— Мой брат Виктор переезжает к нам. Его квартиру отнял риелтор… Всего на полгода, пока суд.
Половник выскользнул из рук. В углу Лёша сжался над учебником.
— Роман знает? — Конечно, — свекровь подняла бровь. — Он мой сын.
Вечером Наталья не узнавала мужа. Роман сидел за столом, сгорбившись.
— Еще один человек, Наташ. Дядя Витя тихий, он не помешает. — Не помешает? Пять лет твоя мать живет здесь. Теперь еще и дядя? Это мой дом или проходной двор?
Роман поднял взгляд: — Но это же семья. Мы не можем бросить их в беде.
Что-то оборвалось внутри.
— Теперь выбирай — или они, или мы с Лёшей.
Галина Васильевна курила на кухне. Когда умер муж, ей было сорок два. Для современных женщин — возраст новых начинаний. Для нее — конец жизни.
Совет коллеги был прост: «Переезжай к сыну, будешь помогать с внуком. Иначе свихнешься».
Она помнила первый день в их квартире. Невестка улыбалась, но с тенью в глазах. «Справимся», — сказала тогда Наталья. «Непременно, девочка. Я научу тебя, как быть хорошей женой».
Она хотела помочь. Но видела, что невестка воспитывает Лёшу неправильно: слишком мягко. Учит неправильно. Готовит неправильно. Живет неправильно.
Объяснения сыну не помогали. Он только кивал с отсутствующим видом.
Теперь внутри рос страх. Не возвращения в пустую квартиру. А того, что Роман не справится без её советов. Что оборвется последняя ниточка, связывающая её с мужем — их сын, так на него похожий.
Их история началась банально. «Мама поживёт месяц». Наталья согласилась. Возможно, потому что собственная мать умерла, когда ей было шестнадцать, и она надеялась обрести в свекрови что-то материнское.
Месяц превратился в пять лет. Появились съёмщики на квартиру свекрови, и весомое: «Эти деньги помогут с ипотекой». Трёхкомнатная квартира стала стремительно сжиматься.
Наталья помнила день осознания. Она купила занавески цвета морской волны. Вечером свекровь повесила обратно старые — «практичные и немаркие». На вопрос Натальи она ответила: «У меня аллергия на этот оттенок. И такие шторы мешают Лёше сосредоточиться».
Из спальни вышел Роман: «Наташ, может, и правда… не так важно, какие шторы, главное — мир в семье?»
Она заметила, как изменилось лицо свекрови. Не злорадство, а удовлетворение учителя, чей ученик выучил урок. В тот вечер Наталья впервые заплакала в ванной.
Потом начала замечать детали. Как Лёша перестаёт смеяться при бабушке. Как свекровь вытесняет её с кухни. Как деньги от квартирантов исчезают на «необходимые вещи», выбранные Галиной Васильевной. Как коробки с книгами перекочевали на антресоли.
После ссоры из-за книг Роман сказал: «Пойми, она потеряла всё — мужа, работу, смысл жизни. У неё только мы».
— Что я должен сделать, Наташ? Выставить родную мать на улицу? Сказать, что родственник может катиться к чёрту?
Он поднял глаза с непривычной злостью: — Тебе легко говорить. У тебя и своей семьи никогда не было.
Слова ударили под дых.
Лёша появился в дверях с плюшевым медведем — единственной игрушкой, которую Галина Васильевна не убрала как «неподходящую для мальчика».
— Мама, ты плачешь?
Наталья заметила слёзы на своих щеках. Лёша подошёл: — Не плачь. Бабушка говорит, что надо просто слушаться. Тогда всё будет хорошо.
Её сын утешал её словами свекрови. Что-то щёлкнуло в сознании.
— Пойдём. Соберём твои вещи. Мы поедем к бабушке Ане. Помнишь её? Моя школьная учительница.
Лёша нахмурился: — А папа? — Папе нужно подумать.
Когда Роман вернулся, половина шкафа была пуста. Он замер у двери.
— Ты что делаешь?
Она не ответила. Сосредоточенно складывала вещи в чемодан.
Роман взял её за руку: — Перестань! Это истерика. — Это решение. Я не истеричка. Я просто больше не могу так жить.
В коридоре появилась Галина Васильевна, наблюдая, как Наталья застёгивает пуховик на Лёше.
— Деньги есть? — спросила она. Наталья удивилась: — Что? — Деньги, говорю, есть? На первое время, — свекровь протянула конверт. — Возьми. Тебе сейчас нужнее.
Наталья взяла конверт. Свекровь не пыталась её остановить?
— Думаешь, я не вижу, как ты несчастна? — проговорила Галина Васильевна. — Но я ничего не могу с собой поделать. Я такая… Моя мать была еще хуже. Настоящая тиранка.
