— Приезжай немедленно! — голос Ларисы Ивановны буквально прорезал воздух. Как нож по тарелке. Скрипучий и категоричный.
Анна, не поднимая головы, устало потёрла переносицу. У неё, между прочим, обед не состоялся, отчёт завис на середине, а теперь вот — звонок всевидящей и вездесущей свекрови.
Чего там опять? Луна не в той фазе, или пульт не работает?
— Что случилось? — спросила она, стараясь говорить спокойно, но внутри уже начинало зудеть раздражение. Знакомое. Как комар под кожей.
— Серёжа купил телевизор! Новый! — свекровь выпалила это с такой интонацией, будто он органы продал. — Старый же работал! Отлично работал! Без моего ведома! Это, дорогуша, твоё влияние! Ты его испортила!
Ну всё. Понеслась.
— Лариса Ивановна, мы обсуждали это с ним заранее, — Анна пыталась держать оборону, хоть и знала, что уговаривать Ларису Ивановну — это как учить кошку плавать.
— Обсуждали! — передразнила свекровь так, что у Анны даже мышка на столе от удивления подпрыгнула. — Деньги у вас что, карман жгут?! А со мной посоветоваться?! Я — мать! Мне виднее, что нужно моему сыну!
— Конечно, вам виднее. Особенно, когда дело касается бытовой техники и чужих кошельков, — подумала Анна, но вслух ничего не сказала.
Вместо этого она прикрыла глаза. Три года брака. Три. Года. А всё как в первый месяц. Только раньше Лариса Ивановна приносила пироги и сладко щебетала про «моя девочка», а теперь — словно дирижёрша на разборках. Палки в колёса, нос в чужие дела, и взгляд — как сканер в аэропорту.
Особенно после того дня.
Того самого дня, когда Лариса Ивановна увидела в кошельке Анны платёжку и узнала её зарплату.
— Ты понимаешь, что унижаешь моего сына?! — заявила она тогда, глядя на новые туфли Анны, как на вражескую территорию. — Женщина не должна зарабатывать больше мужа! Это против природы!
Анна тогда промолчала. Хотя очень хотелось ответить. Но зачем? У неё была работа — любимая, серьёзная, с цифрами, графиками и большой ответственностью. Сергей же — умница, преподавал в университете, обожал свою работу. И всё было бы хорошо, если бы не эта мать-ревизор с репликами в стиле «всё не так, и ты тоже».
— Я сейчас на работе, — Анна пыталась говорить ровно, почти без эмоций, как будто и не вскипала внутри каждая клеточка. — Мы обсудим это вечером.
— Вечером?! — Лариса Ивановна уже почти орала. — А кто сейчас будет наводить порядок в этой семье?! Я одна, что ли, всё тяну?!
Ты? Тянешь? Только время и нервы…
Анна без слов отключила вызов. Экран мигнул напоминанием — через пятнадцать минут встреча. Серьёзная. А тут — драма дня с элементами шпионского скандала.
Когда она вернулась домой, сразу поняла: гром грянул.
Из зала доносились знакомые голоса — один возмущённый, второй жалкий.
— Мама, я же объяснял — это мои деньги! — голос Сергея дрожал, как варёная макаронина. Вот не умел он спорить. Особенно с ней. Ну не умел.
— Твои?! — вскрикнула Лариса Ивановна, будто услышала про продажу почки. — А кто тут в доме главный спонсор?! Твоя жена! Она тебя содержит, а ты — транжира! Телевизор ему подавай! Лучше бы хлеба купил!
Интересно, когда в её мире наступает нормальное утро? Наверное, тогда, когда все живут по её сценарию. Только это — из разряда фантастики.
Анна остановилась у двери. Даже разуваться не стала. Стоит, слушает. Словно актёр за кулисами, не решается войти на сцену.
— Мы семья, — снова попытался Сергей. Жалко, блин. Ну правда. Простой, добрый, умный. Только с матерью он превращался в восьмиклассника, которого застали с сигаретой.
