Вера проснулась от того, что телефон завибрировал на тумбочке. Три часа ночи. На экране высветилось имя Марины — старшей медсестры отделения.
— Вер, прости, что так поздно. У нас тут ЧП — Колосова в реанимацию перевели, а дежурная не вышла. Можешь подменить? Я заплачу двойную.
Вера потёрла глаза. В горле першило — начиналась простуда, но отказать Марине она не могла. Та выручала её не раз.
— Еду, — хрипло ответила она и повесила трубку.
Муж спал на своей половине кровати, отвернувшись к стене. Вера тихо встала, стараясь не скрипнуть пружинами. В темноте нащупала джинсы на стуле, натянула свитер. Андрей даже не пошевелился — последнее время он засыпал как убитый, едва голова касалась подушки.
На кухне Вера быстро выпила растворимый кофе, морщась от горечи. Тридцать пять лет в медицине, а к ночным сменам так и не привыкла. Особенно к внеплановым.
Ключи от машины лежали в прихожей на полочке. Вера взяла их, накинула куртку и вышла. Ноябрьский воздух обжёг лёгкие холодом. На стоянке её старенькая «Лада» покрылась инеем. Пришлось минут пять греть двигатель, пока стёкла не отошли.
Больница находилась в получасе езды. Вера включила радио — ночной ведущий монотонно зачитывал новости. Что-то про выборы, про новый закон о пенсиях. Она слушала вполуха, думая о Колосовой. Женщине было всего сорок два, а уже третий инфаркт. Муж бросил, когда заболела. Дети — студенты, приезжают редко.
На светофоре Вера достала телефон — проверить, не писала ли дочь. Лена с мужем и маленькой Машенькой жили в другом районе, виделись редко. Внучке исполнилось три года, и Вера души в ней не чаяла. Новых сообщений не было.
Когда она подъехала к больнице, на стоянке почти не было машин — только дежурные да несколько ночных посетителей. Вера припарковалась на своём обычном месте у дальнего входа и пошла к корпусу.
В ординаторской горел свет. Вера толкнула дверь — и замерла на пороге.
На диване, на том самом продавленном диване, где она сама не раз дремала между обходами, лежал Андрей. Рубашка расстёгнута, волосы взъерошены. А на нём — она. Та самая Кристина из третьей квартиры. Соседка. Ей было от силы лет двадцать пять, она переехала в их дом полгода назад. Милая такая, всегда здоровалась. Иногда просила соли или спички. Вера даже чай с ней пила пару раз.
Они не сразу заметили её. Андрей первым открыл глаза — и застыл, как кролик перед удавом. Кристина подняла голову, увидела Веру и вскрикнула, соскальзывая с дивана.
— Это не то, что ты думаешь, — выпалил Андрей, вскакивая и застёгивая рубашку трясущимися руками.
Вера стояла и смотрела. В голове было пусто, как в выключенном телевизоре. Она видела, как Кристина натягивает юбку, как Андрей ищет ботинок под столом. Видела — и не чувствовала ничего. Словно это происходило не с ней, а в кино.
— Вера, давай поговорим, — Андрей шагнул к ней, но она отступила назад.
— Выметайтесь, — сказала она тихо. — Оба.
Кристина, не поднимая глаз, выскользнула мимо неё в коридор. Стук её каблуков быстро затих. Андрей остался стоять посреди ординаторской, растерянный и жалкий.
— Вер, ну не так же…
— Вон, — повторила она громче. — И ключи оставь.
Он открыл рот, чтобы что-то сказать, но посмотрел ей в глаза — и молча вышел. Через минуту на столе звякнула связка ключей.
Вера закрыла дверь и села на тот самый диван. Обивка ещё хранила тепло. От неё пахло чужими духами — приторными, сладкими. Вера встала, открыла окно. Холодный воздух ворвался в комнату.
Зазвонил телефон. Марина.
— Вер, ты где? Я уже в отделении.
— Еду, — соврала Вера. — Пробка была.