Она повернулась к сыну: — А ты? Будешь просто стоять? Решай, кто ты — муж или только сын.
Роман переводил взгляд с матери на жену.
Когда дверь за Натальей и Лёшей закрылась, в квартире повисла тишина.
Квартира Анны Петровны пахла травами и книгами. Старая учительница приняла их без вопросов, уступив гостям спальню.
Ночью Наталья слушала дыхание сына. Она чувствовала пустоту и вину. Правильно ли поступила? Может, стоило потерпеть?..
Анна Петровна, встретив её на кухне, сказала: — Иногда самая большая жертва — это не остаться, а уйти.
Через три дня позвонила свекровь.
— Когда ты вернёшься? — Я не вернусь туда, где нас не уважают. — Он пьёт, — сказала свекровь. — Роман. Третий день. Никогда таким не был. Он молчит. Просто молчит и пьёт.
Наталья вспомнила прежнего мужа — того, который целовал её до головокружения, читал Лёше на ночь, меняя голоса…
— Мне нужно поговорить с ним. — Он на работе, — голос свекрови дрогнул. — Но я могу передать. Или…
Пауза.
— Я могу уйти. Если это вернёт тебя и Лёшу. Я уйду.
Наталья не поверила. Свекровь предлагала уйти?
— Я не требую… — Знаю. Я не слепая, Наташа. Я вижу, как ты несчастна. И вижу Лёшу. Он стал другим. Тихим. Испуганным.
В трубке послышался всхлип.
— Я не хотела этого. Я просто боялась одиночества. Быть ненужной. Я шесть лет жила одна после смерти мужа. Это было невыносимо. Потом появился шанс быть с сыном, видеть внука… Я перешла черту.
Через два дня они встретились в кафе. Роман пришёл один. Осунувшийся, но с ясными глазами.
— Я не буду просить вернуться. Не имею права.
Он достал листок.
— Я составил список всего, что сделал не так. И не сделал. Случаев, когда подвёл тебя.
Наталья взяла бумагу. Исписанную с обеих сторон.
— Всё это время я думал, что выбираю между матерью и женой. Но выбирал между смелостью и трусостью. И выбрал неправильно.
Прошло три месяца. Наталья готовила соус для пасты — с чесноком, как любил Роман. Лёша раскладывал приборы: «Один, два, три… Четыре?»
— Да. К нам гость.
На пороге стояла Галина Васильевна с коробкой.
— Я не опоздала? — В самый раз, — Наталья пропустила её. — Лёша, помоги бабушке.
Мальчик подбежал: — Бабушка, я пятёрку получил! По математике! — Молодец, как и должно быть у внука учительницы.
В кухне стоял накрытый стол. Свекровь нервно поправила кофточку: — Спасибо за приглашение. — Это наш уговор. Каждую среду ты приходишь ужинать. А по выходным Лёша может гостить у тебя.
Роман вышел из комнаты, оценил обстановку и улыбнулся: — Мам, как новые соседи? Не шумят?
Переезд был непростым. Не из-за сопротивления — решение Галина Васильевна приняла сама. Но возвращаться в пустую квартиру после пяти лет в семье было тяжело.
Наталья предложила компромисс. Не разрыв, не «визиты долга», а новые отношения. С границами. С правилами. И с правдой.
— Коробка с альбомами, — свекровь поставила её на стол. — Тут фотографии Ромы в детстве. И наши свадебные. Может, Лёше будет интересно.
На стене теперь висели шторы цвета морской волны. И новые фотографии — их свадьба, Лёша в саду, и портрет Галины Васильевны с мужем.
После ужина Роман спросил у Натальи: — Всё хорошо? — Да. — Без напряжения? — Есть немного. Но это нормально. Здоровые отношения — это не те, где нет конфликтов. А те, где есть смелость их признавать и решать.
Роман прижался к её виску: — Горжусь тобой. И нами. Тем, что мы выжили. — Не просто выжили. Научились жить.
Вечером они смотрели фотографии. Наталья показала Роману снимок: — Твоя мама в молодости. Она похожа на тебя.
На фотографии молодая Галина стояла у доски — прямая, строгая. Но в уголках губ пряталась улыбка.
— Она была хорошим учителем, — сказал Роман. — Строгим, но справедливым. Она впервые извинилась передо мной. Сказала, что не должна была так давить.
Поздно вечером пришло сообщение от свекрови: «Спасибо за ужин. Лёша сказал, что ты отдаёшь его в музыкальную школу. Это хорошо. У Ромы был отличный слух, но у меня не хватило терпения водить его на занятия».
Наталья улыбнулась. Она знала, что бывает, когда в доме много закрытых дверей. И что самое важное – найти силы открыть их, впустить свет и научиться дышать. В своей комнате. В своей жизни.