— Семья?! — Лариса Ивановна громко фыркнула. — Я тут вчера мимо магазина проходила… Видела кухонный гарнитур — чудо просто! А у вас тут музей советского быта! Мой сын живёт, как будто вы на картошке сиживаете!
Анна глубоко вдохнула. И вошла.
Лариса Ивановна резко замолчала. Поджала губы, как будто сейчас будет плеваться ядом. Её взгляд скользнул по Анне с головы до ног.
— А вот и наша добытчица! — почти пропела она, со сладкой злобой. — Может, расскажешь, почему твой муж должен жить как нищий, когда ты у нас денежная богиня? Или деньги только на себя любимую тратишь?
— Лариса Ивановна, — Анна присела на диван и сцепила пальцы. — Мы с Сергеем вместе решаем, на что тратить. Это наш дом. Наши деньги. Наш выбор.
— Наш, наш… — передразнила та с ехидцей. — А я тогда кто? Призрак с прошлого?! Вы меня что, за мебель держите?
Хоть бы действительно за мебель… Тогда можно было бы переставить.
— Мама, хватит, — Сергей подал голос, редкое явление. Но, как обычно, его никто не услышал.
— Не перебивай мать! — рявкнула Лариса Ивановна. — Вон у Петровых — так там невестка каждый год мебель меняет. А ты? Даже машину нормальную не можешь купить!
— У меня есть машина, — вставила Анна.
— Которую ты себе сама купила! — Лариса Ивановна возликовала, будто выиграла в лотерею. — Вот оно — время пошло вспять! Женщина покупает машину себе! А муж? Сидит, нюни жуёт! Телевизоры меняет, как перчатки!
Анна стояла в кухне, стискивая зубы. Скрипела ими, как зубной техник на экзамене. Уж сколько раз она себе говорила: «Не реагируй. Не ведись. Не поддавайся» — но всё это срабатывало до первой фразы Ларисы Ивановны. Потом — пиши пропало.
— Поэтому мне и приходится всё делать самой! — заявила Лариса Ивановна с таким видом, будто сейчас вручит себе медаль за спасение семейного бюджета.
— Ага, и гарнитур сама выбрали, и шкаф в прихожую тоже, да? — Анна скрестила руки на груди, напоминая себя в тот момент школьную завучиху, у которой вдруг исчезли тормоза.
— Я уже договорилась. Завтра привезут, — отрезала свекровь, ни на грамм не смутившись.
— Что-о?! — Анна моргнула пару раз, как будто кто-то плеснул ей в лицо холодным чаем. — Вы с ума сошли?
— Я взяла вашу карточку из шкафа. Там как раз хватило на первый взнос, — сообщила Лариса Ивановна, не отрывая взгляда от журнала с рецептом «Шесть блюд из кефира». — В рассрочку. Чего ты смотришь? Мы же семья.
В комнате воцарилась такая тишина, что, казалось, даже холодильник застыл от страха. Анна медленно повернула голову к мужу. Сергей сидел на краешке дивана и выглядел так, будто его застукали за чем-то пошлым и стыдным — вроде прослушивания шансона.
— Ты знал?! — тихо, но очень внятно спросила Анна.
— Она сказала, что просто… посмотреть хочет. Ну, прицениться, — Сергей сглотнул и потупил взгляд. Вид у него был такой, что даже кот Василий, сидевший на подоконнике, презрительно хрюкнул и отвернулся.
— Посмотреть?! Она взяла нашу карту и купила мебель!
— Я мать! — воскликнула Лариса Ивановна, как будто это было стопроцентное алиби. — Я имею право!
— Да ни черта вы не имеете! — Анна вспыхнула, как кастрюля с подсолнечным маслом. — Это мои деньги! Вы ни копейки в эту квартиру не вложили! А теперь еще и хозяйничаете, как у себя дома!