Она умылась холодной водой в раковине, надела халат и пошла в отделение. Ночь тянулась бесконечно. Вера делала уколы, меряла давление, меняла капельницы — всё на автомате. Руки работали сами, а в голове крутилась одна и та же картинка: взъерошенные волосы Андрея, румянец на щеках Кристины, их испуганные лица.
К утру начальство отпустило её пораньше — видимо, вид у неё был неважный. Вера переоделась и поехала домой. По дороге остановилась в супермаркете, купила картонную коробку и скотч.
Дома было тихо. Андрей не вернулся — видимо, понял, что лучше не появляться. Вера прошла в спальню, открыла шкаф. Аккуратно сложила его рубашки, брюки, бельё. В ванной собрала бритву, одеколон, зубную щётку. Всё упаковала в коробку, заклеила скотчем и выставила в подъезд.
Потом села за кухонный стол и заплакала. Слёзы текли сами собой — тихо, без рыданий. Просто текли и текли, пока не кончились.
Вечером позвонила Лена.
— Мам, ты как? Голос какой-то странный.
— Простыла немного, — ответила Вера. — Как Машенька?
— Нормально. Слушай, мы в воскресенье хотели приехать. Папа будет?
Вера помолчала.
— Папа больше не живёт здесь.
— Что? — Лена ахнула. — Мама, что случилось?
— Приезжайте в воскресенье. Всё расскажу.
Она не стала вдаваться в подробности по телефону. Зачем травмировать дочь? Да и сил не было. После разговора Вера выключила телефон и легла спать. Впервые за много лет заснула на середине кровати, раскинув руки и ноги. Оказалось, так удобнее.
Следующие недели прошли как в тумане. Андрей приходил дважды — забрать вещи и поговорить о разводе. Вера была спокойна и холодна. Да, квартира общая. Да, нажили вместе. Но он сам отказался от своей доли — то ли совесть мучила, то ли просто хотел поскорее закончить эту историю.
— Вер, ну прости, — сказал он, подписывая бумаги у нотариуса. — Бес попутал.
Она промолчала. Что тут скажешь? Двадцать семь лет брака, взрослая дочь, внучка. И всё — коту под хвост из-за молоденькой соседки. Которая, кстати, съехала через неделю после той ночи. Видимо, стыдно стало встречаться в подъезде.
Лена переживала больше самой Веры. Приезжала через день, пыталась накормить, развлечь. Маленькая Маша тоже чувствовала напряжение — липла к бабушке, не отходила ни на шаг.
— Деда придёт? — спрашивала она, и Вера каждый раз не знала, что ответить.
— Дедушка уехал в командировку. Надолго.
Коллеги на работе быстро всё поняли, хотя Вера ничего не рассказывала. В больнице новости разлетаются быстро. Некоторые сочувственно вздыхали, другие пытались подбодрить. Марина прямо предложила познакомить с двоюродным братом — вдовцом, интеллигентным, с квартирой.
— Да ну, — отмахнулась Вера. — Какие знакомства в мои годы.
Но Марина не отставала. И через месяц Вера согласилась — просто чтобы отвязаться.
Звали его Виктор. Пятьдесят восемь лет, преподаватель в техникуме. Невысокий, полноватый, с залысинами. Встретились в кафе возле больницы. Виктор оказался разговорчивым — рассказывал о работе, о своих студентах, о покойной жене. Вера слушала вполуха, ковыряя вилкой салат.
— А вы чем увлекаетесь? — спросил он, когда принесли чай.
— Внучкой, — честно ответила Вера. — Больше ничем.
Виктор закивал понимающе. Рассказал о своих внуках — двое, мальчик и девочка, живут с дочерью в Москве. Показал фотографии в телефоне. Вера вежливо посмотрела, похвалила.
После кафе он предложил прогуляться. Был морозный декабрьский вечер, в парке горели гирлянды. Виктор говорил без умолку — о политике, о ценах, о молодёжи нынешней. Вера поддакивала, думая о том, что дома надо разморозить курицу на завтра.
У подъезда Виктор замялся.
— Может, чаю? — предложил он. — Я бы посмотрел, как вы живёте.
— В другой раз, — мягко отказала Вера. — Устала сегодня.
