понимаю, что ничего не изменилось. Я не прошу тебя бросить все, но… если ты когда-нибудь решишь начать заново, я буду ждать.
Его слова были как удар. Анна почувствовала, как слезы подступают к глазам. Она хотела сказать, что тоже чувствует что-то, что он разбудил в ней ту девушку, которой она когда-то была. Но вместо этого она молчала, потому что знала: выбор, который она сделает, изменит все.
Она вернулась домой поздно. Павел уже спал, и Анна долго сидела на кухне, глядя на огни чужих окон. Она думала о предложении Егора, о Павле, о себе. И впервые за долгое время она поняла, что не хочет выбирать между ними. Ей нужно было выбрать себя.
На следующий день она записалась на курсы фотографии, о которых давно мечтала. Она поговорила с Павлом, честно рассказав о своих чувствах, о том, как ей одиноко, как она потеряла себя. Он слушал молча, а потом сказал, что тоже хочет попробовать все исправить. Они договорились дать друг другу шанс, и Анна знала, что это не конец, а начало.
Стоя у окна, глядя на весеннюю Москву, Анна чувствовала, что впервые за долгое время дышит свободно. Она не знала, что ждет ее впереди, но была готова узнать.