Голос дрожал, но взгляд был холодным и ясным. В голове что-то щелкнуло, и впервые за долгое время Анна почувствовала себя взрослым человеком. Хозяйкой. Не домомученицей, а хозяйкой.
— С этого момента все мои деньги будут на отдельном счёте. Понятно? И к нему никто, кроме меня, не притронется. Ни вы, ни… даже Сергей, — добавила она и тут же почувствовала, как дрогнула внутри. Но уже было поздно — слова вылетели и полетели, как почтовые голуби с зарядом динамита.
Лариса Ивановна побагровела. Не покраснела, не залилась румянцем — именно побагровела, как варёный буряк в кастрюле.
— Серёжа! Ты слышал, что она говорит? Она хочет отделить свои бабки от семейного бюджета! Это же… это же предательство!
Сергей молчал. Он всегда молчал в такие моменты. Потому что, как он сам однажды сказал: «Ты же знаешь, у мамы давление, я не хочу её расстраивать». Ну да. А то, что у Анны уже полгода мигрени от «маминых визитов» — это ничего.
На следующий день она поехала в банк и открыла счёт. Всё было как-то просто, даже буднично. Подписала бумажки, перевела деньги. Всё.
А вечером началась опера «Обиженная мать» в четырёх частях.
— Вы только посмотрите на эту дамочку! — рассказывала Лариса Ивановна своей сестре по телефону. — Я сына растила, пеленала, в люди вывела! А теперь какая-то девица из офиса командует, как будто он у неё в аренде!
И вот с тех пор каждый праздник в их доме превращался в психологическую дуэль. Без фехтовальных масок и сабель, но с пирожками и язвительными замечаниями.
— Анечка, что ж ты такая прижимистая? — вздыхала Лариса Ивановна, хрустя салатом. — На семью жалеешь?
Анна улыбалась. Научилась. Перешла на новый уровень дзен-безразличия. Её спасала работа — отчёты, сделки, таблицы. В них никто не вопил про кухонные шкафы и гарнитуры. А тут ещё проект выстрелил. Её проект. Компания была в восторге, премия пришла жирная, как утка на Рождество.
Вечером она позвонила маме:
— Мам, помнишь ту квартиру? Можешь её посмотреть? Я перевела деньги на первый взнос. Всё. Мы переезжаем.
И всё бы ничего, но у Галины Петровны, которая работала в бухгалтерии и заодно была подругой Ларисы Ивановны, рот оказался длиннее, чем у питона.
— Ларочка, слышала новость? Твоя невестка такую премию урвала! Это ж какие деньжищи! И себе, и тебе хватит!
Лариса Ивановна ввалилась в квартиру как ураган в сортир на вокзале. Без звонка, без стука, в пальто, из которого торчал пакет с мандаринами — как будто этим цитрусом она собиралась сгладить то, что намеревалась сейчас устроить.
Анна вошла с работы уставшая, в голове жужжала совещательная каша, в ногах — ощущение, что она отмахала марш-бросок. А тут…
— Как ты посмела скрывать от нас такие деньги?! — накинулась Лариса Ивановна, будто Анна украла у неё печенье из тайника за холодильником. — Мы должны были вместе решить, как их потратить!
— Решила уже, — безразлично бросила Анна, скидывая пальто и вешая сумку на крючок. Тон был спокойный, но внутри уже пылала та самая смесь ярости и усталости, от которой у хороших женщин случаются инсульты, а у не очень — разводы.
— Что значит “решила”?! — повысила голос свекровь, топнув ногой. — А семья как же? Серёжа, скажи ей, наконец!
Сергей, наш герой со стеклянным позвоночником, сидел в кресле и изучал ковер. Может, молился. А может, просто пытался исчезнуть в узоре. Впрочем, ковер желания не исполнил.
— Куда ты дела деньги?! — накинулась Лариса Ивановна, как ФСБ на провокатора.
— Это мои деньги, — спокойно отрезала Анна, поджимая губы.