Он кивнул, но в глазах мелькнуло разочарование. Попрощались. Вера поднялась к себе и с облегчением закрыла дверь. Нет, не готова она ещё. Да и вообще — готова ли?
Виктор звонил ещё пару раз, предлагал встретиться. Вера отнекивалась — то работа, то нездоровится. На третий раз он обиделся.
— Если не хотите, так и скажите, — буркнул в трубку. — Нечего водить за нос.
И не стал больше звонить. Вера даже обрадовалась. Одной оказалось спокойнее. Никто не храпит рядом, не разбрасывает носки, не ворчит, что ужин остыл. Можно смотреть сериалы до ночи, есть бутерброды прямо в постели, не бриться неделями. Свобода.
Только вот по вечерам иногда накатывало. Особенно когда по телевизору показывали какую-нибудь мелодраму про любовь. Или когда соседи за стеной смеялись над чем-то — дружно, всей семьёй. Тогда Вера наливала себе рюмку коньяка — Андрей оставил бутылку в баре — и шла спать.
Зима прошла незаметно. Работа, дом, иногда — Лена с Машей. На Новый год собирались у дочери. Зять Игорь старательно не упоминал об Андрее, а Машенька всё спрашивала, когда дедушка вернётся из командировки.
— Скоро, — врала Вера. — Вот работу закончит и приедет.
В марте неожиданно позвонил Андрей. Вера как раз красила волосы — седина полезла после развода как грибы после дождя. Увидела его имя на экране и чуть не выронила телефон.
— Алло, — сказала она осторожно.
— Вер, привет. Как ты?
Голос у него был тихий, неуверенный. Не как раньше.
— Нормально. А что?
— Да вот… Лену видел вчера. С Машкой. В парке гуляли.
— И?
— Машка меня не узнала, — в голосе Андрея прорезалась боль. — Мимо прошла. А Лена… Лена отвернулась.
Вера молчала. Что тут скажешь? Сам виноват.
— Вер, можно я зайду? Поговорить.
— О чём говорить-то? Всё уже сказано.
— Ну… О Машке. Я скучаю. По вам обеим скучаю.
Вера прикрыла глаза. В груди кольнуло — то ли жалость, то ли остатки той боли, что мучила первые месяцы.
— Андрей, не надо. Что было, то прошло.
— Вер, я дурак. Я понимаю. Но может…
— Нет, — отрезала она. — До свидания.
И нажала отбой. Потом долго сидела на краю ванны, глядя на своё отражение в зеркале. Краска стекала по вискам рыжими ручейками. Морщины стали глубже за эти месяцы. Или ей казалось?
Смыла краску, высушила волосы. Цвет получился слишком яркий — как осенний лист. Ну и ладно. Пусть.
Весна выдалась ранняя. В апреле уже вовсю цвели яблони, а в мае стояла почти летняя жара. Вера взяла отпуск — первый за два года. Планировала съездить к сестре в деревню, покопаться в огороде. Но Лена попросила посидеть с Машей — в садике карантин, а им с Игорем надо работать.
Вера согласилась с радостью. Внучка росла не по дням, а по часам. Уже вовсю болтала, рассказывала стишки, рисовала каракули, которые называла «бабушкиными портретами».
— Баб, а почему ты одна живёшь? — спросила Маша за обедом, ковыряя ложкой кашу.
— Так получилось, — уклончиво ответила Вера.
— А дедушка когда из командировки вернётся?
— Не знаю, солнышко. Может, ещё не скоро.
Маша задумалась, потом выдала:
— А давай найдём тебе нового дедушку! Чтобы не скучно было.
Вера рассмеялась. Из уст младенца, как говорится.
Вечером, когда Лена забрала дочку, в дверь позвонили. Вера глянула в глазок — Андрей. Постаревший, осунувшийся. В руках — пакет из супермаркета.
Вера открыла, оставив цепочку.
— Чего пришёл?
— Лена сказала, у Маши день рождения скоро. Я тут… подарок купил. Куклу. Она любит кукол же?
— Оставь у двери. Передам.
— Вер, можно войти? Пять минут.
Она посмотрела на него через щель. Жалкий какой-то стал. Костюм висит, небритый, под глазами мешки. И седины прибавилось — раньше красился, что ли?
Сняла цепочку, впустила. Андрей прошёл на кухню — по привычке, как будто не было этих месяцев. Сел на своё место у окна. Вера налила чаю — больше от растерянности, чем из гостеприимства.
— Как живёшь? — спросил он, грея ладони о кружку.
— Нормально. А ты?
— Снимаю однушку на Северном. Работаю там же. В общем… — он махнул рукой.
Помолчали. Андрей смотрел в окно, где во дворе дети играли в футбол. Вера разглядывала его профиль. Когда он так постарел? Или она просто не замечала раньше?
— Вер, я хотел сказать… Я жалею. Каждый день жалею. Дурак был, не ценил. Думал — успею ещё, молодость вернуть. А она, эта молодость… — он криво усмехнулся. — Она мне потом такое устроила. Денег требовала, угрожала на работу придти. Еле отвязался.
— Сочувствую, — сухо сказала Вера.
— Не в этом дело. Я понял… Я без тебя — никто. Пустое место. Прихожу в эту свою берлогу, и жить не хочется. Еду на работу — то же самое. Смысла нет. Понимаешь?
— Поздно понял.
— Вер, дай второй шанс. Я изменюсь, клянусь. Буду как шёлковый. Что хочешь сделаю. Только прости.
Вера поставила кружку на стол. В груди всё сжалось. Сколько лет прожили вместе? Сколько всего было — и хорошего, и плохого. Дочку вместе растили, кредит за квартиру выплачивали, его мать хоронили. Целая жизнь.
— Не знаю, — честно сказала она. — Я не знаю, Андрей. Слишком больно было.
— Я понимаю. Но может попробуем? Потихоньку. Я не тороплю. Просто… Давай попробуем?
Он смотрел с такой надеждой, что Вера не выдержала. Кивнула. Один раз.
Андрей просиял, схватил её руку. Вера не отдёрнула — только вздохнула тяжело. Во что она ввязывается?
Следующие недели Андрей как будто старался загладить вину всеми возможными способами. Приходил через день — то с цветами, то с продуктами, то просто «чаю попить». Починил капающий кран, поклеил обои в прихожей, даже генеральную уборку затеял.
— Ты чего это? — удивилась Вера, застав его с ведром и шваброй.
— Да так. Видишь, какая грязь под холодильником? Сто лет не двигали.
Лена отнеслась к возвращению отца настороженно.
— Мам, ты уверена? После всего, что было?
— Не знаю, — честно призналась Вера. — Но он твой отец. И Машкин дед. Может, стоит дать шанс?
— Смотри сама. Только если что — я его не прощу второй раз.
На майские праздники решили отметить день рождения Маши. Собрались все — Лена с Игорем, сестра Веры с семьёй, даже соседка тётя Клава зашла поздравить. Андрей купил огромную куклу — в половину Машкиного роста. Внучка визжала от восторга.
— Дедушка! Ты вернулся!
— Вернулся, заинька. Больше никуда не уеду.
Вера смотрела, как он кружит Машку по комнате, и в груди теплело. Может, и правда всё наладится? Может, это была просто дурь, которая прошла?
После праздника, когда гости разошлись, они вместе мыли посуду. Как раньше — Вера моет, Андрей вытирает. Привычно, уютно.
— Спасибо, — сказал он вдруг.
— За что?
— За шанс. Я не подведу, обещаю.
Вера кивнула. На душе было спокойно — впервые за долгие месяцы. Даже телевизор включили вместе, сели на диван. Андрей обнял её за плечи — осторожно, будто спрашивая разрешения. Вера не отстранилась.
Так и заснули — перед телевизором, как старая супружеская пара. Вера проснулась первой. Андрей сопел рядом, уткнувшись носом ей в плечо. Она осторожно выскользнула из-под его руки, накрыла пледом. Пусть спит.
В ванной умылась, посмотрела на себя в зеркало. Морщины никуда не делись, но глаза вроде повеселели. Или показалось?