— Твои?! — свекровь вскинула брови, как будто ей сообщили, что мармелад — это не овощ. — У тебя есть муж! Есть семья! Серёжа, ты будешь сидеть, как дохлый барсук, или скажешь что-то?!
Сергей вскинул глаза, полные той самой тоски, с которой мужчины выбирают между тёщей и кредитом.
— Анна, может, действительно стоило… посоветоваться… — промямлил он.
— Ты серьёзно сейчас? — в голосе Анны прорезалась такая ледяная тоска, что мороз пошёл по спине даже у табуретки.
Свекровь довольно хмыкнула и прошипела, как чайник без ручки:
— Спроси у своей жены, куда она дела премию! Пусть отдаст деньги, я знаю, как ими распорядиться!
— Внесла первый взнос за квартиру, — тихо, но отчётливо произнесла Анна.
— Что ты сделала?! — Лариса Ивановна, похоже, осознала, что её мечты о новом кресле с массажем и подсветкой медленно, но верно проваливаются в бездну.
— Ты потратила такие деньги на себя?! А как же семья?! Чем эта квартира хуже?! СЕРЁЖА!!
— Серёжа, скажи мне честно, — Анна повернулась к мужу, — я правда должна была спросить у твоей мамы разрешения на свои деньги?
Он что-то пробормотал, типа: «может, стоило…» — но уже неважно. Всё. Финиш. Гейм овер.
Анна поднялась с дивана, медленно, будто за ней наблюдает весь мир. В груди — буря. В голове — штормовое предупреждение. В душе — опустошение.
И начала собирать вещи.
— Ты куда? — голос Сергея дрогнул.
— Домой, — бросила Анна, складывая костюмы, платья, любимые туфли, на которые свекровь вечно кривила губы: «с таким каблуком только на панель». Документы, ноутбук, косметичка — всё шло в чемодан с отрешённой методичностью хирурга.
— Я поняла одну простую вещь, — сказала она, застёгивая молнию. — Мне не нужна семья, где мной пытаются управлять.
— Но мама просто хотела помочь… — начал было Сергей.
— Твоя мама хотела контролировать всё, включая мою банковскую карту и нижнее бельё. Я не её банкомат. И не нянька тебе. А жизнь у меня одна.
— Ах ты… неблагодарная!.. — влетела Лариса Ивановна, как фурия в домашних тапочках. — Ты сына моего бросаешь?! После всего, что я сделала?!
— Вы сделали, да… — Анна накинула пальто. — Вы три года мешали нам жить. Теперь мешать некому. Коммуналку и продукты — делите сами. И кстати, я больше вас не кормлю.
И хлопнула дверью.
В подъезде было прохладно, как в новой жизни. Анна достала телефон, нажала любимый номер.
— Мам, можно я к тебе? Немного… поживу.
Следующие недели пролетели, как в кино на перемотке. Ремонт, рабочие, крики «Где розетки?!», подбор мебели — всё в одиночку. Впервые в жизни — свободно, без одобрения тёщи. То есть свекрови. Пусть оговорка, но верная.
Вещи из старой квартиры Анна забрала тихо, как ниндзя в будний день. Сергей не появлялся. Лариса Ивановна, видимо, дежурила в подъезде с табуреткой, но не доглядела.
Через месяц — звонок.
— Может, поговорим?.. — голос Сергея был тосклив, как прогноз погоды на ноябрь. — Мама… она готова извиниться…
— Сереж, поздно. Я уже научилась жить без вашего хорового совета. И мне нравится.
Документы на развод пришли аккурат в пятницу, как приглашение на вечеринку, только вместо шампанского — ощущение свободы.
Подписала не глядя. Улыбнулась.
Квартиру переоформила на себя. Потихоньку обживала. Без чужих советов. Сама выбирала стол, кровать, даже диван — и плевать, что не ортопедический.
Иногда через общих знакомых доходили вести о Сергее. Что так и остался под маминым крылом. Что Лариса Ивановна всем жалуется, как им повезло избавиться от «жадной девицы».