На кухне поставила кофе. За окном уже светало — летние ночи короткие. Скоро отпуск кончится, снова на работу. Но ничего — теперь будет легче. Не одна же.
Зазвонил телефон Андрея — забыл в куртке. Вера хотела отнести в комнату, но машинально глянула на экран. «Светик». Время — пять утра.
Сердце ухнуло вниз. Вера постояла с телефоном в руках, потом вернулась в комнату. Андрей всё так же спал, раскинувшись на диване. Мирно, безмятежно.
— Андрей, — позвала она. — Андрей, проснись.
Он заворочался, открыл глаза.
— М? Что? Который час?
— Тебе звонят. Светик какая-то.
Андрей сел резко, сон как рукой сняло. Выхватил телефон, глянул на экран. Лицо вытянулось.
— Это… это с работы. Новая медсестра. Наверное, что-то срочное.
— В пять утра?
— Ну… может, пациент…
Телефон снова зазвонил. Андрей нажал отбой, но через секунду — опять звонок. И снова. И снова.
— Ответь, — спокойно сказала Вера. — Раз такое срочное.
— Да не надо, я потом…
Вера молча развернулась и пошла на кухню. Слышала, как Андрей вышел в прихожую, как зашептал в трубку. Потом — хлопок двери.
Она допила остывший кофе. Невкусный какой-то. Или дело не в кофе?
Андрей вернулся через десять минут. Бледный, глаза бегают.
— Вер, это не то, что ты думаешь.
— Да? И что же я думаю?
— Она просто… Мы работаем вместе. У неё проблемы, она…
— Андрей, — перебила Вера. — Хватит. Просто хватит.
— Но я правда ничего такого! Клянусь тебе!
Вера встала, подошла к окну. Во дворе дворник мёл дорожки. Размеренно так, спокойно. Везёт человеку — знает, что делать.
— Уходи, — сказала она, не оборачиваясь.
— Вера…
— Уходи. И не возвращайся больше. Никогда.
Слышала, как он собирает вещи. Как хлопнула дверь. Как затихли шаги на лестнице. Села за стол, подперла голову руками. Ну что ж. Теперь точно всё. Окончательно и бесповоротно.
Дура. Старая дура. Поверила. «Изменюсь», «буду шёлковым». Как же. Леопард не меняет пятен. И человек тоже. Если раз предал — предаст и второй. И третий. Это как трещина в стекле — можно заклеить, но она всё равно есть. И рано или поздно стекло разобьётся окончательно.
Позвонила Лене.
— Мам? Ты чего так рано?
— Лен, папа больше не вернётся. Совсем. Так Маше и скажи — как-нибудь, чтобы не травмировать.
— Что случилось?
— Потом расскажу. Не по телефону.
Положила трубку. Встала, прошлась по квартире. Везде следы его присутствия — тапочки у дивана, кружка на столе, запах одеколона в ванной. Надо всё это убрать. Выкинуть. Чтобы и духу не осталось.
Начала с тапочек. Потом — кружку в мойку. Зубную щётку (когда успел принести?) — в мусор. Бритву — туда же. Методично, спокойно. Как будто стерилизовала операционную после больного.
К вечеру квартира снова стала её. Только её. Вера приняла душ, надела любимую пижаму, заварила травяной чай. Села в кресло с книгой — детектив какой-то, из серии про женщину-комиссара.
На улице начинался дождь. Капли барабанили по подоконнику. Вера подтянула плед повыше и перевернула страницу. Хорошо всё-таки дома. Тихо, спокойно. Никто не мешает. Не врёт. Не предаёт.
Одной, конечно, бывает одиноко. Но это честное одиночество. А с ним она справится. В конце концов, у неё есть работа. Есть Лена. Есть Машенька. А большего и не надо.
Телефон зазвонил — Андрей. Вера нажала «отклонить» и заблокировала номер. Всё. Точка. Никаких больше вторых шансов. Никаких «прости». Хватит.
Дождь усилился. Вера встала, закрыла окно. В стекле отразилась женщина с седыми висками и спокойными глазами. Не молодая, но и не старая. Просто — живая. Настоящая. Без масок и иллюзий.
Завтра понедельник. Снова на работу. Снова капельницы, уколы, больничные коридоры. Колосова, кстати, выписалась — дочка наконец приехала из Питера, забрала к себе. Хорошо, когда есть кому позаботиться.
А ей и заботиться особо некому. Сама о себе. Ну и что? Справлялась же как-то пятьдесят два года. И дальше справится.
Вера вернулась в кресло, но читать расхотелось. Просто сидела, слушала дождь. В голове было пусто и спокойно. Никаких «а что если», никаких «может быть». Просто тишина.
В субботу приехала Лена с Машей. Без Игоря — уехал в командировку. Настоящую, не как дедушкина.
— Мам, ты как? — Лена внимательно разглядывала её лицо.
— Нормально. А что должно быть?
— Ну… После того, что ты сказала…
— Лен, я в порядке. Правда. Даже лучше, чем была.
И это была чистая правда. Последние дни Вера чувствовала странную лёгкость. Как будто сбросила тяжёлый рюкзак после долгого похода. Плечи ноют, но идти стало легче.
Маша носилась по квартире, что-то напевая. Потом подбежала к Вере, залезла на колени.
— Баб, а дедушка больше не придёт?
Вера погладила внучку по голове. Волосы мягкие, шелковистые. Пахнут детским шампунем.
— Не придёт, солнышко.
— Совсем-совсем?
— Совсем.
Маша задумалась, потом пожала плечами.
— Ну и ладно. Мы и без него хорошо. Правда, баб?
— Правда, золотко. Очень хорошо.
Лена на кухне заварила чай, достала печенье. Сели втроём за стол. Маша рисовала, высунув язык от усердия. Лена рассказывала про работу — повысили, теперь старший менеджер. Вера слушала, кивала, радовалась за дочь. Хорошая выросла. Самостоятельная. Не то что мать — всю жизнь за мужем, как за каменной стеной. А стена оказалась из картона.
— Мам, может, съездим куда летом? — предложила Лена. — На море, например. Маше полезно, да и тебе отдохнуть надо.
— Почему нет? Съездим.
— Ура! — завопила Маша. — На море! Баба, мы будем плавать?
— Конечно, будем. И замки из песка строить.
— И мороженое есть?
— И мороженое.
Вечером, когда они уехали, Вера прибралась на кухне. Машины рисунки прикрепила магнитами к холодильнику. Кривые домики, солнце с лучами-палками, три фигурки, держащиеся за руки. Подписано корявыми буквами: «БАБА ЛЕНА МАША».
Вот и вся семья. Маленькая, но настоящая. Без вранья, без предательства, без пустых обещаний. Просто любовь — тихая, спокойная, надёжная. Как старое кресло, в котором удобно сидеть с книжкой. Как чашка чая после долгой смены. Как внучкины объятия — тёплые и безусловные.
Андрей звонил ещё несколько раз с других номеров. Вера не отвечала. Потом пришло сообщение: «Прости меня. Я люблю тебя».
Она прочитала и удалила. Любовь — это не слова. Это поступки. Каждый день, каждый час. Это — не спать ночами, когда ребёнок болеет. Вместе переживать потерю близких. Радоваться мелочам. Быть рядом — не только когда хорошо, но и когда плохо. Не искать развлечений на стороне, когда наскучил быт.
А у них что было? Привычка. Инерция. Двадцать семь лет инерции. И хорошо, что всё закончилось. Больно, обидно — да. Но правильно.
Вера легла спать рано. Завтра утренняя смена. Марина обещала после работы сводить в новое кафе — открылось недавно, хвалят. Почему нет? Посидят, поболтают. Глядишь, ещё кого познакомить захочет. Но Вера теперь не поведётся. Хватит. Научилась жить одна — и прекрасно.
Засыпая, она думала о море. Солёный ветер, крики чаек, горячий песок. Маша будет визжать от восторга, прыгая через волны. Лена намажется кремом и будет читать под зонтиком. А она просто будет сидеть у воды и смотреть вдаль. Без мыслей, без планов. Просто смотреть и дышать.
Хорошо будет. Обязательно будет хорошо.