Но Анне было всё равно.
На столе звякнул телефон. Новый проект требовал внимания.
Анна посмотрела на экран, улыбнулась и повернулась к жизни лицом. К жизни, в которой она — главная.
На этом можно уже поставить жирную точку и написать КОНЕЦ. Но есть желание еще немного написать…
***
Анна снова проспала.
Часы показывали девять ноль пять, будильник, как всегда, предательски молчал. Хотя нет, он, зараза, звенел, но она вцепилась в подушку и решила, что мир подождёт. Мир подождал. Но кофе — нет.
На кухне пахло вчерашним ремонтом и чем-то, что отдалённо напоминало строительную пыль, хотя пылесосила она добросовестно. В носу чесалось. Настроение было «пристрелите меня, желательно тихо».
Она зевнула, заваривая кофе, и не заметила, как телефон ожил на подоконнике.
— «Доброе утро. Я — тот парень из кофейни, которому вы не дали сахар. Готов рискнуть без него ещё раз. Повторим?»
Анна улыбнулась. Тот самый парень. Высокий, с упрямым взглядом, немного взлохмаченный, как будто всегда выходил из дождя. Павел. Смешной и упрямый, как кот, который решил, что ты его хозяйка.
Они познакомились случайно — банальная история: упавший стакан, общая нервотрёпка, и взгляд, от которого щёлкает в животе. Сначала был кофе. Потом прогулка. Потом вечер, который как бы случайно затянулся.
А потом… Потом она вдруг перестала возвращаться домой в одиночестве.
— «Ты всегда такая колючая или только с мужчинами?» — спрашивал он, лениво растягиваясь на её диване и утыкаясь носом в её шею.
— «Я вообще с людьми не очень. Особенно с теми, кто лезет без спроса. Но ты — можно.» — ответила она, и это прозвучало опасно мягко.
У него были руки. Такие… взрослые, уверенные. И губы. Он не торопился. В отличие от Сергея, который всегда действовал по алгоритму «целую — раздеваю — сплю». Павел умел ждать, и в этом ожидании было что-то совершенно неприличное.
Первая ночь была не про технику. Она была про звук дыхания, про пальцы, которые медленно, почти церемониально, расстёгивают пуговицу на её рубашке. Про жар. Про поцелуи, от которых голова кружилась, как от вина. Про то, как он сказал:
— «Ты не должна никому. Даже мне. Просто будь. Здесь. Сейчас.»
И всё встало на место.
Он не спрашивал, почему она живёт одна. Не лез с советами. Не предлагал «позвонить бывшему и всё уладить». Он просто приносил ей круассаны по утрам и ставил зубную щётку рядом со своей. Молча. Как будто они уже вместе лет сто, а она просто забыла.
Интим у них был… взрослый. Без дурацкой игры в идеальное тело или свет выключи. Он видел её. И хотел. А она позволила себе быть — желанной. Это было лучше всяких «люблю» и прочих карамельных признаний.
Однажды он сказал:
— «Я знаю, что тебе больно. И что ты не хочешь снова вляпаться в чужую жизнь. Но я — не твоя проблема. Я — твой партнёр. Или уйду. Если не хочешь. Но, Анна… я хочу строить с тобой. Не рулить тобой. А быть рядом.»
И она вдруг поняла, что это не временно. Не замена. Не «на зло бывшему».
Это — начало.
Через полгода в её спальне уже стоял его рюкзак. А на кухне — его чашка, на которой красовалась фраза: «Не трогай — моя!» — и подписано — Анна.
Она научилась говорить «я тебя люблю» не через зубы, а вслух. Он научился не открывать её банковские счета. И не лезть в её шкаф.
Они жили. Они были. Они дышали рядом.
И это было самое честное, что случалось с ней за много лет.
Вот теперь точно Конец. (Всё. Финиш. Гейм овер.)
